— Если она не будет засыпать, толку-то от ее дара? — сердито осведомилась Гера Анжелина. — О какой свободе ты тогда говоришь?

— Но методы есть разные, — ответила кошка, растягивая гласные. — Просто, когда они спят, проще действовать. И потом, разве ты не видишь? Тебе достался очередной послушный, домашний, ответственный ребенок. Влюби ее в себя как мать. Увидишь, Ирмалинда будет стараться заснуть быстрее и сопеть начнет раньше тебя.

— Но эту ночь мы пропустили, — задумчиво молвила кайзерина, пристально разглядывая свое отражение.

— Одна ночь ничего не изменит, — кошка принялась умываться.

— Мне показалось или у тебя есть новость? — поинтересовалась Гера Анжелина, отворачиваясь, наконец, от зеркала.

Кошка опустила лапу и исподлобья посмотрела на хозяйку.

— Есть, — ответила неохотно. — У нас появился беглец.

— Он опасен для нас?

— Раз смог уйти, то неизвестно, что он сможет сделать еще, — сердито ответила кошка. — Надо искать. Так что эта девчонка нам сейчас очень нужна. Я могу отлучиться надолго.

Кайзерина медленно кивнула. Она рассеянно смотрела в окно, где еще буйствовала зелень сада, и не видела с каким лютым раздражением вдруг взглянула на нее Юби. Впрочем, та тотчас спохватилась и растянулась на покрывале, прикрыв глаза и жмурясь, как самая обычная кошка.

Графиня Ирмалинда Святава Квета дум Кламлип зу Блайхугер шла по открытой галерее Пале де Кайзи и хмурила красивые бровки. Она хорошо помнила прошедшую ночь и то, как она падала и сползала с жесткой табуреточки, на которую уселась сама, борясь со сном. Свята боялась, что удобный диванчик не даст ей шанса: она попросту уснет! И было в этой борьбе что-то странное, нереальное и оттого нехорошее.

Словно какая-то тень кружила вокруг нее и кружила ее, заморачивая, нашептывая самые дикие слова, точно они ее, Святины, мысли. Хорошо, что она сейчас их не помнит! Но на душе все равно дурно, как в детстве бывало, когда нехороший сон приснится, но тогда всё заканчивалось ладно: нянюшка, причитая, польет воду на уголек да умоет Святочку, и легко, и весело становится девочке, и смешно — вода щекотная, а ладошка нянюшки сухая, горячая и слегка жесткая как старая замшевая щеточка.

Ойтец тренировал Святу. Она могла не спать всю ночь и быть и бодрой, и сообразительной. И вот — первая дежурство у кайзерины, как вдруг такой конфуз… почти случился. Стоит ли признаваться в этом ойтцу?

Но ничего же не случилось, сказала она себе. Батинька буде думати, что я слаба, а я не така. Девушка тряхнула головой. Ойтец запрещал даже думать на родном языке, пока она находится в исконных землях.

Свята вздохнула. Как быстро она нарушает распоряжения своего родителя. Надо говорить папенька. Ах, прав был папенька, прав, когда напутствовал ее: только постоянное бдение за собой, за каждой мыслью и чувством ведет к успеху.

Девушка остановилась и оглядела сад. Пале де Кайзи, который обычно все звали просто Дворцом, с внутренней стороны являл собой поразительный контраст со стороной внешней, которая смотрела на плац, ровный, серый и скучный как придорожный камень. И нет даже зеленой былиночки нигде не росло. Говорят, плац моют как полы в гостиных. Кайзер Климент любит чистоту. Что ж, у Святы еще будет время в этом убедиться.

Когда ее карета ехала через плац, девушке показалось, что площадь просто начинает приподниматься, приподниматься, — да так и переходит в прямой ровный фасад, скупой на детали. Дворец? Нет, огромный серый ларь, как тот, что стоит на крыльце дома их деревенского старосты. У простых влашей, может быть, и нет архитектурных излишеств, но дома чистые, беленые, цветами по фасаду расписанные. А ойтецкий замок? Родительский, тотчас поправила она себя на языке исконных земель. Ах, родной дом — лепая игрушка на ладони горного великана.

Стоит ли писать родителям новое письмо сразу после первого дежурства? Не будет ли это слишком часто? Первое ее послание и так было весьма подробным.

И всё-таки какая разница между внешним и внутренним двором! Да и убранство залов удивляет. Словно у серого деревенского ларя откинули крышку и с удивлением обнаружили там дивный домик, в котором резные галереи, многоступенчатые переходы, великолепные колонны — и решительно все из прекрасного белого мрамора. Вот и декор галереи, выходящей в сад, вырезан с большим мастерством, словно не рука каменотеса работала здесь, а сама природа творила дивные цветы и листья.

А какой аромат разлит в воздухе! Впрочем, она еще накануне заметила, что чудное благоухание словно расплескалось по всему дворцу. Что же за цветы цветут в этом саду?

Девушка было совсем задумалась над тем, чтобы спуститься в цветники, как ее чуткий слух уловил легкие шаги, и Свята повернулась, ожидая увидеть одну из своих новых товарок, однако, обнаружила позади себя давешнего мужлана, который обругал ее на конюшнях в день приезда.

Щеки юной графини вспыхнули. Встреча ее не обрадовала.

— Простите, — учтиво произнес человек, склонившись перед ней в поклоне с такой уверенной грацией, что Свята сразу поняла: перед ней весьма не простой придворный. — Я напугал вас.

— Что вы, любезный рыцарь, пустяки, — откликнулась девушка миролюбиво. — Это утро необычайно свежо, и сад дивно благоухает. Вас, вероятно, привлекли прекрасные цветы и вы в одиночестве решили совершить утренний моцион? Я не смею мешать такому полезному делу.

Глаза придворного весело блеснули.

— Зачем же мне смотреть на те цветы, если я вижу один великолепный прямо перед собой?

Графинечка взглянула строго и ответила серьезно:

— Я принимаю ваш комплимент и благодарю вас, любезный рыцарь. Однако, не могу разделить ваше устремление любоваться на один цветок, когда вокруг множество чарующих, сотканных самой природой.

— О, я готов любоваться на них прямо сейчас, если вы составите мне компанию, милая барышня, — рассмеялся собеседник.

— Мы не представлены, — скупо обронила Свята. И зачем она только задержалась на этой галерее!

— Давайте исправим это маленькое недоразумение! — воскликнул нахал, не понимающий намеков. И, нарушая приличия, назвал себя, не давая Святе возразить:

— Лотарь зу Харт, к вашим услугам.

Свята еле сдержалась, чтобы не охнуть.

Он!

Сам!

Отец предупреждал, что с этим человеком следует быть осторожнее.

— Графиня Ирмалинда зу Блайхугер, — слабым голосом сказала она, протягивая руку для поцелуя. — Но вы же не будете компрометировать бедную девушку? Наше знакомство сейчас нарушает правила приличия.

— Поверьте, — молвил Лотарь с улыбкой. — Там, где я проявляю интерес, никто не дерзнет увидеть нарушения правил приличия.

Это потому, что тебя все боятся, неприязненно подумала Свята, и никто не желает попасть к тебе на беседу.

Чем же я привлекла внимание? Или все просто? Сейчас он поболтает с новенькой, увидит, что она дурочка и потеряет к ней интерес.

Лотарь тотчас подтвердил ее подозрения.

— Что вы делаете на галерее так рано и одна, графиня? Разве вы не дежурите сегодня у нашей кайзерин?

— Все верно, господин зу Харт, — потупилась Свята. — Но кайзерин была столь добра ко мне, что отправила меня почивать и сказала возвращаться только к вечернему чаю.

— Тогда извольте, я провожу вас, дитя мое, — с улыбкой молвил Лотарь. — Все-таки час ранний, а дворец — не лучшее место для прогулки юной и одинокой девушки.

— Что же со мной может случиться в самом безопасном месте Исконных земель? — деланно удивилась графиня.

— Пока я с вами, — уверил Лотарь, — ровным счетом ничего. — Но не будьте беспечны, дитя моё. Вы еще так юны и доверчивы. Это свойство юности, и оно прелестно. Просто будьте осторожнее и смотрите по сторонам чаще.

— Знаете, — задумчиво молвила Свята. — Вот сейчас вы, господин зу Харт, на самом деле можете меня напугать.

Лотарь сверкнул улыбкой так, что словно лучики из глаз брызнули.

А она его красит, удивительно преображая строгое, пожалуй даже скучное, лицо.