Я пошатнулась и ухватилась за дверной косяк. Мои ноги подкосились. Я опустилась на колени, прислонившись к каменной кладке. Дыхание стало прерывистым, слезы градом катились по лицу. Я так сильно, невыносимо устала. Даже наклониться было слишком тяжело. Мне хотелось лечь, вжаться в землю и быть раздавленной. Я хотела, чтобы это закончилось. Боль в груди, грызущая пустота. Усталость в костях, из-за которой казалось, что мои конечности сделаны из камня. Слова прокручивались у меня в голове, снова и снова. Ты сделала это. Ты сделала это. Ты. Сделала. Это. Это было слишком много. Чертовски много. Имико ушла, умерла. Моя вина. Наступил конец света, и Сирилет ожидала, что я все исправлю, но я не знала как. Другой Мир восстал против Оваэриса, и никто даже не подозревал, насколько мы все в дерьме. Это было слишком много! Я не могла справиться со всем этим. Я не могла продолжать быть сильной, продолжать быть той, на кого рассчитывали люди.

Эска? Эскара, что случилось?

Я лежала на полу, прижавшись щекой со шрамом к холодному камню, от моего дыхания поднимались клубы пыли. Имико не было несколько недель. В пыли были следы ног. Два отпечатка вели в комнату, затем они повернулись и снова ушли. Я заметила это, но не поняла. Мой мозг работал неправильно. Видел детали, но не понимал общую картину.

— Эска? — Что-то легонько встряхнуло меня, надавило на плечо, стало толкать взад и вперед. — Я не могу дотянуться до тебя. Эскара, что происходит? — Моя тень. Моя тень опустилась передо мной на колени, толкая меня. Я уставилась на нее. На мою тень. Тени не должны были этого делать. Они не должны были быть осязаемыми.

Страх. Не мой. Просачивающийся сквозь оцепенение. Заставляющий меня чувствовать. Причиняющий мне боль. Грызущая, царапающая, скребущая пустота внутри. Пустота, более глубокая, чем голод. Сводящая с ума пустота, которую никогда не заполнить. Не моя. Не я. Чья-то еще. Чья-то чужая.

Пузырь лопнул, мое оцепенение рассеялось, и все сразу вернулось на круги своя. Каменный пол под моей щекой был холодным. От пыли першило в горле, губы распухли. Во рту было сухо, как в полазийской пустыне. Мне было больно. О, гребаные Слезы Лурсы, мне было больно. Не только от грызущей пустоты внутри, не только от побоев, которые я получала от солдат, с которыми тренировалась, не только от горящей задницы от постоянного сидения в седле в течение стольких дней. Мне было больно… внутри, и я не могу это объяснить. Как ужасное покалывание в ноге, когда просыпаешься, но во всем теле.

Моя тень снова потрясла меня.

— Эскара, я не понимаю.

Я попыталась заговорить, открыла рот, но не смогла вспомнить, как складывать слова. Они казались такими громоздкими. Звуки, издаваемые ртом, теряют значение при переводе из-за расстояния между губами и ухом. Мы все говорим на разных языках. Мой разум лихорадочно работал, мысли молниеносно возникали и исчезали в одно мгновение.

— МММ… — Я облизнула губы шершавым языком и попробовала еще раз, закрыв глаза, чтобы подумать о том, что я хотела сказать. — Я… в… порядке. Я… в порядке. — Слова прозвучали невнятно, смысл едва доходил до меня.

Я села с посторонней помощью. Моя тень подняла меня и прислонила к дверному косяку комнаты Имико. Сссеракис опустился передо мной на колени, мерцающий и нечеткий. Я чувствовала его беспокойство, его страх. Я улыбнулась, слабо рассмеявшись. Я вызывала страх страха.

— Эска?

Я чувствовала себя пьяной. Потерявшей контроль над собой. Всего несколько мгновений назад я радовалась этому, хотела этого. Теперь я ненавидела это. Я ненавидела чувство потери контроля. Мой разум медленно возвращался ко мне. Слишком медленно. Что только что со мной произошло?

— Что случилось? — Сссеракис задержался передо мной, вытянув теневую конечность, чтобы поддержать меня в вертикальном положении. Я поняла, что опираюсь на нее, и выпрямилась.

— Ничего страшного, Сссеракис. Просто… — Не совсем зов пустоты, но что-то с ним связанное. На меня накатила волна депрессии.

Я думала, что уже давно избавилась от этих захлестывающих волн депрессии, которые накатывали так внезапно. Прошли годы с тех пор, как они регулярно нападали на меня с такой силой. Но в последнее время я испытала такую волну не в первый раз. Они вернулись, и сначала я никак не мог понять почему. Я решила, что это из-за моей вновь обретенной юности. Каким-то образом ушедшие годы пробудили старых демонов.

Но нет. Я знала правду, хотя и боялась в этом признаться. Это было из-за Имико. Моя лучшая подруга, моя младшая сестра ушла от меня раньше. Она покончила с собой, чтобы избежать боли. И, черт меня побери, я ей завидовала.

Вот она, правда, в которой мне было так трудно признаться даже самой себе. Я завидовала женщине, которая умерла, в то время как у меня не было другого выбора, кроме как жить дальше. И я ужасно хотела присоединиться к ней. Не в загробной жизни — я не настолько глупа, чтобы думать, что после смерти есть что-то, кроме полужизни призрака. Я хотела присоединиться к ней в забвении. В нигде. На свободе.

Я сглотнула ужасный привкус во рту, вытерла слезы со щек и глаз и неуверенно поднялась на ноги. Моя тень маячила неподалеку, Сссеракис ждал, вдруг мне снова понадобится помощь. Не понадобится. Это прошло. Пока.

Я бросила последний взгляд на пол в комнате Имико. На следы на тонком слое пыли. Я уже знала, кому они принадлежат: Сирилет. Моя дочь приходила в комнату Имико, возможно, по той же причине, что и я. Она горевала, хотя и отказывалась это показывать. Я подумала, что, возможно, это то, что мы могли бы сделать вместе. Возможно, пришло время перестать убегать от своего горя, посмотреть ему в лицо и помочь своей дочери сделать то же самое.

Дверь Сирилет была заперта. Я постучала, думая, что она, возможно, спит, но ответа не последовало. Тронный зал был следующим очевидным местом, где можно было бы ее поискать, но я не хотела идти туда и попадаться на глаза людям. Я все еще чувствовала себя неуверенно и не хотела привлекать к себе внимание.

— Неважно, сколько раз оно заходило, солнце всегда восходит снова.

Я узнала этот голос. Мелодичная манера говорить нараспев, слова, которые, казалось, не имели смысла. Я развернулась, и улыбка уже растянула мое лицо. Передо мной стоял Тамура. Он не изменился, но, конечно, он не должен был. Тамура бессмертен. Он был стар, когда я встретила его много лет назад в Яме, и он будет стар, когда я, наконец, распрощаюсь с ним в последний раз. Его темные волосы отливали сталью и были заплетены в сотню косичек, на конце каждой из которых висел колокольчик; тем более удивительно, что он сумел бесшумно подкрасться ко мне. Его темная кожа была такой же морщинистой, как и всегда. На нем была ярко-желтая туника, которая ему совсем не шла, а на боку висела пыльная сумка. И еще он носил пару очень прочных ботинок. Тамура был весьма разборчив в выборе обуви.

— Старый Аспект, — крикнул Сссеракис вместо приветствия. Моя тень ожила и устремилась вперед, остановившись прямо перед Тамурой. Конечно, как и в случае с Хардтом, Сссеракис знал Тамуру почти так же хорошо, как и я, но они никогда по-настоящему не встречались. Я скрывала свой ужас от тех, кого любила.

Тамура склонил голову набок, прищурился на мою шипящую тень и, вытянув палец, постучал по Сссеракису.

— Бич Джиннов. Темная жемчужина духа. — Он ухмыльнулся. — Привет, Сссеракис. — Его пристальный взгляд скользнул по моему ужасу и остановился на мне.

Я никогда не рассказывала Тамуре о своем ужасе. У меня было чувство, что старый Аспект знал, но я не могла понять, откуда он узнал его имя. Но теперь это уже не имело значения. Сссеракису надоело прятаться, и мне надоело скрывать его, но все это в любом случае не имело значения, потому что Тамура был здесь.

Я почти побежала, оттолкнула собственную тень в сторону, и прыгнула на Тамуру, обхватила его худое тело, подняла с пола и покружила, прежде чем снова уронить. Он захихикал, как ребенок. Я была просто поражена своей силой, всего несколько недель назад я бы побледнела при мысли о том, чтобы поднять кого-нибудь с пола, теперь же я чувствовала, что могу раздавить старика в своих объятиях.