С засосами уже ничего не поделать, но он поднимает воротник, пытаясь скрыть их, что придаёт ему вид слегка небрежного рокера — своего рода маска, за которой он прячет тревогу.

Сделав глубокий вдох, я наблюдаю, как он собирается с мыслями, бормочет себе под нос что-то ободряющее, затем тихо открывает дверь и выходит. Я иду за ним, готовый подхватить его, если всё пойдёт не по плану.

Глава 31

Кайден

Я не знаю точно, когда понял, что забыл, как звучит Купер. Чем дольше его не было, тем труднее вспоминать мельчайшие детали — его запах, звук его смеха. Я ожидал, что с отцом будет то же самое. Но когда захожу на кухню, первая мысль — он звучит так же, как и всегда. Его голос — тёплый, глубокий. Он никогда не был шумным человеком: твёрдым, когда нужно, он не кричал и не повышал голос, но и не говорил слишком тихо.

— Я до сих пор не могу поверить, что никто из его коллег не пришёл… Мне так жаль этого парня, — говорит папа Марии. Он стоит ко мне спиной и раскладывает сумку с ноутбуком на стойке. Когда я вхожу, она поднимает голову, и на её лице появляется улыбка. Папа замечает это и медленно поворачивается, следя за её взглядом.

Когда он видит меня, бумаги выпадают у него из руки и шурша падают на стойку.

— Кайден? — спрашивает он. Его голос дрожит, полон благоговейного неверия, словно он не может поверить своим глазам. Позади меня Джейми кладёт руку мне на поясницу и мягко подталкивает вперёд.

Папа делает шаг навстречу. Его глаза блестят, а подбородок дрожит.

— Привет, пап.

Эти два слова, должно быть, сильно ударили его, потому что у него подгибаются колени, и я тут же бросаюсь вперёд, хватаю его. Он выше меня, но намного худее, чем я помню. Его тёмные волосы тронуты сединой, особенно на висках, но он всё тот же мужчина, которого я знал. Тот, кто перевязывал мне колено, когда я упал с велосипеда, тот, кто трижды смотрел шоу Питера Пэна и в конце каждого раза вставал и подбадривал меня, и который никогда не разочаровывался во мне, даже когда я его отталкивал.

— Это реально, да? — говорит он, кладя руки мне на плечи и отодвигая меня назад. Его взгляд скользит по мне с головы до ног. — Я уже начал думать, что больше никогда тебя не увижу.

Слёзы текут по его лицу, скрываясь в темной бороде, которую он отрастил с тех пор, как я видел его в последний раз.

Кажется, мы обнимаем друг друга часами, ни слова не произнося. Я чувствую биение его сердца и прерывистое дыхание. Где-то на кухне кто-то включает чайник, и вдалеке лает собака. Но ни один из нас не отпускает другого.

— Прости меня, — всхлипываю я, уткнувшись лицом в его шею. — Прости за всё это. За то, что поверил маме, за то, что выбрал её, за то, что был таким ужасным сыном. Мне очень жаль. Я стоил нам слишком дорого, папа. Я стоил нам Купера.

— Эй, — говорит он хриплым от эмоций голосом, заставляя меня взглянуть ему в глаза. — Ты ничего подобного не сделал. Ты был ребенком, когда твоя мать ушла, и мы использовали тебя и твоего брата как оружие друг против друга. Это наша вина, а не твоя. Прости, что я был строг с тобой, я должен был быть лучше. Что касается Купа, — он вытирает слёзы с моих щек тыльной стороной ладони. — Купер погиб в результате несчастного случая.

Качая головой, я вырываюсь из его объятий. Почему никто не обвиняет меня? Почему никто — ни папа, ни Мария, ни Джейми — не видит, что это моя вина?

— Если бы не я, он бы не попал в аварию!

Каждое слово разрывает меня, когда я рассказываю своему отцу и Марии, которая сейчас стоит рядом с ним, каждую грязную деталь о том, что произошло той ночью и в месяцах, предшествовавших этому. О маме и о Кайле. Я говорю всё это, позволяя словам вырываться болезненными вздохами, оставляющими внутри меня пустоту и холод.

— Мне жаль, что это случилось с тобой, мой мальчик, — говорит мой отец, его голос полон сострадания. — Мне жаль, что этот человек причинил тебе боль. Я понимаю, почему ты винишь себя, но тебе нужно перестать это делать. В ту ночь могло случиться что угодно. За рулём мог быть ты — или Джейми. Мы могли потерять любого из вас или всех вас. Мы никогда не узнаем наверняка, и мы не сможем двигаться вперёд, если будем оглядываться назад.

Рука Джейми всё ещё на моей спине, и я прижимаюсь к её прикосновению. С ним я чувствую себя в безопасности. Полноценным и рациональным. Он даёт мне так много, всего одним прикосновением своей руки.

— Хотел бы я, чтобы на его месте был я, — признаюсь я, опустив голову. Джейми ворчит, и папа встает прямо передо мной, его черные носки блестящих рабочих туфель касаются кончиков моих носок. Он приподнимает мой подбородок, и я вынужден смотреть в те же шокирующие голубые глаза, что у нас с ним, и которые раньше были у Купера.

— Я не знаю, — он качает головой. Озарение приходит к нему, и он спрашивает: — Боже, Кайд, пожалуйста, скажи мне, что ты не провел эти последние три года, желая умереть?

Я задыхаюсь от своих слов, но выдавливаю из себя невнятное «да», затем показываю ему шрам на своем запястье. Мария ахает, и тихие слезы текут по щекам моего отца.

— Я скучаю по Куперу. Я просто хотел снова быть с ним. Если бы я умер в тот день вместо него или с ним, мне было бы не так больно. Всё болит, постоянно, — рассказываю я сквозь всхлипывания.

— О, Кайд... — папа берет салфетку, которую ему предлагает Мария, и промокает мои мокрые щеки. — Прости, что я не смог быть лучше с тобой. Я знаю, что не всегда был хорошим отцом, и я очень сожалею, что никогда не показывал тебе, как сильно я тебя люблю — может быть, если бы я это сделал, ты бы не ушел, когда мы больше всего нуждались друг в друге.

В поезде я сказал себе, что не буду чувствовать вины за то, что уехал, за то, что сделал то, что должен был сделать. И я не чувствую, но от этого тот факт, что меня не было рядом, когда я был нужен ему или когда я нуждался в нем, не становится менее болезненным.

— Мне нужно было уйти, папа, — наконец сдаюсь я и прислоняюсь к Джейми. Он обнимает меня за талию и кладет ладонь мне на живот. От меня не ускользает вопросительный взгляд моего отца, но он ничего не говорит.

— Я отталкивал тебя годами, и еще больше, когда ты женился на Марии, — я смотрю на красивую блондику, стоящую рядом с моим отцом, положив руку ему на плечо. Она всегда была со мной приветлива, а я отплатил ей плохим отношением и полным безразличием. — Как я мог остаться? С моей стороны было нечестно просить тебя помочь мне пережить худшие дни в моей жизни. Не тогда, когда я никогда не был рядом с тобой.

— Семьи не сводят счеты, Кайден, — говорит папа твердо, но без злобы. — И это именно то, что мы есть — ты, я, Мария, Джейми и Купер. Я знаю, что мы не та семья, о которой ты всегда мечтал, но мы то, что у тебя есть.

Мария встает перед ним и целует меня в щеку.

— Мы любим тебя.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз моя собственная мать говорила мне, что любит меня — думаю, мне было лет пятнадцать или шестнадцать. Это было так давно, что я не помню, каково это — иметь мать, любящую меня. Слова Марии проникают в мое сердце, заполняя трещины, которые образовались задолго до смерти Купера.

— Почему? Я был так ужасен с тобой.

Она мягко улыбается и смотрит через мое плечо на Джейми.

— Я вырастила мальчика-подростка, я привыкла к плохому отношению. Тебе не нужна была мачеха и сводный брат, я сама была в таком положении, так что понимаю. Но ты не смог бы отпугнуть меня или помешать мне любить тебя и Купера, как своих собственных.

Джейми с обожанием усмехается, его дыхание обжигает мою шею, и я не могу сдержать ухмылку.

На кухне воцаряется тишина, пока теплое летнее солнце струится через окна и открытую заднюю дверь. Проходит несколько секунд, прежде чем мой папа снова говорит.

— Я действительно скучал по тебе. Спасибо, что вернулся домой.

Любовь…

Семья…

Дом...

Кажется, что всего этого слишком много и в то же время недостаточно. Я хочу сказать больше, вдохнуть больше их сладких слов и понимания, но мое тело и разум слишком устали.