Зрители смеялись и хлопали. Новит понимал, что пока артисты раскланяются, пока Жердин отвлечёт публику своими фокусами человека-змеи или выйдет Папаша Баро, бросать литые металлические шары, пройдёт ещё время.

Но это лишь перерыв, чтобы дать Веричи и Смее переодеться. Следом вот-вот будут «Качели». И хотя ему выходить не в самом начале, Новит уже нервничал. Веда его предупредила не отходить от фургона. Он и не отходил. Но когда попытался пробраться на «задний двор», зрители, что бурлили вокруг, не признавая в нём артиста, слишком увлеченные смешной сценкой о старом женихе, оттеснили его от сцены к пустому прилавку. Оттуда Новит рассчитывал по стеночке пробраться к фургону, но тут в одну из подворотен въехали конные стражи порядка.

— Кража! Держите вора!

Люди хлынули врассыпную, не видя, кого ловят, лишь бы их не задели. Стражи проехали в освободившийся коридор. Совсем рядом! Новит присел под прилавком.

Когда волнение чуть улеглось, новичок пробрался к артистам. Крас уже был на сцене и обе партнерши в трико и воздушных юбках стояли у него на плечах. Старик завёл музыкальную шкатулку и щелкнул мембраной. Нежная хрустальная мелодия плыла над площадью, пока актрисы качались на сильных руках и делали реверансы. Новит и Жердин уже взяли брезентовый гамак и стояли наготове в кулисах, которые недавно были их «кухней». Жердин так и выступал в костюме слуги, а Новит снял куртку и надел такую же красную жилетку, вместо своей, полосатой. Выглядело, будто они оба в сценических костюмах.

— Сейчас, — шепнул Жердин. Но не успели они сделать и шага, как конная стража выросла под самой сценой.

— Прекратить представление!

Музыка смолкла.

— В чем дело, — Папаша Баро всё ещё в наряде силача, скрестив мощные руки на груди, сверху смотрел на стражей порядка.

— Мы ищем вора! Служба, — пояснил старший в патруле.

— А мы при чем? Наша работа, кажется, не мешает вашей службе?

Люди на площади шумели и волновались. Они хотели видеть, что будет дальше. Но высокий красавец и две юные артистки скрылись за кулисами. Зрители требовали их возвращения, но брать сцену штурмом не могли. Со стражами порядка шутки плохи.

— Боюсь, господин артист, вор скрылся в вашем театре. Кто у вас главный?

— Я директор театра. У меня посторонних нет, а все мои были на сцене.

— Все ли? Одновременно?

— Я за своих людей ручаюсь! — рявкнул Папаша Баро, сжав кулаки.

— Не кипятитесь. Если вам нечего скрывать, позвольте провести обыск. Мы поищем пропажу, допросим ваших артистов и если…

— Не позволю. Я дал вам слово. За всех своих артистов в ответе глава театра. Разбирайтесь со мной.

— Это неподчинение властям, — страж явно уговаривал актера не нарываться. Глава театра выпрямился, отстраняясь от уговоров. Между ним и стражей возникла прозрачная, но осязаемая стенка.

— Мы не граждане вашего славного города. Наш фургон — территория Братства Дороги, вам сюда хода нет. Вашу власть мы признаём исключительно из любезности, только чтоб избежать скандала. Однако для моей любезности есть предел. Вы обвиняете нас в краже? Чего, хотя бы? Деньги у публики мы пока не собирали.

— Не в краже, в укрывательстве вора, — поправил стражник. — У почтенного торговца там, за углом, вытащили кошель с десятью золотыми. Впрочем, вы действительно имеете право отказаться от обыска. Вы поручились за своих людей? Отлично. Их вина или невиновность только на вашей совести. Но вы, в самом деле, не граждане Гранбера и, наверное, знаете закон? Неподчинение местной власти, бунт, возмущение спокойствия жителей города, всё влечет за собой одно — изгнание.

Подумайте хорошенько. Неужели вы пойдете на открытый конфликт со стражами порядка? Зачем? Ваши артисты… вон тот парень, разве он артист? Я, кажется, видел его в толпе, когда мы проезжали. Наверняка, он нам и нужен. Позвольте допросить…

— Я сказал, нет, — каменно стоял на своём Папаша Баро. — Новит, подойди, сынок. Почему вы сомневаетесь, что он — из моего театра? Я это подтверждаю. Моего слова вам недостаточно?

— Увы, господин директор. Выдайте нам того, кого мы подозреваем, и мы во всём разберемся. Остальных мы не тронем, можете быть спокойны.

— Пока опасность грозит хоть одному из моих людей, покоя мне не видать, — саркастично возразил Папаша Баро. — Вы твёрдо намерены испортить нам гастроли в вашем гранитном городе? Что ж, я должен спросить мнение остальных. Минутку, господа…

*****

Артисты совещались на «заднем дворе» за фургоном.

— Какого чёрта? — зарычал Крас. — Мы только развернулись!

— Потише, сынок. Что ты предлагаешь? Отдать одного из наших?

Новит готов был услышать, что никакой он не «наш», и если нужно откупиться так, то это наименьшая потеря — его не жалко.

Крас промолчал, играя мускулами на скулах.

— Может, пусть ищут? — сумрачно предложил Жердин. — Мы ничего не брали. Проверят — отстанут?

— Ты что, не понимаешь? — жестко спросила Смея. — Им нужно не только всё перевернуть, им нужен вор! Тот, кого они упустили…

— …из-за нас, — негромко добавил Старик. — Как ни крути, толпа зрителей — отличное место, чтобы скрыться. Потому они к нам и прицепились. Должен кто-нибудь ответить за их промах?

— Упростим выбор, — проговорила Веда. — Предположим, вор действительно среди нас, как они думают. Что делать?

— Я уже сказал, — проворчал Папаша Баро. — Дело за общим решением. Предательство или изгнание с позором?

— Шикарный выбор, — глядя в небо, вздохнул Жердин. — Третьего варианта нет?

— Даже второго нет, — передразнила Смея. — Только изгнание.

— Тебе-то что, тебя не тронут!

— Уверен? — огрызнулась красотка. — Веричи, не реви. Тебе, действительно, не о чём переживать.

— Я из-за вас! — всхлипнула младшая. — Я не хочу! Но вы же всё равно пойдёте, я знаю.

— Пойдём, — барабаня пальцами по колену, эхом ответил Крас. — Как же неохота фургон собирать… Только начали.

— А ты что молчишь, Новит? — в упор спросила Смея. Новичок удивлённо глянул на неё:

— Я могу что-то решать?

— Погоди, ты знаешь, что такое изгнание с позором? — Жердин за плечо развернул его к себе.

— Нам нельзя оставаться в городе. И мы не сможем выступать, — печально ответил Новит.

— Поняла? Что он может решать, если не знает. Скажи, ты украл этот чёртов кошелёк?

— Ну, нет, естественно. Как бы я даже успел, взять что-то за углом, если всё время здесь был? Клянусь чем хотите, не я обчистил этого торговца!

— Ещё вопросы? — Жердин посмотрел на остальных. — Лично я — пас. Как скажете, так и будет.

— Решает господин директор, — глядя в сторону, процедил Крас, почти не шевеля губами. — И он уже решил. Кто я такой, чтоб спорить.

— По-моему, это дело нашей чести, — сурово ответил Папаша Баро. — Все несогласные могут остаться и выступать. Без фургона стражи вас не тронут.

— Похоже, этот город не для нас, — с грустью проскрипел Старик. — Уходим.

Артисты, кроме Веды, молча встали и собирали вещи. Папаша Баро вышел к страже, сообщив, что они лучше предпочтут изгнание, произволу властей.

— Как вам угодно, — с издевательской вежливостью ответил страж. — Собирайтесь. Я приведу конвой. Часа вам хватит?

— Вполне. Дамы и господа, почтеннейшая публика! — зычно провозгласил на всю площадь Папаша Баро. — Наше пребывание здесь более неугодно вашему славному городу! Представление отменяется!

Люди волновались, шумели, но расходиться пока не собирались.

— Вы сделали неверный выбор, господин артист, — тихо заметил страж порядка. Он приказал своим людям остаться и охранять театр, сам развернул коня к выезду с площади. — Представление не отменится, а изменится. Публика всё равно получит зрелище!

Не быстро и не охотно, как будто рыли сами себе могилу, актёры снова собрали фургон. Втащили все сундуки внутрь. Стражи стояли над душой, перебрасывались шуточками, которых Новит и остальные не слушали.