— Значит, заночуем в лесу. И крошка Матильда бодрым шагом ввезет нас наутро в город. Так будет лучше, — постановил Папаша. — Веда?

— Ничего не лучше, — вздохнула она. — Что так, что эдак, успех у нашего первого представления будет… не сказать, чтобы полный и весьма странный. Не спрашивайте. Я знаю только, что публика будет принимать нас хорошо, даже слишком. Аплодисменты будут, но вы знаете, чем обычно кончается слишком горячий приём.

— Но мы же ничего такого не везём, никаких политических историй, никакой острой сатиры, — удивился Папаша Баро. — Ладно, это может возникнуть на месте. Будем осторожны в словах.

— Этого не предусмотреть, — с грустью возразила Веда. — И дело не в словах. Моя воля, я бы вообще советовала проехать мимо этого городишки.

— Ты говоришь так перед каждым городом, — жалобно упрекнула Веричи.

— И постоянно что-то случается, — признал Жердин. — Такова наша жизнь.

— Еда заканчивается, проехать мимо мы не можем, — нахмурился Папаша. — Старик смотрел по карте, тут и селений никаких нет. Придётся рискнуть. Всегда рискуем, где бы мы ни были. Сколько ярмарок, где нас ждали и знали не первый год, оборачивались сюрпризами? Работа есть работа. Где есть люди, желающие повеселиться, там и наш хлеб.

— Только, когда они желают повеселиться за наш счёт… — начал Крас.

— …вместо того, чтобы платить нам! — подхватила Смея.

— …случаются всякие неприятности, — вздохнула Веричи.

— А они этого всегда хотят, — проскрипел Старик. — Посмотрим, кто кого на этот раз.

— Почему бы, для разнообразия, всё не прошло гладко? — хмыкнул Крас.

— Мы уже проехали одно селение, — напомнил Жердин. — Разрушенная крепость ей не понравилась. Как теперь выяснилось, твоя тюрьма, — он подмигнул Новиту.

— Тем более. Не люблю безвыходных мышеловок, куда нас загоняют, — не унимался Крас.

— Тебя загонишь, — ухмыльнулся Папаша Баро. — Вот что, дети мои. Перед нами в тридцати милях город! И это лучший шанс пополнить запас еды. Если не верите в своё искусство, думайте об этом.

— Даже я верю в наше искусство, — откликнулась Веда. — Но успех будет с горечью, в этом я уверена.

— Наплевать, — отмахнулся Жердин. — Делаем всё, что можем, и будь, что будет!

— Золотые слова, — хлопнул себя по коленям Папаша Баро. — По коням. Матильда! Поди сюда, крошка моя, хорошая девочка… Пора одеваться. Отдохнули и едем дальше… Сынки, раз не торопимся, сделаем крошке подарок?

— Без вопросов, — равнодушно повёл плечом Крас.

— Я с вами! — живо отозвалась Смея. — Веричи, ты катайся, а мы пойдём пешком.

— Я тоже не прочь пройтись, — величественно сказала Веда. — Раз не торопимся.

— Я — не маленькая, — строго напомнила Веричи. И тут же расплылась в лукавой улыбке: — Но я люблю кататься! Старик, поедем вместе? Дашь мне править?

— Сама правь, я рядом посижу.

*****

Они сопровождали фургон пешком. Шли по зелёной обочине, а не в пыли. Даже Веда, хотя могла держаться за стенку, предпочла живого поводыря. Папаша держал ее под локоть. Они шли впереди всех, задавая темп.

Новит и Жердин значительно отстали. Им ничего не стоило в полминуты догнать фургон, если потребуется, зато болтали без помех. Новичок узнал, что только по ровной гладкой дороге удобно ехать всем вместе. Если путь в гору или через поле, кто может, идёт пешком. У них отличные рессоры, большие колёса, но сам фургон и сундуки — достаточный вес для крошки Матильды. Она упряжной породы, выносливая, как ослик, но небольшая. Когда Папаша ее купил, она была самой маленькой на ярмарке из крепких упряжных лошадок.

— Смешная, — оценил Новит. — Белая грива, белый лоб, белый нос, по ней словно полоску краской провели! Передние ноги и хвост белые, а вся рыженькая. Кокетка!

— Да уж, Матильда любит лесть и ласковое обращение. Скажи ей, что она красавица, и будет тащить нас ещё два часа, хотя очень устала. Как все женщины! К ним подход нужен.

— Почему обед будет «прощальным», я понял. Еда заканчивается. Но ведь что-то ещё осталось? Папаша говорил про суп?

— Готовой еды осталось на последний обед, больше нет. Кроме аварийного запаса солёных галет и коробки сухих бисквитов, которые приберегаем на голодное время, — пояснил Жердин. — И всегда напоследок остаются овощи, чтоб мы могли поесть горячего в крайнем случае. Так и называем этот запас «запретный суп». Готовить два часа в пути обычно лень, но вполне возможно. Смотря по обстоятельствам, в какую местность мы забрались. В селениях нам несут мало монет, но Папаша охотно берет плату запасами еды. Людям проще поделиться тем, чего у них хватает, денежки они берегут. Последний месяц мы выступали именно в селениях, еды хватало, запас денег не таял. Но вот, приплыли, пусто. Пора пополнить закрома.

— Это из-за меня у вас закончилась еда раньше, чем добрались до города, — посочувствовал Новит. Жердин хлопнул его по плечу:

— Не бери в голову. Один раз без ужина, точнее, на сухарях — вообще не смертельно. Сейчас ягоды ещё не поспели, а то мы бы останавливались на полдня в лесу и бездельничали на воле. Такая штука… нам очень нравится выступать и даже репетировать, но въезжать в город… Общаться с горожанами вне сцены не так уж весело. Иногда — скучно, иногда опасно. Через пару дней начинаешь чувствовать себя в городе, как птичка в клетке. Знаешь эту песенку? То ли дело, когда на пути трактир! Там все свои. Обменяться новостями, повеселиться, поесть, потанцевать, поспать, встретить знакомых, порадовать всех представлением и снова в путь, вот это жизнь!

— А город?

Жердин философски пожал плечами.

— Без городов нельзя. Без ярмарки, без центральной площади, где вечно торчит этот треклятый столб! Выступаешь, и сцена вровень с их помостом. Он постоянно перед глазами, — Жердин показал уровень рукой и передернулся от отвращения, сделав жест, как будто закрылся от видения ладонью. — Но как им без нас живётся, сам подумай? Грустно, ведь. Приходится идти на жертвы ради публики. И ради хороших сборов, чтобы подольше к ним не возвращаться, в кольцо глухих стен.

— В селениях выступать лучше?

— Честно? — Жердин прищурил один глаз. — Нет. Проще. Всегда сами выбираем место, а не занимаем то, что свободно. Нет стен, надоело — катись, не жди, когда выпустят. Меньше проблем с разрешением властей. Сразу не прогнали, вот и славно. А в городе стражи порядка далеко не всегда появятся в первые часы. Поставили сцену, играем, публика только разогрелась… а тут они. Запрет на выступления — здрасьте. В восьми из десяти случаев, у них временное ужесточение законов против чужаков. Или угроза бунта в краю, или волнения в городе, или какое-то посольство с очень строгой охраной. Вре-мен-ные меры! Сечёшь? О которых невозможно знать заранее, даже если с вами провидица!

— Часто такое бывает?

— Не так уж часто, но запоминается. Если люди пойдут за нами, можно стоять вне стен города играть на природе. Зато… публика в городах лучше, чувствует тоньше. Можно показывать им что-то более сложное, рискованное. Но для артистов на свете один Город, куда все хотят попасть, столица миров. Только в столице выступать — чистая сказка. Оттуда даже неохота уезжать. Но впереди ждет море! На Побережье все городки открытые, весёлые, без крепостей. Остались даже старого образца, когда в центре — фонтан или колодец. Там всегда праздник и лучше всего работается. Но туда рвутся все театры, Юга на всех не хватит.

— Да ты философ, друг!

— Приходится. Без философского взгляда на вещи актеру никак нельзя, спроси у Старика. Папаша нам постоянно твердит, что нужно смотреть на жизнь проще. Радоваться столько, сколько можешь и ещё сверху. Потому что добавить «привкус горечи» желающие всегда найдутся. Не надо поддаваться.

— Тебе так говорит?

— В основном, Красу. И мне. Веричи также обожает всё усложнять. Папаша часто напоминает, самому себе в том числе, что у нас есть, чтобы не ныли о том, чего нет.

— Смея легко смотрит на вещи?