---

В эту же ночь Раиса спала сладко, свернувшись с жар-птенцом, который уже вымахал до размера хорошего чайника. Птичка урчала, как котёнок, прижавшись к щеке хозяйки.

И вот — запах мёда, яблоневого цвета, голос ветра в листве.

— Раиса, проснись… но не совсем.

Раиса оказалась на полянке в белом сарафане, а перед ней — Лада. В венке, с косой до пояса и с тем светом в глазах, что бывает у женщин, родивших не только детей, но и идеи, песни и целые миры.

— Привет, моя девочка, — сказала она, обнимая Раису. — Сварог доволен. Он благословил твой путь. И велел передать: теперь ты можешь основать храм. Не стены, а дух. Там, где кормят, лечат, поют и любят — там и будет алтарь. И мы будем рядом.

Раиса ахнула:

— Прямо… храм? Я же просто жарю картошку!

— Ты творишь. Через пищу, заботу, песни — ты оживляешь души. Твой путь — это путь Домостроя Света. И храм ты уже строишь. А теперь ты можешь это осознанно: пригласить других, вдохновить, объединить. Пусть каждый, кто служит добру и дому, станет частью храма.

— А ты… часто смотришь за мной?

Лада мягко улыбнулась:

— Я — твоя сестра по сердцу. А ещё… я жду. Его. Одного бога. Он ушёл — не по злу, а по долгу. Я знаю, он вернётся. Иногда любовь — это тоже храм. И я, как и ты, держу огонь в доме.

Раиса проснулась на рассвете, вся в жаре и тихом трепете. На столе уже стояло блюдо, которое она не готовила — хлеб с орехами, мёдом и узором солнца.

Баюн зевнул:

— Ну всё, боги к тебе в гости ходят, а мне даже чаю не нальют…

Раиса улыбнулась:

— Не переживай, Баюн. Теперь у нас есть работа: мы строим храм. А это, знаешь ли, начинается с того, что нужно напечь пирогов для полсотни гостей.

Баюн уронил усы в миску и закатил глаза:

— Вот и пошли трудовые святые...

Глава 61. — Храм из дел, а не камня

— Ты уверена, что это был сон? — тихо спросил Рыжий, вытирая руки от муки и пересыпая их в полотенце.

— Нет, — так же тихо ответила Раиса. — Это было… как откровение. Как будто душа на несколько мгновений перестала быть ограниченной телом и пошла на встречу. Она сказала, что мы уже строим храм. И Сварог велел продолжать.

Мужчины переглянулись. Сероглазый военный с фиолетовыми глазами нахмурился, но не возразил. Шатен, наблюдательный и всегда молчаливый, только кивнул.

— Слушай, — осторожно начал Рыжий. — Мы ведь не против. Но храм — это ведь не стены, как она сказала. Что ты видишь под этим?

Раиса улыбнулась. Не той улыбкой, что из вежливости, а той, в которой светится понимание:

— Это место, где человек может прийти, устав, испуганный, один… и выйти сытым, вымытым, согретым, выслушанным. Храм — это не только молитвы. Это порядок, еда, песня, помощь, тепло и честный труд. То, что объединяет живых. Даже без магии.

Баюн, развалившийся на полке, разлепил один глаз:

— Мяу. Значит, мне выпало быть архижрецом... по щам?

— Ты — наш духовный наставник по капусте, — подмигнула Раиса. — А если серьёзно… я хочу создать школы, мастерские, кухни, травницы, комнаты сна и уединения. Пусть сюда приходят не за чудом, а за заботой. И чудо произойдёт само.

Феникс, сидевший рядом, расправил крылья. Его голос звучал спокойно:

— Это разумно. У многих народов есть храмы магии. У тебя — храм жизни. И это — сильнее.

— Мне нужна ваша помощь, — обратилась Раиса ко всем. — Я хочу выбрать место, где будет стоять дом-центр. Сад вокруг. Колодец. Кухня. Бани. Укрытие от бурь. И да — мы начнём выбирать жрецов… бытовиков.

— Это что ещё за зверь? — усмехнулся Рыжий.

Раиса села, прижав к себе уже заметно подросшего жар-птенца.

— Это не зверь, это — звание. В моём храме жрец не качает магию кулаком, а месит тесто. Не призывает молнии, а делает лекарства из шалфея и чистит баню. Это мастера труда, доброты, заботы. Каждый с даром: кто-то поет, кто-то травит байки, кто-то лечит добрым словом. И каждый — при деле.

— Тогда я хочу быть... дежурным по рыбе, — сказал шатен. — Уху умею варить, пусть это будет моё служение.

— А я — по квасу, — подхватил Рыжий. — Кто ещё даст вкус спасённой жизни лучше, чем глоток холодного кваса в жаркий день?

Феникс склонил голову:

— Я принесу гнездо из небесной пепельной лозы. Пусть оно будет в центре сада — символ возрождения и тепла. А ещё… хочу участвовать в первом полёте над храмом. Это будет благословение с воздуха.

Раиса почувствовала, как в груди у неё тёпло, крепко. Всё вокруг — словно встало на место.

---

Уже через несколько дней началось. Слух о храме добрых дел пошёл по землям, как сказка, рассказанная у костра. Те, кто умели что-то — шить, варить, лечить, петь, воспитывать, строить — начали приходить. Некоторым снились сны. Другие просто чувствовали, что сюда надо идти.

Первыми “жрецами-бытовиками” стали:

Травница Синия — с глазами как дым и руками, пахнущими полынью.

Кулинар Крас — весёлый великан, знающий 142 способа приготовить кашу.

Певчая Ларина — та самая, что пела, когда готовила. Её голос заглушал боль, а песни — исцеляли лучше отваров.

Гончар Рулан — строгий, немногословный, вылепливающий чаши, в которых вода долго остаётся прохладной.

А Раиса… стояла посреди стройки, держала в руках схему нового крыла, и чувствовала: именно так и начинается чудо.

А Баюн важно вышел на середину двора и мяукнул:

— Объявляю себя Главным по Вдохновению. Подайте пирожок, пожалуйста.

Глава 62 — «Не храм моде, а храм Богу»

— Говорю сразу и чётко, — сказала Раиса, вбивая очередной колышек под будущую стену кухни, — в моей земле не будет кулинарной моды ради денег. Не торговый союз, а святое место. Не кухня для избранных, а храм для всех.

Шатен только кивнул. Рыжий заухмылялся:

— Так и вижу: вместо меню — молитвы. Вместо цен — благословение. А по пятницам квас от архижреца Баюна.

— Ха! — донеслось с крыши сарая. — Если Баюн архижрец, то вы все тут благовонные булки с укропом! Мяу!

Баюн гордо восседал среди связок сушёных трав, лениво наблюдая за двумя зайцами, которые, как выяснилось, проникли в посёлок и теперь пытались притащить морковку прямо из запасов.

— Да это же святотатство! — закричал кот. — Вы уносите жертву богам! Это освящённая морковь! Назад, нечестивцы в шубках!

Зайцы, не оценив пафоса, резво рванули дальше, Баюн — за ними. Раиса только покачала головой, но не сдержала улыбку. За этой всей смешной беготнёй стояло нечто большее. Живое, настоящее, своё.

---

К вечеру, когда первый огонь был разведен в очаге будущего храма, Раиса поднялась на помост, украшенный дубовыми ветвями и кусочками гладкого кварца, который приносили дети.

— Сегодня я объявляю это место не лавкой, не магической школой, не модной гильдией, — сказала она. — Это храм. Храм богов. Храм жизни. Храм труда. Храм заботы.

Толпа замерла. Где-то вдалеке Баюн опять шипел на зайцев, но даже он замолчал, уловив силу момента.

— Здесь не будет титулов по цене супа, — продолжала Раиса. — Кто варит щи от сердца — тот уже жрец. Кто вяжет тёплую кофту старику — тот уже несёт свет. Здесь восхваляют не ложку, а тех, кто делит последнюю корку хлеба.

— Аминь по-нашему! — выкрикнул кто-то из гномов, поднимая кружку.

— Аминь, — согласился Баюн, — и мяу заодно.

Смех пронёсся по стройке. Первый раз так громко и легко.

Раиса достала из кармана малый жезл, обвитый тростником и берестой. Это был символ жрицы-хозяйки, сделанный Ладой во сне, где береста была — как слово, а тростник — как прощение.

— Я посвящаю этот храм — богам, что были до нас, с нами и после нас. Ладе — за жизнь. Сварогу — за дело. Перуну — за защиту. Велесу — за хитрость и песню. Макоши — за судьбу. Домовому — за тепло. И, если он не против, Баюну — за порядок. Такой… как получится.