Я усмехнулся, стараясь не выдать своей растерянности.
— Просто... нужно было сделать паузу. Всё — слишком быстро.
— Марк, ты что, с ума сошел? Ты понимаешь, в какой ты позиции находишься? Мы тебя ищем, а ты просто… исчезаешь. Что это за подход? — Лукас вздохнул. — Ты знаешь, как это влияет на всех нас?
— Я знаю. — мой голос стал чуть твёрже. — Но мне нужно было немного времени. Чтобы вспомнить, что я тоже человек.
— Ты человек, да. — Лукас немного замялся. — Ну хорошо, что ты с нами, но будь умнее в следующий раз. Придумаем версию, что ты был занят… чем угодно.
— Да, я скоро вернусь. Спасибо, что переживаешь.
Я на мгновение затих, а затем продолжил.
— Послушай, Лукас , тебе нужно кое-что знать… Это… нечто важное. Я встретил кого-то.
Лукас не сразу отреагировал, но голос его стал настороженным.
— Кого? Ты ведь не отстал от работы, надеюсь? Ты знаешь, что в нашем деле нельзя отвлекаться.
Я улыбнулся, чувствуя странное облегчение, что может поговорить с другом.
— Нет, я не о том, о чём ты подумал. Просто... встретил девушку. Мы провели ночь вместе.
— Ага... — Лукас был насторожён, но продолжил в более спокойном тоне: — Девушка? Ты не сказал, кто она, а как её зовут?
Я вздохнул.
— Нет, не сказал. Я даже не знаю её имени. Она просто... была рядом. Иногда лучше оставить всё в секрете, чем задаваться вопросами. Это всё, что я могу сказать.
— Чёрт, ты даешь. — Лукас хмыкнул. — Но ты прав. Хорошо, что ты жив. Давай, береги себя. Всё остальное потом.
Я закончил разговор, но в его голове не угасал этот образ.
Через несколько часов я открыл дверь особняка, и почти сразу воздух сгустился. Здесь было тихо. Подозрительно тихо. Ни звука, ни шагов, ни голосов. Только холод. Холод стен и взглядов.
Я сделал несколько шагов по мраморному полу, когда услышал:
— Он здесь. — Голос Андреа, сухой, как выстрел.
А потом шаги. Глухие, уверенные. Отец.
Он вошёл в холл, как буря.
— Ты, — прошипел он. — Пропал на сутки. Ни звонка. Ни сигнала. Ни слуху, ни духу. Ты хоть представляешь, что ты натворил?
— Мне нужно было... — начал я, но он ударил.
Сильно. Резко. Тыльной стороной ладони по скуле. Голову откинуло в сторону, и я почувствовал вкус крови во рту.
— Ты думаешь, ты кто? Мальчик, играющий в свободу? — Он снова ударил. На этот раз — кулаком в живот. Я согнулся пополам, но не упал. Только крепче сжал зубы. Я знал: если упаду, он ударит снова. Сильнее. А если выстою — просто будет молчать. И его молчание будет хуже любых ударов.
— Ты не имеешь права на слабость! — заорал он, нависая надо мной. — Ты не человек. Ты — Романо! Ты — мой сын! И ты исчезаешь ради какого-то... воздуха?!
Он схватил меня за воротник и прижал к стене.
— Думаешь, если я дал тебе имя, дал силу, то ты можешь плевать на то, как работает этот мир? Думаешь, ты особенный? Ты пешка, пока я не решу иначе. И ты запомнишь это.
Я не сопротивлялся. Я ничего не сказал. Я смотрел ему в глаза.
И видел там не отца. Капо. Холодного, безжалостного. Человека, который научил меня выживать. Но не жить.
Он оттолкнул меня, как грязь с ботинка.
— Три дня ты не выйдешь из дома. Ни с кем не говоришь, не звонишь. Ни тренировки, ни собраний. Только тишина и размышления. Будешь сидеть в тени.
Твоя слабость должна умереть, прежде чем ты вернёшься в дело.
— После этих трёх дней ты будешь втянут в мои дела по-настоящему. Без отговорок. Без пауз.
Будешь не просто моим сыном.
Будешь моей третьей рукой.
Он наклонился ближе, почти шепча:
— В мафии не прощают вольностей. Мы — не семья с открытки. Мы — клан. Мы — власть. Ты принадлежишь мне, Марко.
Я кивнул. Еле заметно.
Он ушёл, оставив меня на полу, с пульсирующей болью под ребром и разбитой губой. Но внутри всё пылало. Не от стыда. От ярости.
Я медленно поднялся, пошатываясь, и направился в сторону лестницы. На полпути наверх из тени вышла мама. Джулия.
— Ты вернулся, — сказала она спокойно, но в её голосе ощущалось напряжение. — Где ты был?
Я не ответил сразу. Только посмотрел на неё. Она была в идеально сидящем домашнем платье, с причёской, будто её никогда не касалась ночь. Безупречная, как всегда. Как будто ничего не произошло. Но руки у неё дрожали. Совсем немного — едва заметно, если не знать, куда смотреть.
— Пропасть на сутки — было глупо, — продолжила она. — Ты ведь знаешь, каким он становится, когда его игнорируют.
— Я не специально, — пробормотал я, чувствуя, как снова ноет под рёбрами.
Она подошла ближе, взглянула на рассечённую губу, на синяк под глазом, и на секунду её лицо дрогнуло. Но ни одной эмоции больше.
— Он не должен был тебя бить, — тихо сказала она. — Но ты же знаешь, ты — будущий Капо. А Капо не исчезает без следа. Капо не может позволить себе эмоции.
Я почти усмехнулся:
— А человек может?
Она молчала. Несколько секунд смотрела на меня так, будто хотела сказать что-то важное. Но не сказала.
— Я испугалась, — призналась она всё же. — Но страх — не повод для слабости. Это ты сам знаешь.
— Я просто хотел дышать, мама.
— Ты Романо. — Она выпрямилась. — Тебе незачем дышать. Тебе нужно править.
Я стиснул зубы.
— Может, я не хочу.
— Это неважно, Марко, — ответила она спокойно. — Хотеть — могут другие. Ты — не другие.
Спустя пару дней, когда я смог ходить без того, чтобы сжиматься от боли, я выскользнул через заднюю дверь и нашёл Лукас . Он ждал меня возле старого склада у доков.
— Ты чертовски плохо выглядишь, брат, — сказал он, оглядев меня. — Отец?
Я кивнул.
— Он хотел, чтобы я помнил, кто я.
— А ты? — Лукас подал мне сигарету. — Помнишь?
Я закурил, молча глядя на мутную воду за бетонной набережной.
— Я помню одно: я не могу её забыть. Мне нужно найти её. Кто бы она ни была.
— Это из-за неё ты пропал?
Я кивнул.
— Она смотрела на меня не как на Романо. Не как на наследника. Просто как на человека. И я... я хочу узнать, кто она.
Лукас выдохнул дым и посмотрел на меня пристально.
— Хорошо. Мы найдём её. С чего начнём?
Глава 8. Семь лет одиночества
Марко - 7 лет спустя
Семь лет.
Семь чёртовых лет.
А я всё ещё помню, как пахли её волосы, когда она уснула у меня на груди. Как дрожали её пальцы в моей ладони. Как исчезла на рассвете, оставив пустоту, с которой я научился жить. Или, скорее, научился с ней сражаться каждый день.
Мне двадцать пять.
Два года назад моего отца застрелили прямо у нас на территории. Предатель изнутри. Я разобрался с ним лично. Тогда я впервые понял, что пути назад нет. Я стал капо. Не по праву крови — по праву силы. Мама была странно тиха в те дни. Она не плакала, не кричала. Просто сидела в кресле у окна и смотрела, как в саду расцветают ромашки. Мне казалось, она сходит с ума от молчания.
И тогда, однажды вечером, когда я зашёл к ней, она сказала:
— Я думала, у нас есть ещё время, Марко. — Её голос был мягким, но в нём слышалась усталость. — Хоть немного. Я знала, что однажды ты станешь Капо. Но не думала, что так скоро.
Она сделала паузу, не глядя на меня, потом добавила:
— Ты был ещё мальчиком, когда он начал лепить из тебя наследника. Я злилась на него за это. Но ничего не сказала.
Она перевела взгляд на окно.
— Пока он был жив, я не могла сказать таких слов. Не имела права. Потому что твой отец считал слабостью даже любовь матери к сыну. Всё должно было быть строго, по правилам, по долгу. Я молчала. Смотрела, как ты растёшь. Как становишься холоднее, сильнее. Как он ломает в тебе всё тёплое.
Она повернулась ко мне и впервые за много лет её глаза были по-настоящему живыми.
— Но теперь… теперь ты свободен. Впервые. И я хочу, чтобы ты знал: я горжусь тобой. Просто… мне жаль, что у тебя не было выбора.
Я не знал, что ответить. Только кивнул. А она вдруг подошла ко мне и положила руку мне на щеку — редкий, почти забытый жест.