Из учебника истории профессора Кручинского

Северяне относятся к охоте со всем почтением, но даже в наш век прогресса старики предпочитают использовать белое оружие. Так они называют рогатины и ножи. Но это уже отмирающая традиция. Молодые охотники вовсю применяют оружие черное, огнестрельное. По этому поводу есть у них спор: старшие считают, что такое дело грех, потому как не честно, и оскорбляет зверя и лес. Молодые смеются над предрассудками. Надо сказать, что поверья о перевертышах, которые знали тайны леса и могли менять облик, в провинциях весьма живучи. В прежние времена у северян даже была мода числить среди предков этих омерзительных богопротивных созданий, с которыми боролось наше Просвещение и Ее Королевское Величество!

Из донесения тайного агента, архив королевского Дворца

Свинья скажет борову, а боров растрясёт городу

Народная присказка

Ночь уже уступила время дню, но сумерки еще прятались в тенях, давая полусонным людям сполна прочувствовать прохладу, которую пока не разогнала бледная, едва затеплившееся заря.

Лиза поежилась. Ее охотничий костюм был теплым, но в прозрачном холодном воздухе отчетливо витал запах изморози, заставляя против воли передергивать плечами.

Дамы выезжали одни, мужчины еще в темноте отбыли к Заячьим Камням, покинув гостеприимный кров Провинциала. Сам он, конечно же, никуда не поехал — лицам духовного звания такие развлечения не полагались — и сейчас на правах хозяина на пару с верной Акулиной наблюдал за тем, как дамы рассаживаются по моторам.

— Не по правилам, конечно, ране-то охота конная была, а вот так — баловство одно, — сказали густым баском над Лизиным ухом, и девушка удивилась, оглянувшись: как Флора Михайловна при всей ее корпулентности умудряется двигаться так бесшумно?

— Мужички-то уж поди у самих Заячьих Камней, там их с вечера Чаройский ждет со всей своей псарней, — продолжала купчиха.

— Псарней?

— А как ты думала? Нешто наши господа за зайцами сами бегать будут? — хохотнула собеседница. — Псарня у Чаройских знатная. Старый бы за сынком да дочками так смотрел, как за собаками своими. У него не забалуешь, если ты псом не родился. Он за Флейтой больше убивается, да с Фаготом милуется — эта пара прямо с ним живет. С одной ложки ест, в койке спит. И вот куда семье с ними тягаться?

Лиза недоуменно взглянула на Флору.

— Та клички это! — хохотнула собеседница, верно истолковав взгляд. — Услышишь, как славно поют. У него все своры по голосам подобраны. Мастер он в этом. И то правильно. Всегда так и было в прежнее-то время. А сейчас мало кто может такой сворой похвастаться, а на наших землях так и вообще таковых не осталось. Смута-то не только господ кончила, но и собак повывела, да и слуг знающих тоже. Ну, что ты на меня глядишь? Думаешь, Чаройский на псарнях своих саморучно убирается? Я тут одна така дура середь белой-то кости, в землю руками сама лезу вперед девок своих. Да, что говорить? До Смуты-то меня сюда бы не позвали!

Она наклонила голову и чуть фыркнула:

— Ну все, разобрали мягкие-то. Пошли вон к тому мотору, там сиденья деревянные, не по нраву им. Ишь, пожалели свои зады-то. А там всего два места, и водитель, вишь от? Он отдельно сидит. А нам с тобой того и надо.

Пожалуй, да. Лиза полночи раздумывала, с кем она может оказаться и какие разговоры придется вести. В этом смысле, Флора Михайловна показалась ей не худшей компанией.

Они чинно подошли под благословение Саватия и получили от сладко улыбающейся Акулины по наручному амулету с камушком:

— Брат Саватий самолично над ними всю ночь молился.

— Ишь ты! — восторженно взвизгнула купчиха и смачно поцеловала камень. Акулина довольно и торжествующе улыбнулась.

— Не снимайте, — наказала. — И никакой беды с вами не случится. Братова молитва вас будет хранить.

И купчиха, и Лиза отвесили синхронный поклон. Саватий покивал им, обозначив улыбку уголками губ. В темных глазах его, казалось, ничего не отражается.

— Стало быть, не бывала, девонька, на псовой-то охоте? — спросила Флора Михайловна у Лизы, когда они заняли свои места.

— Нет, — рассеянно ответила она и отвернулась к окну. Водители, как солдаты, выстроились перед Провинциалом, ожидая его напутствия.

За спиной Акулины мелькнула высокая фигура. Лиза невольно вгляделась в нее, уловив что-то знакомое и вдруг узнала женщину в послушническом платье. Это была та самая баба с пайбой, с которой она повздорила в самохуде, уезжая из Полунощи.

Откинувшись на спинку действительно жесткого кресла, девушка задумалась. Второй раз она видит ее здесь, и, судя по платью, не случайно. Но Лиза сама не могла сформулировать то, что ее настораживает во всем этом. Но что-то неопределённое словно царапалось изнутри, не давая покоя.

Может быть, Лиза просто все преувеличивает?

Колонна, меж тем, тронулась с места и легкий ветерок загулял по салону — перегородка между пассажирами и водительским местом, почему-то больше напоминающим седло на шесте с притачанной к нему сумой, а не современное нормальное кресло, не была опущена. Лиза покосилась на Флору. Та хмуро крутила в толстых, но ловких пальцах, выданный ей амулет. Свой Лиза не туго затянула на запястье и сейчас свободно болтался на левой руке, наровя попасть в ладонь.

Моторы уже бойко выкатывались из ворот Замка на дорогу один за другим, чтобы позже, не доезжая Межреченска, свернуть в беломорший бор, который, словно длинный язык неведомого горного тролля, острым и узким краем делил смешанные леса. Лиза с любопытством разглядывала этот пейзаж.

Здесь не стояли берёзы вперемешку с осинами и рябинами, и кустарник не затягивал землю, надежно пряча ее от человеческих глаз. Нет, лишь темные ели, силуэтами напоминавшие мрачных столичных работниц в юбках-колоколах, стояли по одиночке и хмуро смотрели с высоты на нежданных гостей.

Да, росли они не кучно, а на отдалении друг от друга, словно каждая стремилась оградить себя от близкого общения с товарками. Их нижние ветки спускались до земли, образуя невысокие, но густые шатры. Верхние же, наоборот, были так малы и немногочисленны, что верхушки мнились и вовсе голыми. Это от снегопадов и ветров, вспомнила Лиза.

Флора Михайловна подергала ее за рукав и, когда девушка, помедлив, обернулась, вдруг быстро и ловко сняла с ее запястья амулет, при этом так решительно двинув бровями, что Лиза передумала спрашивать: «Что вы делаете? — уже готовое сорваться с губ.

Молча она наблюдала, как Флора, свесившись в проем, прячет амулеты в суме ничего не подозревающего водителя-послушника. Купчиха же, закончив, осторожно и беззвучно опустила перегородку между салоном мотора и местом водителя, и решительно повернулась к Лизе. Девушка испытала досаду. Кажется, разговора избежать не удастся. Лизина сдержанная нелюбезность совершенно не смущала Флору Михайловну.

Та же, отогнув рукав теплой самосвязанной кофты, продемонстрировала вдруг целый набор непростых браслетов. И только сдвинув несколько камней в одной ей понятной последовательности, неторопливо заговорила с Лизой.

— Немудрено, что на охоте ты не была. В Полунощи по снегам не больно-то поохотишься, но ране Соцкие любили охоту. Весь околоток там собирался, куда было до них Чаройским. Давно, правда. Еще при прадеде твоем. Слышала я, дед мой туда хорошим гостем ездил, Соцкие за титулы никогда не цеплялись. А ты в имение-то отцово будешь наведываться? А, девонька?

— В отцово? — переспросила Лиза. — Но… его же нет.

Родовое имение Соцких, по словам отца находившееся в запустении и разрухе, было уничтожено еще в Смуту каким-то случайно забредшим те края революционным отрядом.

— Земля-то есть, — степенно ответила Флора. — Много земли. Не обижены были Соцкие в наделах-то, другое дело, что Север у нас, от той земли весь прок в охоте да в ягодах-грибах. Аль отказался твой батюшка от землицы-то, когда Михаил Новый всем всё обратно отписал?