Игривость в мамином голосе исчезает, когда она снова заговорила — уже серьёзно:

— Ты знаешь, мне всё равно, с кем ты встречаешься. Но, Джейми... ты уверен, что делаешь это по правильным причинам?

— Что ты имеешь в виду?

Я тут же напрягаюсь, руки сжимаются на коленях.

— Не лги мне, — говорит она твёрдо. — Я твоя мама, и я знаю, что ты годами лгал мне.

Её брови сходятся в прямую линию, и тонкие черты лица вдруг кажутся куда строже обычного. Но в глазах — беспокойство, не злость.

— Ты был на могиле Купера?

Этот вопрос вырывает из меня весь воздух. Всё это время я думал, что она поверила моей лжи. Что я всё хорошо спрятал. А теперь мне кажется, что я сам себе врал больше всего.

— Не смотри на меня так, Джей, — её голос мягче, но не менее серьёзен. — Я знаю, что это Сейдж оставляла там цветы. Я никогда тебя не осуждала — мы все справляемся с горем по-своему. Вот почему я и молчала до сих пор.

Она делает паузу, вглядываясь в меня.

— Но меня беспокоит, что ты можешь использовать Кайдена, чтобы заполнить ту пустоту, которую оставил после себя Купер.

Мои руки находят волосы, я дергаю себя за кончики, закрываю глаза, пытаясь унять водоворот эмоций, бурлящий внутри. Я ещё не справился со смертью Купера, но дело с Кайденом совсем в другом. Это не способ справиться. Это отдельно от того, что я чувствовал — или чувствую — к Купу.

— Я не жду, что ты поймёшь, мам. Но ты ошибаешься. Может, я и не отпустил Купера полностью… — я вздыхаю, — но Кайден — это не способ заполнить пустоту. Я не с ним, чтобы чувствовать себя лучше. Я не смотрю на него и не вижу Купера. И не потому, что они не похожи — все знают, что они похожи, — а потому что Кайден совсем другой. И чувства к нему другие.

Трудно объяснить маме, что именно я чувствую, особенно когда сам ещё не до конца это понимаю. Всё, что я знаю сейчас — когда я смотрю на Кайдена, я чувствую себя счастливым.

Мама опускается передо мной на колени, кладёт руки мне на колени. До меня доносится её запах лаванды, и на секунду я снова становлюсь тем маленьким мальчиком, который ищет у мамы ответы на все вопросы.

— Он мне нравится. Не из-за Купера, а из-за того, кто он есть. Он забавный, умный и, наверное, самый раздражающий человек, которого я знаю, но я всё равно хочу быть с ним. Разве этого недостаточно?

Она касается моей щеки, и я накрываю её ладонь своей рукой.

— Я не могу ответить за тебя. Я просто не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал. Господь свидетель, тебе этого хватило бы на всю жизнь.

— Я знаю, — шепчу я, прикусывая нижнюю губу. — Я не собираюсь причинять ему боль.

Я замечаю движение краем глаза, и мама встаёт, поправляя свой розовый сарафан. В дверях стоит Кайден — в своих обычных чёрных джинсах и аккуратно выглаженной тёмно-синей рубашке с короткими рукавами. Он играет с пирсингом в языке, его взгляд метается от моей мамы ко мне и обратно. Я не знаю, сколько он услышал, но по выражению его лица понимаю — он точно заметил тревогу в глазах моей мамы.

Встав, я подхожу к нему и обнимаю за талию, затем нежно провожу губами по его щеке.

— Ты выглядишь очень привлекательно, солнышко, — говорю я.

Он тихо вздыхает и прижимается ко мне. Его тело дрожит — совсем слегка, почти незаметно, но я чувствую это, потому что держу его близко.

— Ты в порядке? — шепчу я.

Он прижимается щекой к моей, так что его губы оказываются у моего уха.

— Чертовски нервничаю. А что, если он не хочет, чтобы я был здесь?

Я мягко высвобождаю одну руку из его объятий, беру его за ладони и веду наверх, обратно в свою комнату. Там я обнимаю его лицо ладонями, ощущая щетину на его щеках, в то время как его руки остаются на моей груди — одна над сердцем, другая скользит под рубашку, рисуя узоры на моих рёбрах.

— Ты имеешь полное право чувствовать то, что чувствуешь, — говорю я. — Но я обещаю тебе: твой отец будет рад видеть тебя. И я говорю это не для того, чтобы заставить тебя чувствовать себя виноватым.

Глаза Кайдена сужаются, у их уголков появляются крошечные морщинки, делающие его старше его двадцати трёх лет.

— За последние три года он говорил, как хочет увидеть тебя, столько раз, что я уже сбился со счёта. Он действительно этого хочет. Мы все этого хотим.

Его плечи остаются напряжёнными, но мои слова будто стирают часть тяжести с них. Его тело всё ещё немного дрожит, но губы растягиваются в медленной, осторожной улыбке. Я целую его в лоб, потом в нос, а затем — в фиолетовый след от укуса на шее.

— Это будет забавно объяснить, — шучу я, облизывая ушибленную кожу и вырывая у него сладчайший стон. Его глаза закрываются, и он проводит ногтями по моему животу, заставляя мышцы напрячься. Игриво я разворачиваю Кайдена и притягиваю его так, что его спина оказывается на одном уровне с моей грудью.

— Твой отец вернется меньше чем через двадцать минут, — говорю я, прижимаясь к его спине. — Как насчет того, чтобы немного отвлечься, снять напряжение?

Мои руки медленно скользят вверх и вниз по его груди, по гладкой ткани рубашки, которая идеально подчеркивает каждую линию его тела. Я прижимаюсь губами к его уху и шепчу:

— Думаешь, у нас есть время на пару минут уединения?

Я прикусываю мочку его уха, и он вздрагивает, мягко прижимаясь ко мне. Его дыхание становится тяжелее, и он находит мою руку, переплетая наши пальцы.

— Не знаю… — шепчет он с усмешкой. — Ты хорош, но, может, не настолько быстр.

Я усмехаюсь и провожу пальцами вверх по его груди, останавливаясь на шее, где ощущаю, как у него перехватывает дыхание. Моя ладонь замирает на его кадыке, и я легко прижимаю пальцы, ощущая биение его пульса.

— Ты не должен бросать мне вызов, солнышко, — говорю я с теплой, игривой хрипотцой. — Может, у тебя не останется сил дождаться отца.

Кайден хихикает и откидывает свою задницу назад, так что она трется о мою эрекцию. Одной рукой схватив его за шею, другой я вытаскиваю его член из боксеров, поглаживая его медленными, мучительными движениями.

— Мне не нравится, что ты не в моей толстовке, — шепчу я, потому что внезапно испытываю такое собственническое чувство к этому мужчине, что у меня возникает непреодолимое желание постоянно видеть его в моей одежде. В этой мысли есть что-то первобытное и неотложное, что заставляет меня подтолкнуть его к столу и поспешно расстегнуть джинсы. Непреодолимая потребность быть внутри него.

Мы работаем вместе, неистово двигая конечностями, пока он не оказывается обнаженным, его спина выгнута дугой, локти упираются в стол. Линия его позвоночника под безупречной бледной кожей возбуждает меня, и я провожу по ней языком от кончика, под его черными локонами, до основания, чуть выше круглой, пухлой задницы.

— Ты опьяняешь, — хрипло произношу я, позволяя своим рукам блуждать по его гладкой коже, забывая о том, что мы спешим. — Я не могу насытиться.

Моя рука скользит между его ягодиц, и он вздрагивает, его дырочка сжимается, когда мой палец нежно касается ее.

Звук закрывающейся дверцы машины и голоса у входа заставляют Кайдена резко выпрямиться, и он сталкивается со мной, почти теряя равновесие. Когда он оборачивается, его щёки окрашены в самый красивый оттенок розового, что я когда-либо видел, а в глазах читается смесь тревоги и решимости. Такие тёмные, притягательные... Я не могу удержаться — несмотря на то, что он пытается привести себя в порядок, я беру его за шею и притягиваю ближе, целуя с нежной решимостью.

Кайден стонет, и мои яйца болят, и я очень близок к тому, чтобы сказать к черту это и все равно наклонить его, когда он отстраняется и вытирает свои потрескавшиеся губы.

— Позже, — выдыхает он, пытаясь пригладить растрёпанные волосы. — Мне нужно сделать это сейчас. Пока не передумал.

— Позже, — повторяю я, обещая. Затем помогаю ему привести себя в порядок, чтобы он не выглядел так, будто только что едва не поддался искушению за пару мгновений до встречи с отцом после трёх лет разлуки.