Они вдвоём как стальной каркас под всем, что я строю.

Папа же… ушёл из дел совсем.

Теперь он живёт. По-настоящему.

С мамой.

Недавно они вернулись из круиза — загорелые, смеющиеся, с чемоданом дурацких магнитов и фотографий, где мама в шляпе и без грамма макияжа.

Она изменилась.

Кардинально.

Теперь в ней больше мягкости, больше пауз между словами.

Меньше желания сравнивать и требовать.

Больше — слушать.

Иногда я думаю: может, во всём этом аду она тоже родилась заново?

Иногда мне снятся глаза Карины.

Такими, какими они были до всего этого. Когда мы ещё вместе играли в куклы, когда она плела мне косички, хоть и делала вид, что ненавидит это.

Сейчас Карина — в закрытом лечебном учреждении.

Она под наблюдением.

Иногда мне звонит её врач. Говорит, что бывают всплески. Иногда — просветление.

Но чаще — мрак.

Она живёт где-то между реальностью и спектаклем, который сама себе поставила.

Я не злюсь.

Я не прощаю — но и не ненавижу.

Карина осталась на том мосту, сожжённом её руками. И только она сама может построить новый. Если захочет. Если сможет.

Андреа…

Он сидит. В камере строгого режима.

О нём пишут статьи. Его показывают по телевидению.

Но я не читаю.

Я не смотрю.

Для меня он — всего лишь человек, который выбрал разрушение.

И проиграл.

И больше… я не хочу, чтобы его имя звучало в моём доме.

Свет мигает — это сигнал.

Я выдыхаю, кладу руку на живот

— Тише, малыш. Мы сейчас начнём.

И улыбаюсь.

Музыка изменилась.

Первый аккорд — глухой, как удар сердца.

Потом — ритм.

Басовая линия, которая шла сквозь кости, будто напоминание: «Это — твой момент».

Я выглянула из-за кулис.

Свет ослеплял.

Лица в зале были размыты — как всегда бывает, когда ты на сцене.

Но я знала, кто там.

Мама и папа — держались за руки. Папа с гордостью, мама с нервной улыбкой.

Марко — в первом ряду. В тёмном костюме, с суровым лицом. Но когда поймал мой взгляд — кивнул. Медленно. Уверенно. Как будто говорил: «Дыши».

И я вдохнула.

Первой вышла Амелия — в лёгком плаще цвета дождя.

Ткань колыхалась, как туман.

Затем — вторая модель. Чёрное платье с разрезом, будто тень от пламени.

Потом — третья.

И ещё.

Каждый выход — как вдох и выдох.

Это была не просто коллекция.

Это была исповедь.

История.

В каждом силуэте — что-то из меня.

В каждом шве — моя боль.

В каждом шаге моделей — моя решимость не сдаться, не исчезнуть, не раствориться в чьих-то сценариях.

После показа была вечеринка.

Не шумная — стильная. Интимная. Только свои.

Люди, которые были рядом в самые тёмные дни. Которые остались, когда рушилось всё. Которые верили в меня, даже когда я сама не верила.

Музыка лилась фоном. Свет — мягкий, золотой.

Джулия смеялась с папой, Мама рассказывала кому-то про круиз, Риз уже третий раз пытался флиртовать с моделью.

А Марко стоял у окна.

С бокалом в руке. Взгляд — в огни города.

Он всегда немного сторонится шума. Но всегда — видит меня первой.

И я не могла больше ждать.

Я подошла к центру зала, хлопнула в ладони и подняла голос:

— Минутку! Минуточку внимания. У меня есть сюрприз. Для Марко.

И… думаю, для всех.

Все обернулись. Марко — тоже. Он смотрел прямо на меня. С интересом. С лёгкой настороженностью.

Я улыбнулась.

Сердце стучало как на показе. Даже громче.

— Год назад, — начала я, — я думала, что потеряла всё.

Семью. Себя. Его.

Но оказалось — иногда, чтобы построить по-настоящему, надо сначала разрушить всё до основания.

Я сделала шаг к Марко. Он выпрямился, как будто заранее почувствовал.

— И вот… сейчас… когда всё по-настоящему,

когда в зале все, кого я люблю,

когда в этом мире наконец-то есть свет,

я хочу сказать тебе, Марко…

Он смотрел в глаза. Уже знал. Уже догадывался. Я видела это в его дыхании.

— Мы ждём ребёнка.

Твоего ребёнка.

Тишина сначала была почти священной.

А потом — всплеск. Возгласы. Смех.

Джулия ахнула, мама заплакала, Риз выронил бокал и закричал:

— АААА! Я БУДУ ТИПА ДЯДЯ?

Марко подошёл.

Обнял.

Положил руку на мой живот, ещё почти невидимый.

— Ты уверена? — прошептал.

Я кивнула.

— Чёрт, Лия… — он рассмеялся и поцеловал меня в лоб. —

Ты подарила мне больше, чем жизнь.

Я прижалась к нему крепче, чувствуя, как он зарывается носом в мои волосы. Всё было так громко вокруг — но в этот момент весь шум будто растворился. Остались только мы.

— Скажи ещё раз, — прошептал он у моего уха. — Я хочу услышать это снова.

Я улыбнулась и коснулась ладонью его щеки.

— Мы ждём ребёнка, Марко. Ты станешь отцом.

Он зажмурился, будто не верил в это счастье, будто боялся его спугнуть.

— А ты? — шепнул. — Ты не боишься?

— Боюсь, — честно ответила я. — Но только в те моменты, когда ты не рядом.

Когда ты рядом — ничего не страшно.

Он взял мою ладонь, поцеловал запястье, долго смотрел.

— Значит, теперь ты — моя семья. Моя жизнь. И наше продолжение.

— У нас будет семья, Марко. Своя. Настоящая. Без тайн. Без страха.

Он кивнул.

— И если это будет девочка, я стану самым безнадёжно влюблённым отцом в мире.

Я рассмеялась сквозь слёзы. Он коснулся лба к моему.

— А если мальчик… — продолжил он. — Он вырастет, зная, что его мама — сильнее любой войны. И что он родился от любви. От самой настоящей любви.

И в этот момент… я знала точно.

Это и есть конец.

И самое настоящее начало.