— Отчасти. Но её учить жизни безнадёжно — сама всё знает. Ты раньше никогда не встречался близко с детьми дороги? И конкретно, с нашей веткой братства, странствующими актерами?

— Нет, — виновато улыбнулся Новит. — Я многое пропустил в жизни. Но сейчас жду не дождусь, увидеть вас на сцене.

— И самому выступить? Развязаться от долга, вернуть свободу?

— Нет, сам я боюсь. Готовился, придётся, но боюсь. Лучше бы я мог сначала только смотреть на вас, пока не привыкну.

— Папаша так составит представление, что у тебя будет время осмотреться. Многие театры показывают один большой спектакль и собирают деньги. А мы чаще показываем много коротких сценок. Так лучше. Зрителю всё равно, сначала или нет он смотрит. Уйти не может, потому что не знает, что дальше. Самый интересный номер, гвоздь программы, всегда ставят в конец. На него сбирается больше всего народу, и он должен быть самым ярким.

— А где будут «качели»?

— Не в самом начале, но недалеко, в первой половине представления.

— А Красильон в трущобах?

— Ближе к концу. Я сам ещё не знаю, что выбрали для финала. Мы окончательно всегда решаем это на месте. Когда город хотя бы виден.

Новит кивнул, бредя вдоль леса и глядя на фургон впереди. В солнечной дымке от поднятой колёсами пыли тот казался сказочным миражом.

*****

Наутро фургон выехал на опушку. Впереди открылась долина. Посреди неё серел небольшой островок, поросший множеством остроконечных башенок и каминных труб на крышах, как кочка с болотными поганками, под названием Гранбер — Гранитный Камень.

Названный в честь месторождения гранита, из-за которого вокруг каменоломни возник первый рабочий поселок. И когда, замостив дороги во всём краю и наторговав достаточно средств, строили город из местного камня, название прижилось.

Внешне Гранбер полностью соответствовал своему названию. Типичный западный вольный городок. Строгий и чопорный внутри, где мало зелени, но много мозаичных плиток на стенах домов и даже на площадях.

Построенный в незапамятные времена эпохи Старых королей, так и оставшийся памятником своей юности. Он долгие века не менял границ, из-за того, что всем лень было разбирать и расширять добротные крепостные стены. А до старого города внутри нового обширного торгового центра он не дорос, ведь стоял на отшибе, вдали от южных дорог. Гранбер не оброс селениями, которые со временем сливались со старым городом, выстроив каменные стены вокруг торговых площадей. Рядом с ним не было реки и речной пристани, водой город питался из глубоких колодцев. Только лес стоял рядом дополнительной стеной от любопытных взглядов.

Местные горожане, особенно дети, любили Гранбер и таким. С узкими полутемными улочками, где солнце едва-едва касается камней мостовой только в полдень, в другое время его лучам туда не дотянуться. Острые шпили ратуши, фонтаны, тёмно-фиолетовая черепица на крышах — предмет местной гордости. Ремесленные цеха, городские поля и лес — достаточно, чтобы гордый городишко мог прокормить себя. Большего ему не требовалось. Разве что, новостей из большого мира для сплетников, да развлечений для толпы, вроде бродячего театра.

Таким в короне утреннего солнца увидели актеры Папаши Баро город Гранбер, как только въехали в Гранитную долину. Он стоял скромно, не возвышаясь среди своих полей. Но окружал его настоящий ров с подъемным мостом. И кольцо толстых серых стен с двумя круглыми сторожевыми башнями под конусами крыш, по обе стороны от ворот.

(конец первой части)

Въезд в город обставили торжественно. Стража на крепостных стенах сбежалась посмотреть, как мост переезжает светлый фургон с остатками ярких картинок на дощатых стенах.

Балансируя по центру крыши, стоя в полный рост, Жердин в клетчатом трико с кожаным поясом и в ярко красной длинной жилетке нараспашку жонглировал красно-желтыми деревянными кольцами. Ближе к переднему краю с двух сторон боком сидели красивые барышни в ярких платьях и посылали городу воздушные поцелуи. Лошадью правил красавчик в серой холщовой блузе, явно стремясь слиться с передней кулисой и не привлекать внимания. Папаша, сидя рядом с ним, играл на трубе «Входящий марш», как актеры называли эту мелодию. Старик, скрытый занавесом, бил в барабан и ритмично звенел бубном, так что вдвоём они заменяли целый оркестр.

Крошке Матильде такой парад явно нравился. Слыша «Входящий марш», лошадка всегда преображалась и гордо шествовала со своим грузом. Колёса с красными и золочёными спицами, отмытыми от дорожной пыли, сверкали на солнце.

— Кто такие, не спрашиваем, — с усмешками встретили их стражи стен, когда фургон, временно притихнув, въехал в арку ворот и остановился для проверки. Жердин уже скромно сидел на крыше, скрестив ноги кренделем, все кольца были нанизаны у него на шею. Девицы синхронно спустились по боковым лесенкам и шли рядом с фургоном. Новит тоже выпрыгнул на мощеный двор, как условились.

— Деньги на въездную пошлину есть? Три гроша. Если нет, ничего, пропустим в долг.

— За поцелуй красотки! — пытался поторговаться другой страж, помоложе.

— Есть, — Папаша Баро бросил въездной сбор в ящик.

— Надолго к нам?

— Вы нам скажите. Как настрой в городе? Желают веселиться? У нас в репертуаре забавные сценки, поучительные истории, песни, танцы и прочее. Продержимся три дня? Неделю? Больше? Ваши ставки, благородные стражи!

— Дня три успешных выступлений вам гарантировано, — рассудительно сказал немолодой страж с обвислыми усами, придавшими ему меланхоличный вид моржа или сома. — Посторонние, кроме артистов, на борту есть?

— Никого, все мои, — заверил Папаша Баро.

— Ручаетесь за них, как глава этого балагана?

— Ручаюсь.

— Другие животные, кроме лошади есть? Товары на продажу?

— Никого и ничего. Только наши пожитки для выступлений. Смотрите сами.

— Нет нужды, вы дали слово. Как записать?

— Театр Папаши Баро.

— Добро пожаловать в Гранбер. Удачных выступлений, хороших сборов! Надеюсь, вы заплатите за выезд!

— Как пойдёт, — любезно пообещал глава театра. — Будет хороший сбор, заплатим. Не скучайте, доблестные стражи! И посоветуйте удобную площадь, откуда вы сможете видеть наше выступление.

— Тут ниоткуда не видать, внутренняя арка, — пожаловался молодой страж. — Да ничего, как сменимся, придём вас навестить, — он подмигнул Смее. Та дунула на ладонь, послав миленький воздушный поцелуй лично ему.

Площадь перед вратами действительно заканчивалась широкой и высокой гранитной аркой между домами. Только после неё по-настоящему открывался вход в город.

*****

Въехав под арку, театр продолжил зазывать публику. Жердин снова жонглировал на крыше, звучал «Входящий марш». Крас, делая вид, что он вовсе не артист, в отличие от остальных, не отвечал на улыбки и любопытные взгляды горожанок и уличных мальчишек, сосредоточено правил повозкой, высматривая ближайшую площадь для выступлений. Внутренний дворик между домами не годится, только большая площадь.

— Сейчас направо, — сказала ему из-за плеча Веда. — Широкая улица и в конце будет квадратная площадь.

— Спасибо, думал уж придется ехать в самый центр. Не люблю слишком далеко забираться от ворот.

— Дальше не нужно, станем там.

Театр выехал на просторную торговую площадь, сейчас пустую. Жилые дома с балконами, лавками и кафе на первых этажах стояли с четырех сторон. Кое-где высились пустые дощатые прилавки с полосатыми навесами. В одном углу в подвале был склад, и снаружи рядами торчали пустые бочки. Там и поставили фургон, неподалёку от выхода из подвала.

Новит впервые видел, как удивительно дом на колёсах раскладывается, превращаясь в сцену. Крыша разнималась на две половинки вдоль, внутри на ней были засовы и петли, как на дверях. Можно было опустить одну боковую стену фургона, крепко закрыв дыру окна деревянным ставнем. Часть крыши опускалась наружу, а боковые лестницы становились ножками сцены, держа расширившееся дно фургона вровень с колёсами. Тогда вторая стена с навесом и двумя закрытыми отделениями по бокам становилась настоящим раскладным театром. Второе окно оставалось открытым, часть борта под ним откидывалась, к ней крепилась лестница. Это был задний подъем на сцену. Так же устанавливались два боковых. К навесу подвешивался задник или вырезанные декорации домов с окнами, дверями, арками, балконами — что требуется по действию. Главное, там мог кто-нибудь прятаться до своего выхода. И в боковых кулисах тоже. Там же, за холщовыми перегородками, скрывавшими их от любопытных глаз, актеры надевали костюмы. Гримироваться обычно выходили на свет, за стенку, на «задний двор» театра.