— Мы уходим? — спрашивает Джейми, поворачиваясь лицом к Куперу. Джейми оттягивает рукав рубашки, расстегивает пуговицу и закатывает его, выставляя напоказ свое мускулистое предплечье. Я ловлю себя на том, что наблюдаю за ним еще до того, как его слова доходят до меня.

— Нет!

Я рявкаю, потому что, черт возьми, прошло почти семь месяцев с тех пор, как я ее видел в последний раз. Мы собирались вместе поехать в Испанию летом, а даже не купили билеты. У меня скоплены все деньги, я подрабатываю, чтобы позволить себе эту поездку.

Переворачивая руки так, чтобы ладони лежали на скатерти, я замечаю грязь под ногтями и въевшуюся в кутикулу. Мои обычно накрашенные ногти потрескались, лишь намек на черный лак, который я накрасил ногти на прошлой неделе. Грубая кожа на моих пальцах — еще один признак тяжелой работы, которой я занимался последние несколько месяцев, вскапывая и разбрасывая новую почву.

Вырывая старые деревья и прокладывая мощеные дорожки. Работал до захода солнца, пока мой босс не отправил меня домой с довольной улыбкой на лице.

Когда я поднимаю глаза, то замечаю, что Купер изучает меня, его губы сжаты в две тонкие белые линии.

— Почему тебя так волнует встреча с мамой? Почему ты позволяешь ей делать это с тобой?

И под этим он имеет в виду, почему я позволяю ей снова и снова обманывать мои надежды.

Как будто я не задаю себе этот вопрос постоянно. Всегда натыкаюсь на один и тот же ответ. Поскольку она моя мать, она должна любить меня так же, как я люблю ее.

— Спроси лучше, дорогой брат, — в моих словах слышится горечь, и он вздрагивает. Чувство вины, которое я уже испытывал, усиливается по мере того, как растет мой гнев. — Почему тебя это не волнует? Она наша мать, она буквально родила нас. Почему тебе так легко притворяться, что ее не существует?

Джейми кладет свою руку поверх руки Купера, и на короткую секунду я наблюдаю за ними, задаваясь вопросом, каково это — чувствовать подобное утешение. Чувствуется ли это, как будто вокруг тебя непроницаемая стена? Как будто, что бы ни случилось, ты ни с чем не столкнешься в одиночку. Тепло и комфорт, который ты чувствуешь каждой клеточкой своего тела? Достаточно ли у него силы, чтобы удержать вас на плаву?

Купер прочищает горло, и когда он говорит снова, его голос звучит чисто, выдавая слезы, которые слетают с его голубых глаз, несколько капель остаются на темных ресницах.

— Потому что она не заботится обо мне, а у меня нет времени или эмоционального пространства, чтобы тратить их на кого-то, кто не хочет иметь со мной ничего общего. Ты можешь думать, что когда-то мы были идеальной семьей, но ты лжешь себе. — он похлопывает себя по месту над сердцем. — Она бросила нас, Кайден.

К моим щекам приливает гнев, жар достигает ушей, а в голове начинает стучать.

— Она бы никогда не бросила нас, если бы папа был лучшим мужем!

Я почти кричу через стол, привлекая взгляды других посетителей. Это то же самое, что я говорю ему и моему отцу с того дня, как она ушла. Это то же самое, что я говорю себе, потому что это правда. Я уверен, что это правда. Хотя насколько ты уверен? Ты бы поставил на это свою жизнь? Ты бы поставил его? С каждым разом, когда я говорю это, я становлюсь все менее убежденным.

Бурление в моем животе усиливается, и я делаю еще один медленный глоток воды, затем вытаскиваю ломтик лимона и засасываю его в рот. Горький привкус сжимает мышцы моего горла, когда я сглатываю то странное ощущение, которое возникает, когда откусываешь что-то терпкое, от которого покалывает в ушах. Это заглушает бурление у меня в животе, хотя бы на мгновение.

В ответ Купер невесело рассмеялся и покачал головой.

— Знаешь, когда мне было пять лет, я слышал, как она говорила своим друзьям, что была бы счастлива просто заполучить тебя? Что она никогда не хотела нас с самого начала. Что она была слишком молода и у нее еще слишком много дел, чтобы быть связанной детьми. Она сказала им, что ты ей понравился, но что ее жизнь была бы намного проще, если бы меня никогда не существовало, что если бы в тот раз я оказался в больнице с пневмонией, и умер, она чувствовала бы себя менее обремененной родительством.

Я задыхаюсь на следующем вдохе, с моих губ срывается вздох, когда его слова доходят до меня, разрывая мое и без того хрупкое сердце. Я не знал, я всегда предполагал, что он просто предпочел папу ей, что он выбрал чью-то сторону. Слезы текут по его лицу, когда он встает, бросая салфетку на стол перед собой.

— Так что не смей, блядь, осуждать меня за то, что я не забочусь о ней. Папа — единственный родитель, который у меня когда-либо был, и он проделал чертовски хорошую работу. Сбрось ее с этого пьедестала, Кайден, и, может быть, тогда у нее не будет сил продолжать ломать тебя.

Он не ждет, пока я что-нибудь скажу, и покидает ресторан в потоке слез. Я впиваюсь ногтями в джинсы, пытаясь унять сдавливающую грудь боль, делаю глубокие вдохи, чтобы унять волны, пытающиеся утопить меня. Я наблюдаю, как другая половина меня сгибает плечи, защищаясь от ветра, когда он стоит прямо за дверями ресторана.

— Она не придет, Кайден, и я умоляю тебя не выходить на улицу и не делать каких-нибудь глупостей. Только в этот раз не вешай это на своего брата, — умоляет Джейми.

— Отвали, Джейми, это не имеет никакого отношения к... — он не слушает остальную часть моих слов, просто качает головой и уходит.

Я жду еще сорок минут, но она так и не появляется. Она не отвечает на мои звонки, а сообщения остаются неотправленными.

Поскольку мне больше нечем заняться, а сквозь ткань на бедре проступает влажное пятно, я отправляюсь в больницу. Там милая, добрая медсестра с красивыми голубыми глазами и в очках с леопардовым принтом зашивает порез и говорит мне о том, чтобы поговорить с кем-нибудь. Я выхожу из центра неотложной помощи с брошюрой о самобичеванию, номером благотворительной организации по охране психического здоровья 24/7 и записываюсь на прием к врачу.

И я делаю все это с обетом быть лучшим братом.

Глава 12

Джейми

— Осторожнее, — предупреждаю я, ведя Купера вверх по последней каменной ступеньке, одной рукой обнимая его за локоть. У него завязаны глаза, а свободная рука вытянута в попытке сориентироваться самостоятельно, несмотря на то, что он понятия не имеет, где мы находимся.

— Меня немного подташнивает, когда я смогу посмотреть?

Осторожно, чтобы не слишком сильно толкнуть его, я поворачиваю его лицом к себе. Его губы растянуты в широкой улыбке, а нос очаровательно вздернут, как будто он двигает им в попытке сорвать повязку с глаз.

— Ты действительно плохо себя чувствуешь или проявляешь нетерпение?

Мой голос звучит игриво, и я приподнимаю бровь, хотя, если я завязал глаза как следует, он не сможет ничего увидеть.

Купер смеется.

— Ладно, я проявляю нетерпение. Я ненавижу сюрпризы. Я имею в виду, они мне нравятся, когда я знаю, что это такое. Но, полагаю, тогда они перестают быть сюрпризами. Или они все еще остаются сюрпризами после того, как их раскрыли? Я никогда раньше об этом не думал.

Мои губы встречаются с его губами, пока они еще двигаются, и он хмыкает, но хватает меня за голову и прижимает к себе крепче. Мы достигли идеального места, поэтому, пока наши губы все еще соприкасаются, я развязываю узел у него на затылке, позволяя ткани упасть на землю.

Он несколько раз моргает, его глаза привыкают к яркому свету, льющемуся через окно.

— Привет, — говорит он, не сводя с меня глаз, хотя я уверен, что больше всего на свете ему хочется осмотреться.

— Привет. — я снова целую его, затем делаю шаг в сторону.

Купер задыхается, его рука протягивается, чтобы схватить меня за запястье.

—Это.... Черт возьми, это невероятно!

Я наблюдаю, как множество эмоций сменяется на его лице, прежде чем застыть в той улыбке, которую я так люблю.

Мы стоим посреди деревянной хижины, расположенной высоко на холме. Окно от пола до потолка находится по центру, занимая всю комнату. На улице темно, и огни города внизу кажутся звездным покрывалом у наших ног. Крошечные мерцающие огоньки на темном пространстве окружающего нас леса.