Сделав воду почти обжигающей, я стою под струёй, пока кожа не начинает пощипывать и не становится ярко-красной. Прижав лоб к холодной плитке, я закрываю глаза, с лица стекают капли — и я позволяю себе вспомнить Кайдена. Позволяю себе хоть раз подумать о том, что между нами произошло.

Когда-то, много лет назад, бывали моменты: его взгляд, мимолётное касание рук, резкое ощущение его близости. И тогда казалось, будто между нами, в молчании, есть нечто неуловимое. Но я был так предан Куперу, что не придавал этому значения. Не позволял чувствам выйти за пределы кратковременной реакции тела. Это даже не было сексуальным желанием — точно так же, как и сегодня.

Но сегодняшний день ощущался иначе. Он был... более опьяняющим. Более глубоким. Более настоящим. Когда наши губы соприкоснулись, внутри что-то рвануло к нему. Потерянный в этом моменте, охваченный похотью и злостью, я хотел его сильнее, чем воздуха. Как мы дошли до этого — я не понимаю. Но, возможно, наш поцелуй был не случайностью, а итогом множества мелких выборов. Эффект бабочки.

Когда мне было тринадцать, мама объяснила мне, что даже самые незначительные поступки могут оказать огромное влияние — и что каждый из них формирует дорогу, по которой мы идём.

В качестве примера она рассказала, как встретила моего отца. В тот день она собиралась поехать на работу, но её машина отказалась заводиться. У неё был выбор — идти пешком или сесть на автобус. Из-за дождя она выбрала автобус. Именно там она села рядом с мужчиной, у которого тоже были проблемы с машиной.

Если бы не эта поломка, она бы никогда не встретила моего отца. И меня бы не было.

Любую ситуацию можно разложить на тысячу крошечных решений, каждое из которых сыграло свою роль в том, где ты оказался сейчас.

Я часто возвращаюсь к этой мысли — особенно после смерти Купера. Думаю о том, как всё, что происходило до того, привело к тому самому моменту, когда он отвёл взгляд от дороги.

Это то, что я всегда хотел сказать Кайдену. Именно поэтому я звонил ему снова и снова после похорон. Я знаю, он винит себя так же, как я винил его. И так же, как я до сих пор обвиняю себя.

Но всё сложнее, чем он себе представляет. Потому что были сотни, тысячи мелких решений, что в итоге сложились в один роковой момент.

Эти мысли крутятся в голове, когда я выхожу из душа, вытираю кожу досуха, натягиваю чистую одежду.

Я всё ещё мысленно прокручиваю шаги, что привели нас сюда, пока собираю вещи и набираю номер Рейчел.

Она радуется, когда я говорю, что вернусь завтра вечером.

Меня снова накрывает тошнота, и я опускаюсь на пол, обхватив колени руками и прижав их к груди.

Глава 23

Джейми

Прошлой ночью я так и не смог уснуть. Сколько бы ни старался — даже после пробежки вдоль реки и трёх кружек пива в баре.

А теперь вот я стою на пороге квартиры Кайдена, чувствуя себя так, будто собираюсь умереть.

Одна из его соседок выходит из своей квартиры. Я выдавливаю улыбку, стараясь не выглядеть странно — просто стою тут и пялюсь в его дверь. Она бросает на меня любопытный взгляд, шепчет “привет” и исчезает на лестнице.

Я смотрю под ноги — на коврик, на котором изображена чёрная кошка и крупная надпись “Заведение Форда”. Это тот случай, когда вещь, скорее всего, подарили — сам бы такое не купил.

Понимая, что уже слишком долго стою тут как привидение, я стучу. Желудок сжимается от нервов.

Я ведь всё отрепетировал. Перебирал слова в темноте гостиничного номера, прогонял про себя каждую строчку. Шаркая ногами по коврику, я бросаю взгляд на пустой коридор.

Проходит вечность, прежде чем замок щёлкает, и передо мной появляется Кайден.

И, чёрт возьми, это совсем не то, к чему я был готов.

Мои лёгкие опустошаются, в груди вспархивают бабочки.

На нём — моя толстовка.

Не раздумывая, я перешагиваю порог, хватаю его за бёдра и подталкиваю внутрь. Мы оказываемся в квартире, и дверь с грохотом захлопывается за нашими спинами.

Кайден вздрагивает, когда я прижимаюсь носом к тому месту, где ткань касается его ключицы. Он надел её тогда, после больницы, потому что было нужно. Но сейчас... сейчас это что-то другое.

Будто он выбрал её сам. Будто выбрал меня — часть меня, которую хотел сохранить, даже после того, как сказал уйти.

— Это моё, — говорю я, скользя ладонью по его боку, вверх по груди, пока не сжимаю ткань.

— Знаю. — Он чуть отстраняется. Я ловлю его взгляд — глаза задерживаются на моих губах, он облизывает свои. Затем поднимает взгляд, и чёрная прядь падает ему на лоб. — Зачем ты здесь, Джейми?

Тот же вопрос, что и вчера. Но я готов. Или, по крайней мере, был.

Только все те слова, тщательно выстроенные в моей голове, рассыпаются, как дым.

— Чтобы попрощаться, — выдыхаю я. Моя рука крепче сжимает его бёдро. Его ладони ложатся мне на талию. — Извиниться. А потом — уехать домой.

Кайден кивает.

— Тогда скажи это.

Он придвигается ближе, его нога скользит между моих. В груди — вихрь. Ни с того ни с сего, член дёргается, и я глотаю воздух.

— Попрощайся со мной.

Его взгляд не отпускает мой, и я позволяю себе изучать его лицо: строгие линии бровей, густые ресницы, обрамляющие сапфировые глаза.

Безупречно-бледная кожа, розовеющие щеки.

Попрощайся со мной.

— Хорошо, — говорю я.

Но ни один из нас не двигается. Я тоже не говорю ни слова. Мы просто стоим — напротив друг друга, тяжело дыша, и воздух между нами становится густым, почти зримым. Наши тела так близки, что я чувствую каждую его линию, каждый желобок, каждую мышцу, прижатую ко мне.

Я сжимаю ткань его толстовки, притягивая его чуть ближе.

За какое-то ничтожное время Кайден Кэррингтон перевернул мой мир вверх дном.

И это одновременно пугает, захватывает и сбивает с толку.

Я не имею ни малейшего представления, что с этим делать.

— Джейми, — наконец говорит он. Его голос мягкий, но внутри — что-то хрупкое. — Что это? Тонкая нота уязвимости. Тень скользит по его глазам, когда он добавляет:

— Я не Купер.

Боль пронзает грудь. Он думает, что поэтому я здесь. И как я могу его винить, если сам не дал ни единого повода думать иначе?

Сейдж была права. Я сделаю ему только больно. Возможно, уже сделал.

— Я знаю, — отвечаю я тихо, отпуская его.

Он смотрит на меня секунду, может, две — и отходит на кухню. Я остаюсь на другой стороне стойки, позволяя ей быть границей между нами.

Кайден двигается с удивительной грацией, достаёт кружки, включает чайник.

— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает, не оборачиваясь. Он кладёт чайный пакетик в одну из кружек и замирает в ожидании. Воздух между нами тяжёлый, почти звенит. Я провожу рукой по волосам, просто чтобы занять себя хоть чем-то.

— Да… Эм. Чай. Спасибо.

Когда чай готов, он ставит мою кружку ближе ко мне и отпивает из своей, взгляд по-прежнему опущен.

— Когда умер Купер, — начинаю я, зная, что эта часть никогда не станет легче. — Я винил тебя.

Я жду, что он поднимет глаза, но он не делает этого. Вместо этого я смотрю на его непослушные, чуть влажные чёрные кудри, пока он сосредоточенно изучает содержимое своей кружки.

— Я обвинил тебя. Сказал кучу херни, которую ты не заслуживал. По правде говоря, я был так зол… на всё. На то, что мы вообще оказались на той вечеринке. Я прокручивал ту ночь снова и снова — как пластинку, заевшую в самом болезненном месте. Дни напролёт, после похорон. Что если бы мы не поехали? Что если бы я не ударил того парня? Что если бы за рулём был ты, а не Купер? Что если бы я не пил? Так много «что если», что меня тошнит от одной только мысли о них.

Голубые глаза Кайдена медленно поднимаются ко мне. В них — боль, печаль… И я не могу не задуматься: видит ли он то же самое во мне?

Он ничего не говорит. Просто смотрит, прикусив нижнюю губу.

— Я звонил тебе после похорон. Приходил к тебе на работу. Мне нужно было, чтобы ты знал… Что я сожалею. О том, что наговорил. О том, что когда-то — пусть и в слепой ярости — хотел, чтобы это был ты, а не он. О том, что первым делом обвинил именно тебя.