Она вцепляется в меня, вся — как натянутая струна. И в её лице — шок, восторг и ярость одновременно.

— Ты чувствуешь это? — шепчу ей в ухо, толкаясь в неё всё глубже. — Ты сделала это со мной. Ты разожгла во мне зверя.

— Не останавливайся, — шепчет она, губами скользя по моей щеке.

Мы движемся, как будто деремся. Жестко. Страстно.

Каждое движение — будто граница между болью и наслаждением.

Она кусает мою губу — до крови. А потом слизывает её языком.

— Ты невыносимый, — шепчет она, сдавленно, запутывая пальцы в моих волосах. — Такой чёртовски красивый, это раздражает.

— Я слышу комплимент, или угрозу?

— Считай, что обе, — она улыбается сквозь жар, а потом выгибается, стонет — долго, прерывисто, и я понимаю: она почти там.

Я схожу с ума от того, как она звучит. Как она двигается. Как она вся — пульсирует подо мной.

— Лия… — хриплю, едва сдерживаясь. — Чёрт. Я…

И когда мы взрываемся — одновременно, громко, жадно — это уже не просто секс.

Это война.

Это примирение.

Это клятва без слов.

Я зарываюсь лицом в её шею, и мы оба остаёмся лежать — голые, взъерошенные, покрытые потом и следами друг друга.

Никто не говорит. Никто не дышит правильно.

Только мы. И тишина. Мое бешено бьющееся сердце, которое, кажется, наконец, нашло себе пару.

Эм… ну. Это было дико. Горячо. И очень неправильно. Или нет?

Лия

Я просыпаюсь от яркого утреннего солнца, бьющего в лицо. Голова гудит, как после трёх бутылок красного. В теле — странная, тягучая ломота, кожа словно живая, чувствует всё — особенно там, где были его руки.

Чёрт.

Я резко сажусь на постели и оглядываюсь.

Пусто.

Он ушёл?

Нет. Подушка рядом смята, простыни растрёпаны, воздух всё ещё пахнет им — кожей, мятой тканью и каким-то терпким мускусом, от которого у меня снова вспыхивают щёки.

Я хватаюсь за голову.

— Господи… что я натворила?

Перед глазами всплывает всё. Его шепот. Моя просьба. Наши стоны, смешанные с проклятиями. То, как я кричала его имя. Не просто «Марко», а рычала его, будто принадлежала ему.

— Нет-нет-нет, — бормочу я, вскакивая с кровати, натягивая первую попавшуюся футболку и трусы. — Этого не было. Всё. Забыла. Стерла. Умерла.

Пока я пробираюсь по коридору, лицо горит, как у девчонки после первого поцелуя, а ноги всё ещё подкашиваются. Да что со мной не так?! Я же должна была ненавидеть его!

Я уже почти на пути к ванной, когда вдруг из кухни доносится грохот сковородки. И… запах.

Поджаренного хлеба? Яичницы?

Я заглядываю в кухню — и чуть не падаю.

Стоит, расслабленно, в одних джоггерах, босиком, с растрёпанными волосами и каким-то наглым, домашним видом.

Складывает что-то на тарелку. Поднимает глаза.

— Доброе утро, кошка, — его голос низкий, тёплый, и слишком интимный. — Не подходи слишком близко, ты слишком вкусно выглядишь. Мне и так трудно держаться в руках.

— Ты… готовишь? — я моргаю, будто вижу галлюцинацию.

Он усмехается.

— Ага. Ты много сожгла энергии вчера ночью. Надо восстановиться. Я умею заботиться, когда хочу.

— Мы не будем говорить об этом, — отрезаю, проходя мимо него, открывая шкаф, будто ищу чашку, а не здравый смысл. — Никаких «вчера». Этого не было.

— Правда? — он опирается локтями о стол, слегка наклоняется вперёд, и его голос становится тише, грубее. — Странно. Потому что я всё прекрасно помню. Как ты стонала, как…

— Не смей, — бросаю я через плечо, вжимая кружку в руки, чтобы не выронить. — Был… момент. Ошибка. Перепад давления. Сбой матрицы. Забудь.

— Угу, — он вытирает руки полотенцем, двигается ко мне слишком спокойно, слишком уверенно. — Значит, если я сейчас подойду, прижмусь к тебе, поцелую в шею — ты меня оттолкнёшь?

Он реально наклоняется ко мне, почти касается губами мочки уха.

— Только скажи «нет», — шепчет он. — И я отойду.

Но я собираю себя по частям, втягиваю воздух, поворачиваюсь резко — и смотрю прямо в его глаза.

— Нет, Марко.

Он медленно отступает. Поднимает руки.

— Как скажешь.

И... улыбается.

Нагло. Уверенно.

— И выключи этот чёртов тостер — бурчу я, уходя прочь, будто не слышу, как он смеётся мне вслед.

Я уже почти выхожу из кухни, когда что-то бросается в глаза.

Моя сумка.

На столике у дивана.

Я резко замираю, разворачиваюсь.

— Ты притащил мою сумку сюда? — в голосе злость, раздражение, паника. Всё сразу.

Он даже не оборачивается, просто кивает:

— Нашёл в машине. Она валялась на заднем сиденье, как потерянный котёнок. Подумал, пригодится.

— Не трогай мои вещи, — шиплю, подбегаю к сумке, вытаскиваю телефон. Всё внутри как будто съеживается. Пожалуйста, пусть он разряжен…

Но он горит. Ярко. 100% зарядки.

— Ты ещё и зарядил его? — Я смотрю на него, как на маньяка, вторгшегося в мою личную жизнь.

Марко без капли раскаяния отвечает:

— Ты отключилась вчера, как подстреленная. А мне было скучно. Да и он пищал, как истерик, каждые две минуты. Я просто… помог.

Он делает паузу и, чуть прищурившись, добавляет:

— Это называется забота, если ты вдруг не знала, кошка.

Я опускаю взгляд на экран и…

Чёрт.

25 пропущенных от папы.

12 — от Риза.

4 — от мамы.

Сообщения.

Голосовые.

Три чата мигают, как новогодняя ёлка.

— Блядь… — вырывается у меня. И это даже не фигура речи. Я реально шепчу это себе под нос, чувствуя, как всё внутри холодеет.

Марко подходит ближе, с кружкой в руке, и будто невзначай замечает:

— Кто-то по тебе скучал. Хотя я не уверен, что кто-то из них заслужил знать, где ты была… и с кем.

Я резко отворачиваюсь. Не хватало, чтобы он видел моё лицо сейчас — то ли злость, то ли стыд, то ли… чёрт его разберёт.

Он подошёл ко мне слишком близко.

Слишком спокойно, как будто знает, что я не врежу ему этой кружкой, хотя так и чешется.

— Надеюсь, ты не отвечала им от моего имени, — говорю я сквозь зубы.

Он усмехается:

— Был соблазн. Написать твоему Ризу что-то вроде: "Она занята. Очень. Кричит моё имя в постели."

Пауза.

— Но я сдержался. Видишь, каким я становлюсь рядом с тобой? Почти… приличным.

Я смотрю на него.

В этом взгляде вся моя ярость. Моя усталость. И то чёртово чувство, что я не могу вытравить из себя — как бы сильно ни старалась.

— Ты — худшее, что случалось со мной.

— А ты — лучшее, что случалось со мной, — отвечает он легко, абсолютно не тронутый.

Я хватаю кружку с кофе и прохожу мимо него, не дотрагиваясь.

Но, проходя, слышу, как он шепчет мне вслед:

— Но ты всё равно выберешь меня. Рано или поздно, Лия. Ты уже выбрала. Просто ещё не призналась.

Я вернулась в комнату, как в убежище.Закрыла за собой дверь и, наконец, позволила себе дышать.

Я села на край кровати, прижала к уху телефон. И не успела даже всерьёз испугаться — он взял трубку на первом же гудке.

— Лия?! Лия, Господи, с тобой всё в порядке? Где ты? Ты не ранена? Где ты, я тебя сейчас же заберу, слышишь?! Где бы ты ни была!

Его голос — тёплый, родной, но на грани паники. Я зажмурилась и выдохнула:

— Пап, пап… тихо. Я в порядке. Правда. Дышу. Цела. В сознании. Даже кофе пью, представляешь?

— Лия... — он сбавил тон, но всё равно звучал, как буря перед грозой. — Я так и знал, чёрт подери, я знал, что не надо тебе ввязываться в это… в эту чокнутую семейку!

Голос задрожал: — Посмотри, до чего это довело…

— Пап… — я мягко перебила его. — Всё не так плохо, как ты думаешь. Честно.

Пауза.

— Иногда людям просто нужно… наорать друг на друга, чтоб потом стало чуть тише.

Он шумно выдохнул в трубку, и я знала — он сел в любимое кресло в кабинете. Обхватил виски ладонями. Наверняка.

— Лия… я просто… Я волнуюсь. Ты же знаешь. Я бы всё отдал, лишь бы ты была в порядке.