Как только еда убрана и мама поставила на стойку три контейнера с остатками еды — по одному для каждого из нас, кто здесь не живет, — мы садимся вместе в гостиной, чтобы раздать подарки. Мы смеемся над шутливыми подарками, которые Сейдж купила близнецам, улыбка даже трогает губы Кайдена, когда он открывает коробку с хлопьями, которую она наполняет мягкими, улыбающимися пенисами. Дункан дарит мальчикам обе подарочные карты, которые они с радостью получают, а моя мама дарит им обоим регбийные майки их любимой команды с подписью капитана.

— Я уже передал Куперу его подарок, — говорю я, доставая из сумки подарок Кайдена.

Сейдж шепчет что-то вроде “Я уверена, что ты это сделал” себе под нос, и Дункан хихикает. Мои щеки пылают, но я игнорирую растущий румянец и протягиваю маленькую черную коробочку Кайдену.

Он держит его на ладони, переводит взгляд с коробки на меня, потом снова на коробочку. Медленно, как будто обезвреживая бомбу, он отрывает ленту и снимает крышку. Если он хотел интриги, то именно это и получил. Затаив дыхание, я жду его реакции. Он достает браслет, кладет его на ладонь и просто .... смотрит на него.

Сидящая рядом со мной Сейдж кашляет, но не сводит глаз с украшения. Брови Кайдена хмурятся, затем он смотрит на меня.

— Это... — он прочищает горло и начинает снова. — Это... спасибо тебе. — его голубые глаза встречаются с моими, и я не могу расшифровать выражение, которое мелькает в них, пока его внимание не возвращается к браслету.

— Это прекрасно, правда? — говорит Купер, усаживаясь ко мне на колени. — Джейми дарит лучшие подарки.

—Да, — говорит Кайден, его голос едва слышен. — Это идеально.

Глава 9

Кайден

Возможно ли провести лучший и худший день рождения в своей жизни в течение одного дня? Потому что именно таким был сегодняшний день. Прошлая ночь была отстойной. Грубые руки Кайла и небрежные поцелуи преследовали меня во сне, и я проснулась в холодном поту в постели Сейдж, мое лицо было покрыто засохшими слезами.

Но сегодня? Сегодня был, наверное, лучший день, который у меня был за очень долгое время. Проведя время с Купером, смеясь с ним, когда мы гонялись друг за другом по саду, и любуясь звездами в его спокойном присутствии, я почувствовал себя легче, чем когда-либо.

Включаю свой динамик, чтобы воспроизвести случайную песню, я закрываю глаза и думаю о Купере. Я улыбаюсь, вспоминая день, когда нам исполнилось восемь и родители повели нас в кино. Мы впервые ели попкорн, смешанный с шоколадными батончиками, и пили газировку. Мама смеялась над мультфильмом, а папа держал ее за руку и улыбался, когда она совала ему в рот кусочек попкорна.

После этого мы с Купером соорудили палатку из диванных подушек и одеял, а затем провели ночь, рассказывая друг другу истории и смеясь так беззаботно, как это делают два счастливых восьмилетних ребенка с набитыми сахаром животами. Я до сих пор живо помню ту ночь и то, как тепло было у меня внутри. Вот каким счастьем было для меня это тепло, которое наполнило меня от кончиков пальцев ног до кончиков ушей.

—Я так рад, что родился со своим лучшим другом, — сказал Купер, широко улыбаясь, но его глаза были тяжелыми от сна.

У меня сжимается в груди, когда я представляю Купера сейчас, с такой же широкой улыбкой, смотрящего на Джейми. Джейми, который является его новым лучшим другом. Или его другой лучший друг. Джейми, мальчик с растрепанными каштановыми волосами и кривой ухмылкой. Тот, кто громко поет старые песни, независимо от того, кто рядом, и кто оживленно говорит о зданиях и прочем дерьме. Джейми, которого я хочу ненавидеть, потому что Купер любит его, а он любит Купера, и никто не любит меня.

Я даже сам себе не очень люблю.

Пушистый хвост касается моего лица, когда мой кот Форд ложится мне на грудь.

Он впивается ногтями в мою футболку, и в его груди заводится маленький моторчик, когда он мурлычет. Я глажу его по спине, и он удовлетворенно устраивается поудобнее, сворачиваясь пушистым клубочком. Я нашел его год назад в глубине сада, в котором работал. Он весь черный, тощий, хотя и в добром здравии, и у него отсутствует большая часть хвоста. Я не знаю его истории, но кто-то причинил ему боль, в этом я уверен. И я никогда не позволю, чтобы с ним снова случилось что-то плохое. Когда-нибудь я построю ему огромный дом в нашем саду, и он сможет жить как король.

Порывшись в заднем кармане, чтобы не потревожить Форда, я достаю браслет, который подарил мне Джейми. Крутя его в руке, я подношу к свету, чтобы получше рассмотреть. Сталь, из которой изготовлены маленькие звенья, темно-серая, почти черная, а камни, вставленные в каждое звено, темно-синего цвета. Я уверен, что у них есть название, но я мало что знаю о драгоценных камнях. Он тяжелый и холодный на ощупь, и когда я надеваю его на запястье и надежно застегиваю, он красиво сливается с моей татуированной кожей. Я пытаюсь подавить мысль о том, что он выбрал этот подарок, потому что он напомнил ему обо мне. Я не думаю, что Джейми выбрал это по какой-либо другой причине, кроме того, что ему нужно было что-то купить.

Из моего динамика на потолке спальни звучит Citizen Soldier’s Bedroom Ceiling, и я опускаю руку, позволяя ей упасть на прохладные простыни, браслет ощутимо тяжел на моем запястье.

Мои глаза поднимаются к потолку, и я изучаю маленькую трещинку, которая тянется от источника света к одному углу. Слова песни доходят до меня, и я обдумываю все чувства и мысли, которые тяжелым грузом давят мне на грудь, задаваясь вопросом, есть ли смысл просто выпаливать их все, даже если их слышат только стены моей комнаты.

— Я не хотел, чтобы он прикасался ко мне, — шепчу я, делая глубокий вдох, а затем повторяю свои слова. Слезы затуманивают мне зрение, и я быстро моргаю, чтобы смахнуть их. —Я просто хотел, чтобы мама поужинала со мной. — еще больше слез подступают, пока моргание не приводит к тому, что они стекают по моим щекам. —Хотел бы я быть больше похожим на Купера. — еще больше слез. —Я бы хотел, чтобы кто-нибудь любил меня так, как Джейми любит Купера.

Я продолжаю в том же духе, обнаженные истины и болезненные реалии срываются с моих губ, пока у меня не начинает щипать в глазах. Мои рыдания усиливаются, и Форд спрыгивает с меня, бросает на меня быстрый взгляд, а затем идет к своей кровати, прикрепленной к батарее в моей комнате.

Моя грудь сжимается, и я зажмуриваю глаза, когда знакомое ощущение утопления начинает подниматься из глубины моего живота. Мой пульс учащается, пока все, что я слышу, — это биения моего сердца в ушах. Так громко, что я больше ничего не слышу. Даже песня заглушается. Я вздрагиваю, когда теплое тело накрывает меня, и знакомый аромат ванили Купера наполняет мои ноздри. Я обнимаю его, когда он переворачивает нас и притягивает меня к своей груди, располагая нас так, пока мы не прислоняемся к изголовью моей неубранной кровати.

— Я не хотел, чтобы он прикасался ко мне, — говорю я, и Купер втягивает воздух, но не отстраняется. Его рука поднимается к моему затылку, и он поглаживает его, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Ритм — это утешение, которое достигает самых темных уголков моей израненной души. —Я умолял его остановиться. Почему он не остановился? — мои рыдания становятся громче, пока слова не вырываются с икотой. — И мама не пришла, я просто хотел поужинать с ней на свой день рождения.

Еще рыдания, еще слезы, еще икота. Еще успокаивающие похлопывания и крепкие объятия от моего близнеца. Моего лучшего друга.

Я отстраняюсь, мои глаза горят, когда я смотрю в собственные, налитые кровью глаза Купера. По его щекам текут слезы, и он прикусывает нижнюю губу.

— Я чувствую, что тону, Купер. Все время. Как будто вокруг столько воды, и она толкает меня вниз, удерживает, и там нет никого, кто мог бы меня спасти.

Он берет мои руки в свои, крепко сжимая их. Голубые глаза, которые отражают мои собственные, держат меня в своих объятиях, удерживая на земле.

— Я буду твоим спасательным жилетом. Я всегда буду спасать тебя, Кайден. Всегда.