Баюн важно поправил усы и ответил:

— Разрешаю. Только пусть у меня будет отдельный угол с подушкой и печёными пирожками. И чтоб зайцы туда не лезли, а то я вам устрою «пасхальный апокалипсис».

Толпа смеялась, но в смехе этом не было легкомыслия — наоборот, за ним чувствовалось принятие. Эта земля становилась родиной. И родиной — не по крови, а по духу.

---

Поздно вечером, когда костры догорали, и дети заснули на подстилках под звёздами, Раиса сидела одна на ступенях будущего храма. Её руки пахли тестом и полынью. На коленях спал жар-птенец, тихо посвистывая клювом. К ней подошёл Феникс.

— Ты назвала это место храмом. Но ты же знаешь — это не просто место.

Раиса посмотрела на него спокойно:

— Да. Это — начало рода. Это — обет жизни. И если боги видят… пусть знают: мы выбрали путь.

Феникс молча сел рядом. Его крыло коснулось её плеча. Ни слов, ни магии — только тепло, и полная, устойчивая тишина.

---

А за пределами лагеря, на невидимом холме, стояли Сварог и Лада. Лада, прижимая ладони к груди, тихо сказала:

— Она идёт дорогой, о которой я молилась. Я знала, что такая женщина явится… в своё время.

Сварог молча кивнул, его глаза сверкнули золотом.

— Пусть строит. Мы будем рядом. Она — жрица нового времени. А храм её будет расти не вверх, а в сердца.

Глава 63 — «Камень, дерево, каша. Во славу богов»

Ветер шёл с востока, сухой, золотой, пахнущий полынью. Раиса стояла на краю поляны, вытесанной самой природой. Её окружал круг холмов, и в центре — ровное, плоское место, поросшее низкой травой и зарослями зверобоя.

— Здесь будет, — сказала она вслух, себе и миру. — Не пышно. Не показно. Просто — чисто. И с верой.

---

За несколько дней поле очистили от камней, но часть из них Раиса оставила. Из них вырос круг — нечто вроде древнего капища, как будто само место вспомнило, что когда-то здесь тоже молились.

Один из гномов, Мурдуг, оказался мастером камнерезов, и к нему присоединились подростки. Под руководством Раисы они начали вытачивать образы богов: Ладу — с хлебом и ребёнком, Сварога — с молотом, Перуна — с соколом и молнией, Велеса — с кудлатой бородой и зверями, Макошь — с веретеном и ладонями, переплетёнными нитями судьбы.

Дерево, камень и немного глины. Всё, что нужно.

— Без золота, без стекла. Только то, что сама земля нам дала, — говорила Раиса.

---

Пока мужчины трудились на полянке, женщины обустраивали быт. У одной из изб появилась прачечная с горячей водой, которую топили магией огня и трав. У старика-гнома родился внук, и теперь вся улица носила ему компоты, пелёнки и советы. Оборотни наладили ночную охрану — никто не приближался к границам.

— А нам и не надо новых, — хмыкала одна из женщин. — Нам бы этих до ума довести, да пирогов испечь.

Раиса была с ней согласна. Посёлок, раскинувшийся среди лугов и рощ, становился настоящим домом. Не лагерем, не стоянкой — домом с памятью и делом.

---

Когда идолы были почти готовы, Раиса устроила не праздник, а ужин. Накрыли один длинный стол на всю улицу, принесли кашу с грибами, тушёную репу, яблоки, мёд и простую хлебную лепёшку, в которую каждая хозяйка вложила кусочек души.

— Не пировать — а поминать, благодарить, возвышать, — сказала Раиса. — Боги не про злато. Боги — про дело, семью и справедливость.

Кто-то поставил у стола старую лиру. Заиграли — не громко, как фон. А Баюн тем временем снова поругался с зайцами, которые, привлечённые запахом пирога, пытались запрыгнуть на лавку.

— Молиться будем — но пирог мой! — кричал он. — На печи вырос, за богов стою, но с морковью не шутите!

---

После еды люди шли на поляну. Каменные образы уже стояли в центре. Раиса — в простом платье, с венком из дубовых листьев — подошла к первому из них: к Сварогу. Она коснулась камня рукой.

— Ты дал силу — мы создали. Мы строим. Мы держим.

Потом — к Ладе:

— Ты дала сердце — и мы любим. Мы заботимся.

И так — ко всем. Без пафоса. Без магии. Только живое слово, дыхание и тёплый вечер.

А потом Раиса сказала:

— Это место — не про обряды. А про напоминание. Что в каждый день, в каждой каше, в каждом гвозде — есть смысл. Есть Бог.

---

Поздно ночью, когда все уже разошлись, а ветер качал листья над святилищем, к Раисе во сне пришла Лада. Мягкая, светлая, как утро. Она улыбалась и говорила:

— Ты всё поняла. Ты — не жрица по наряду. Ты — хранитель рода. Я и Сварог — рядом. Ты ведёшь правильно.

Раиса спросила:

— Что дальше?

Лада кивнула в сторону поляны.

— Дальше — корни. Семя ты посадила. Пусть растёт. Пусть цветёт. Мы — с тобой. И домовые, и Баюн, даже с его пирогами, и зайцы, и даже этот… бородатый котяра твой. Мы здесь. Мы в твоих руках.

---

А утром на идоле Лады лежала свежая корзинка с малиной и веточкой липы. Никто не признался, кто положил. Но все знали — это был ответ.

Глава 64. Где дом, там и сердце

Утро в посёлке началось не с криков петухов, а с ароматов: жареного хлеба, копчёной рыбы и крепкого целебного чая, настоянного на местных травах. Сама Раиса проснулась рано — она теперь могла спать всего несколько часов, но просыпалась бодрой, как будто магия земли вливала силу в её кости.

На кухне в таверне уже звенела утварь. Юная Сарка, одна из первых учениц Раисы, ловко орудовала половником, отмеряя пропорции, как её учила наставница. Её младший брат, Пел, пытался подрумянить картошку фри, пока старший над ним не смеялся, что "ты её не жаришь, ты её разводишь!"

Раиса зашла в таверну, и её сразу окружили запахи, смех и уют. К ней тут же подскочил кот Баюн с возмущённой моськой:

— Ты видала, хозяйка?! Жар-птица опять сбежала из вольера, унесла мою подушку, разорвала, как варварка, и теперь гнездо строит! Не иначе как дворец себе строит — царевна, бестия пернатая!

— Это не вольер, Баюн, это её уголок, — усмехнулась Раиса. — Пусть себе строит. Ты ж сам говорил, что к добру эта птица…

— Я говорил?! Это я в момент слабости сказал! А теперь она на хвосте детей возит! — возмутился кот, указывая лапой в сторону детской площадки.

Там, в самом деле, жар-птица неслась с визгом по двору, а на её спине восседал пятилетний карапуз, смеющийся как вихрь. За ними вприпрыжку бежала нянька, крепкая женщина с косой до пояса, вопя:

— Стой! Убью! А потом покормлю!

Раиса рассмеялась — это был их дом, в каждой суматохе здесь чувствовалось счастье.

---

Таверна, как сердце посёлка, работала без перерывов. Блюда, придуманные Раисой, стали настоящим хитом — не только картошка фри и борщ с хрустящими пампушками, но и сладкие "медовые медальоны", и запечённая в травах рыба, и даже "летающие блинчики", которые магически переворачивались в воздухе на глазах у детей.

Старшие женщины учились у Раисы магии земной кулинарии — особой практики, где продукты напитывались силой и исцеляли, не хуже зелий. А девушки постарше обучали подростков и даже малышей: как подавать еду, как варить правильно крупы, как запомнить, что нельзя путать соль с сахаром (особенно когда речь идёт о компоте).

Молодой лекарь Марин теперь возглавлял больничный дом, он скромно называл его «здравницей». Помещения были обустроены по земным образцам: отдельные палаты, стерилизация трав, даже аналог антибиотиков, сваренный по рецептам Раисы. Вместо пенициллина он назывался «Гниломет» — за способность убивать любую гниль. Люди сначала боялись, потом благодарили, особенно после спасённого малыша.

— Раисочка, — однажды шёпотом сказал ей Марин, — да ты ведь не только ведьма славная, ты ж чуть ли не пророк… Я никогда не видел, чтоб раны так заживали.

— Я не пророк, я баба, что картошку жарить умеет, — усмехнулась та, — да и знала я одну тётку, которая всё пенициллином лечила. Так что я — её ученица.