И тогда…

Марко

Я стоял за односторонним стеклом. Ни малейшего звука. Только картина. Только лица. Только язык тела.

Карина. Сидит, будто не в наручниках, а на троне. В глазах — безумие, но управляемое.

напротив — Лия. Спокойная. Собранная. Сильная. Но я знал её слишком хорошо — видел, как дрожит пальцами под столом. Как делает короткие вдохи, чтобы не сдаться страху. Она боялась. Но не за себя.

Я вцепился в край окна, пальцы побелели от напряжения.

Карина что-то говорит. Долго. Странно. Прерывисто. Её голос мы не слышим, но следователь пишет всё в блокнот. Зафиксировано.

А потом…

Карина подаётся вперёд.

Лия — тоже. Медленно. Осторожно. Она наклоняется ближе. Её волосы спадают вперёд. Щёка почти касается щеки Карины.

И тогда — она говорит.

Одно слово. Одно имя.

Я не слышал его. Но я увидел, как оно прошло через Лию, как удар током. Её тело отпрянуло, как будто ей в ухо прошептали саму смерть. Взгляд потух. Лицо побелело.

Через секунду она распахнула дверь.

Я был уже в коридоре.

— Лия?! — шагнул к ней. — Что она сказала?

Она стояла, будто в трансе. Как будто в теле — жизнь, а в голове — пустота. Ни слёз. Ни паники. Ни злости.

Только…

— Андреа, — прошептала она. — Гребаный… Андреа.

Мир вокруг меня сузился. Я не дышал.

— Что?..

— Она… — голос Лии сорвался. — Она сказала, что это он. Всё это… вся игра… план… Это был он.

— Андреа… — повторил я, будто это имя обожгло мне рот.

Лия дрожала. Не от страха — от предательства. Я чувствовал её боль. В каждом вдохе, в каждом мельчайшем движении её плеч. Но у меня не было времени — не было права сдаться.

Я обернулся. Следователь стоял у стены, выпрямившись, будто ждал команды.

Я подошёл к нему вплотную, чуть склонив голову, голос был спокойный, но за этим спокойствием — стояла буря:

— Спасибо за содействие, — выдохнул я. — Но дальше — не ваша зона. С ним… я разберусь сам.

— Марко, — начал он, — мы всё же…

— Ваш босс в курсе, кто я. И что я могу. Так что — не мешайте. И поверьте, он не станет мешать тоже.

Я не стал ждать ответа.

Вышел в коридор. Захлопнул за собой дверь так, что стекло задрожало.

Открыл телефон. Нажал на имя, которое знал наизусть. Один гудок. Второй.

— Марко? — голос Лукас.

Я выдохнул, глядя в пустоту:

— Крыса — это Андреа.

Пауза. Секунда. Две. А потом:

— Ебать.

— Да, — прошипел я. — Этот ублюдок всё это время был у нас под носом. Он стоял рядом. Он ел с нами. Защищал меня. И всё это время…

Я ударил кулаком по стене. Боль — ничто.

— Слушай внимательно, — продолжил я. — Поднимай всех. Всех, сука. Подними Рикко, людей Виктора, тени в порту, наших в автосалонах, даже старого Лукаса из южного сектора. Пусть перевернут весь Грейстоун, улицу за улицей. Он не должен исчезнуть.

— Принято. Что делать, если найдём?

Я стиснул зубы, медленно, яростно:

— Не убивать. Повторяю: не убивать. Этот кусок говна — мой.

Я сжал телефон в руке, словно мог сломать весь мир.

— Я сам, лично, разорву его на части.

Я сбросил вызов и резко развернулся. Лия всё ещё стояла у стены, бледная, как будто вся кровь вытекла из неё вместе с тем именем. Андреа.

— Лия, — тихо сказал я, подходя ближе. — Послушай меня. Сейчас ты поедешь домой. С Джереми.

Она уже хотела возразить, но я поднял ладонь.

— Я знаю, что ты хочешь быть в этом до конца. Но сейчас твоя жизнь снова под прицелом. Он может быть где угодно. Я уже отправил Рикко двойной наряд охраны. Ты будешь под защитой двадцати четырёх часов в сутки. Джулия — рядом. Джереми не отходит от вас ни на шаг, понял?

Джереми — с бинтами на плече, но с тем самым убийственным взглядом — кивнул.

— Понял, босс. Я не отпущу её даже в душ.

— Хорошо, — выдохнул я. — А я…

Я сжал кулаки. В груди всё горело.

— А я поехал искать этого ублюдка.

Через пять минут я уже мчался в машине. В ухе — гарнитура. В глазах — только цель.

— Рикко, где информация? — бросил я.

— Лукас поднял весь юг. Виктор — в северном секторе. Наши прошли старые квартиры Андреа. Никого. На вилле — тоже чисто. Но… — голос Рикко стал тише. — Его трекер с машины — только что загорелся. Он в промышленной зоне. Район старого элеватора. Ты это слышишь?

— Уже разворачиваюсь. Подними всех, кто рядом. Без формы. Без маяков. Нам нужен он — живым.

— Принято.

Я сбросил вызов и резко дал по газам. Машина взвыла, улицы размылись в серой полосе.

— Держись, сукин сын, — пробормотал я. — Твоя пьеса закончилась.

Марко

Старый элеватор встретил нас тишиной. Гнилыми стенами. Запахом ржавчины, мазута и пыли, будто тут задыхались сами стены.

— По левому флангу, — скомандовал я. — Проверить каждый коридор, каждый грёбаный закоулок. Он здесь. Я чую это.

Мои ботинки гремели по железному настилу. Пальцы на рукояти пистолета вспотели. Сердце стучало медленно, уверенно. Как перед казнью. Я не чувствовал страха. Только гнев. Холодный, точный, как лезвие ножа.

На третьем этаже — дверь. Закрыта, но не заперта. Я остановился. Подал знак солдатам не идти за мной.

Я толкнул её.

И увидел его.

Он сидел. Как будто просто отдыхал. Спокойно. Словно ждал меня. На старом стуле, у обломков перегородки. Без оружия. Без страха. Как ни в чём не бывало.

— Привет, Марко, — сказал он, не поднимая головы.

Я вошёл. Медленно. Каждое движение внутри рвало.

— Привет, Андреа.

Он поднял взгляд. Те же глаза. Те же черты. Только теперь они были чужими. Пустыми.

— Ты долго. Я уж подумал, что не придёшь.

— Хотел дать тебе фору. Пусть последний вдох покажется тебе свободным.

Он усмехнулся.

— Вот теперь ты снова похож на своего отца.

Он усмехнулся, как будто снова хотел сказать нечто остроумное. Но вдруг его лицо изменилось. Улыбка медленно исчезла. Взгляд стал тяжелее. Настоящим.

— А ты хоть раз задумался, каково это — быть рядом… и оставаться тенью?

Я не ответил.

— Я служил вашей семье тридцать лет, Марко. Тридцать, мать его, лет. Был рядом, когда ты был ещё сопливым пацаном. Когда твой отец только становился главой. Когда вашу империю ещё трясло на ветру. Я был первым, кто вставал — и последним, кто ложился. Я защищал, я убивал, я врал. Делал всё, что нужно. Без вопросов. Без просьб. Я был верным. Как пёс.

Он посмотрел в сторону, резко сжав кулаки.

— Но знаете, что самое мерзкое? — Он повернулся ко мне, и в его голосе слышалась почти боль. — Ни один из вас, ни твой отец, ни ты, ни эти ублюдки, что называли себя «семьёй», — никто не считал меня своим. Я был рядом. Я подставлял грудь. А они смотрели сквозь меня. Как на инструмент. Как на мясо с функцией думать. И твой отец…

Он замолчал. Пальцы дрогнули. В голосе появилась тень ярости:

— Он относился ко мне, как к мусору. Орал, унижал. Ставил меня на колени перед мальчишками, которые даже не знали, как держать оружие. Я — его правая рука? Нет, Марко. Я был его поводком. И он дёргал меня, когда хотел.

Я всё ещё молчал. Только сжал челюсть.

— А потом ты вырос, — продолжил Андреа. — И стал точно таким же. Умный, красивый, достойный. Клан к твоим ногам. А я? Я снова в тени. Я снова тот, кто чистит за вами кровь. И вот тогда… тогда я понял. Если ты — король, то мне остаётся быть смертью.

Андреа провёл пальцем по запястью, как будто стирал невидимую пыль.

— Знал, что Карина всё испортит. — Он тяжело выдохнул. — Такая блестящая, такая управляемая… пока не начала играть свою игру. Она была идеальной пешкой. Слишком идеальной. Я влюбил её в образ, дал ей мечту… А потом она влюбилась в саму идею. Это и стало ошибкой.

Я шагнул ближе.

— Ты знал, что она может сорваться?