— Они для твоей тени, — сказала Сирилет, увидев, как я тыкаю в одно из отверстий. — Я не знала, как это работает в точности. Я имею в виду, нужны ли Сссеракису отверстия, чтобы выпускать наружу твою тень. Полагаю, я могла бы спросить.

— С ними будет легче, — сказал Сссеракис, и моя тень выросла рядом со мной в неясную, шипящую темноту. — Мне не придется огибать броню, чтобы сформировать наши крылья.

Сирилет взглянула на Сссеракиса, а затем снова на меня. Она кивнула и провела большим пальцем по своим заплетенным в косу волосам.

— Я не виню тебя, Сссеракис, — сказала она наконец. — Или тебя, мама. Я имею в виду, я ревновала. — Она подняла голову, и в ее глазах блеснул темный огонек. — Как я могла не ревновать? Ты знала, что Сссеракис говорил со мной внутри тебя. Я имею в виду, когда ты была беременна мной.

Я посмотрела на свою тень.

— Что тут такого? Ты позволяла безумному Аспекту говорить с твоим животом. Я только говорил напрямую с нашей дочерью.

Сирилет поморщилась.

— Ты многое рассказал мне, Сссеракис. Ты показал мне то, чего я никогда не должна была видеть.

— Тебе нужно было знать как о моем мире, так и об этом. Они оба принадлежат тебе.

Сирилет уставилась на Сссеракиса, ее лицо было странно скорбным.

— Я родилась с воспоминаниями, Сссеракис. Предполагается, что земляне не рождаются с воспоминаниями. Я помнила место, где никогда не была и могу никогда не побывать. — Она перевела взгляд на меня. — Я выросла с ощущением, что мне чего-то не хватает, но я не знала, чего именно. Я помнила тебя, Сссеракис. Я помнила, как чувствовала, что ты меня любишь. И я хотела вернуть это чувство, потому что я не испытывала его с тех пор, как… — Она взглянула на меня и опустила глаза.

Какая же я ужасная мать, что позволила своей дочери расти с мыслью, что ее не любили.

Сирилет вытерла глаза грязной рукой.

— Я не виню тебя, мама. Я понимаю, почему Сссеракис пошел в тебя, а не в меня.

— Я сказал ей, Эска.

— Сказал ей что? — спросила я, внезапно испугавшись того, к чему это приведет.

— Сссеракис сказал мне, что ты и он значите друг для друга. Что вы одно целое. Вы объединились таким образом, каким я никогда бы не смогла. Поэтому я понимаю, что это никогда не могла быть я. Но я чувствовала… Я не могу отделаться от ощущения, что ты что-то у меня отняла. — Она покачала головой, стиснув зубы. — Так же, как все всегда происходит вокруг тебя.

— Я никогда…

Сирилет подняла руку, чтобы остановить меня.

— Я спланировала разломы. Я обрушила луну, перенастроила великий разлом. Я имею в виду, я все это устроила, и все же Сссеракис пошел к тебе. И вдруг возникла более серьезная угроза, которую, конечно, только ты можешь решить.

— Кажется, вокруг моей головы так и крутятся важнейшие события, — сказала я, стараясь говорить беззаботно. — И твоей. Боюсь, ты, возможно, унаследовала это от меня. Надеюсь, ты этого не сделала.

Сирилет усмехнулась и тряхнула головой.

— Важнейшие события происходят не с тобой, мама. Это ты с ними происходишь. Ты обладаешь особым талантом — принять конец света и каким-то образом стать его центром.

Она нервно сжала руки на коленях.

— Я начинаю думать, что, возможно, именно это и делает тебя великим лидером. Я изо всех сил старалась быть хорошей королевой. Править справедливо и принимать правильные решения. Но я всегда чувствовала, что люди только и ждут, когда ты вернешься, чтобы снова стать главной. Я имею в виду, что, что бы я ни делала, твоя тень всегда была рядом, нависала надо мной. И ты действительно вернулась, и внезапно ты снова оказалась в центре всего этого. Единственная, кто может спасти нас. Великая и ужасная Королева-труп. Наконечник копья.

В моей голове всплыла моя старая мантра.

— Я — оружие.

— Именно так, мама. Но не потому, что ты втянута в это. Потому что ты сама себя туда втягиваешь. Ты заставляешь все крутиться вокруг себя.

Мне надоело слушать, как она жалеет себя и винит в этом меня.

— Я должна. Неужели ты не понимаешь, Сирилет, никто другой не может сделать то, что должно быть сделано.

— Да, мама, я понимаю. Очень хорошо.

Конечно, она понимала. Именно поэтому она обрушила луну. Создателя нужно было остановить, и она знала, что никто другой не сможет этого сделать. И она была права. Я сама вмешалась в эту ситуацию. Я потребовала, чтобы она рассказала мне, что она делает, чтобы я могла решить, правильно ли это. Я сделала так, чтобы все зависело от меня.

— На этот раз это не можешь быть ты, Сирилет. И даже если бы это было возможно, я бы этого не допустила. Потому что я знаю, чем это закончится.

Нет, ты не знаешь.

— Это закончится моей смертью, мама, — сказала Сирилет. — Так или иначе. Неужели ты думала о том, что может быть другой способ? Я уже… — Ее голос сорвался. Она кашлянула, снова провела рукой по глазам и продолжила. — Я уже мертва. Так сделай меня наконечником копья. Позволь мне придать своей смерти какой-то смысл. Пожалуйста. На этот раз это не обязательно должна быть ты.

Она не понимает.

— Потому что ты не сказала ей всей правды, — сказал Сссеракис. — Ты не сможешь нести меня, дочь. Я не могу оставить Эску, не убив ее. И, даже если бы я это сделал, ты не сможешь удержать силу, которую мы собрали.

Сирилет посмотрела на нас, ее темные глаза горели:

— Что за сила?

И тогда я рассказала ей остальную правду. Я рассказала ей все. Почему я играла роль Королевы-труп и как Сссеракис наполнял Источники некромантии силой. Я даже рассказала ей, почему, несмотря на собранные нами силы, наши армии потерпят поражение. И я объяснила ей ее часть плана. Она в ужасе посмотрела на меня, когда я закончила. Тряхнула головой и обхватила ее руками.

— Я спрашиваю, ты можешь это сделать?

Сирилет прерывисто вздохнула, открыла глаза и уставилась в землю. Она кивнула, а когда заговорила, ее голос был горьким, как лимон:

— Почему бы и нет? Я имею в виду, что еще они могут со мной сделать? Казнить меня дважды?

Великая полазийская пустыня все еще была захвачена бушующим штормом. Либо Джинны еще не успели его утихомирить, либо не смогли. Не имея других вариантов, До'шан ринулся в шторм.

Ветры, какими бы сильными они ни были, мало что могли сделать, чтобы изменить курс горы. Однако они забросали город песком, грязью и мусором. Пятьдесят тысяч землян, пахтов и гарнов ютились в городе за каменными стенами и заколоченными окнами. Мы ничего не могли разглядеть снаружи из-за вихря, и попытаться это сделать означало потерять кожу из-за режущих ветров и той дряни, которую они несли.

Страх растекался вокруг меня, как вздымающееся озеро.

Этого недостаточно, Эска. Как бы я ни был силен сейчас и как бы сильно я ни наполнял тех мертвых Джиннов, которых ты носишь, этого недостаточно. Это фоновый страх, слишком слабый, слишком водянистый. Мне нужен более ощутимый страх. Лучше всего, когда они боятся нас.

Я забилась в полуразрушенную лачугу с шестью другими землянами. Одна из досок на окне отвалилась и билась под порывами ветра. Я повернула голову, позволив своим глазам вспыхнуть яростью, и пригвоздила взглядом одного из солдат, стоявших рядом со мной. Он отшатнулся от меня, шепотом прося защиты у лун. Его страх был острым и теплым, с привкусом лука.

Лучше. Но одного недостаточно. Если бы мы могли заставить их всех так нас бояться.

— Скоро, Сссеракис, — сказала я, не заботясь о том, услышат ли меня. — Скоро.

Мы выдерживали этот шторм целый день. Страх превратился в угрюмое мрачное предчувствие, которым мы не могли насытиться. Это было затишье перед штормом, что звучит странно, учитывая, что мы в буквальном смысле проходили через шторм, и нет ничего более невыносимого, чем это проклятое ожидание.

Затем, так же внезапно, как вихрь накрыл нас, все закончилось. Яркое солнце осветило До'шан, и мы вынырнули из шторма, чтобы увидеть огромный разлом, возвышающийся в небе перед нами. Сквозь него я увидела серое пространство скал, равнин и неба.