— Теперь мы, значит, встречаемся? Да? Ты точно считаешь меня своей девушкой?

— Рей, — Джой снисходительно улыбнулась ей, — ты моя единственная и самая очаровательная девушка на свете, но перестань, пожалуйста, уточнять это.

— Да, надо перестать, — вздохнула Рейна и легла к ней на плечо. Казалось, пришло время вспомнить, что они уже второй раз пытаются посмотреть вместе фильм, однако… — А я теперь тоже могу говорить, что у меня есть девушка? Девушка на «БМВ». Круто. Нет-нет… Над «БМВ». Над всеми «БМВ» в мире. Прикольно! Ой, а как ты себя чувствуешь?

Джой давно уже так не смеялась. Просмотр фильма снова пролетел мимо них, как комета, усеянная ветреным девичьим хохотом. Вне времени, жизнь, поставленная на паузу.

***

Спустя чуть больше недели Джет будто бы обрела право сетовать на неумолимое течение дней. До визита в забытый Рио оставалось меньше суток, и она, завернутая в рабочие вопросы, как в плотный слой полиэтиленовой пленки, совершенно не успела подумать о том, что ей предстояло говорить Мендесам. Джой так не делала, она не любила импровизации; в университете она писала сценарии, проговаривала их, подбирая тональность, записывала тезисы и вела безупречные конспекты, а на работе всегда составляла план, по пунктам, на чем ей предстояло заострить собственное внимание прежде, чем ее слова коснутся ушей кого бы то ни было.

Но сейчас, когда ее предстоящий монолог не касался рабочих вопросов, Джой постоянно сбивалась с мысли. Целую чертову неделю она торчала в офисе, носилась вверх-вниз, как будто бы она девочка на побегушках, десятки нерешённых задач сыпались ей на голову; чёртов Маккартни за решеткой опять начал выпендриваться, миссис Милбрандт бегала к ней, уточняя каждый свой чих, вчера у инженеров случилась поломка оборудования из-за того, что придурок-курьер что-то уронил на панель управления и пришлось потратить на починку весь день, а провести пустой день перед презентацией — сродни смертному греху. Для Джой такой дурдом давно не был в новинку, она, как Наполеон, освоила мультизадачность, но это вовсе не означало, что ее нервные клетки не сгорали от этого с поразительной скоростью.

Однако, несмотря на загруженность в «БМВ», Джет, считая это профессиональным опытом, находила время для того, чтобы поддерживать связь с миром и не сойти с ума окончательно. Джой просила Кевина вносить в ее график встречи с Рейной, короткими перебежками, в виде совместных обедов или встречами в машине за кофе; теперь она торчала в своем новом помещении для «Тыквы» совсем близко от голубой высотки Джой. Она больше не отказывалась от того, чтобы Джой заезжала за ней с утра и вечером отвозила назад, а Джет считала себя почти обязанной увидеть ее в течении дня, раз они работали буквально на одной улице. В ней просыпалась невыразимая гордость, когда она украдкой наблюдала, как ловко Рей командует рабочими. У нее хорошо это получалось. Не было на свете ничего привлекательнее, чем женщина, удовлетворенная своей работой.

Джой улыбалась ей и слушала, как заколдованная. Эта девчонка неизменно привносила в ее жизнь свет и покой. Как ни странно, на следующий день после того вечера она не испытывала ни чувства вины, ни даже терзаний за свою поспешность. Она всего лишь цеплялась за хорошее, что-то, помимо «БМВ», и разве Джет нужно было добровольно отказаться от этого? Может, она и разгрызет себя муками совести за новые отношения после не до конца заживших старых, но потом, когда времени на это появится чуточку больше.

Джой не топила себя в рефлексии после последней панической атаки в ванной и после тех трёх последних таблеток феназепама. Звери в ее голове будто бы затаились, испугавшись, что, если они продолжат в том же духе, то Джет не выдержит и окончательно убьет их ударной дозой. Она тоже периодически боялась этого. Когда перекатывала в руках пузырек с фиолетовой крышкой, всегда хоть на минуту, но представляла, каково это: забыться раз и навсегда. Разумеется, это чушь, она так ни за что не сделает, нет, но… Вся эта прибитая делами тишина, она настораживала. Словно после чего-то хорошего непременно должно быть плохо.

В конце дня Джет старалась ничем себя не грузить. Она подолгу сидела в кабинете, пока весь офис не разбредался восвояси, глубоко дышала, сверлила стены немигающим взглядом, курила и ждала звонка Рейны.

Сегодня был четверг, она провела с Амели четыре часа, чуть ли не на пальцах объясняя, что ей необходимо будет сделать завтра и, если что, повторила, как опекающая мамочка, что следует делать, если она почувствует, что не справляется: звонить Джой немедленно. Конечно, она понимала, что вряд ли что-то такое случится за один день, но на всякий случай стоило с ней побеседовать. На пятницу были назначены неотложные дела, одни серьезные переговоры — а это уже нельзя было сравнить с проверкой арендованного аэродрома. Раньше доктор Брукс часто предъявлял Джет, что она чересчур вовлечена в жизнь своей корпорации. Говорил, мол, она должна больше делегировать, чтобы не свихнуться, но только пока что перспектива свихнуться от чужих косяков казалась ей куда реальней, чем первая.

После длинного разговора с Амели у Джой смертельно разболелась голова, и она устроила себе обед в одиночестве. Обед этот состоял из «Джи Сэма» и пары стаканов эспрессо с молоком за столом ее кабинета. На экране макбука светилась открытая почта, но спустя полчаса немых репетиций разговора с Мендесами Джой не выдержала, достала из ящика флэшку Эмили, воткнула ее в разъем у клавиатуры и принялась читать все известное о семье Леты в двадцатый раз. Она скоро выучит это все наизусть, только не факт, что извращённая тяга все и обо всех знать как-то поможет ей найти с ними общий язык. В самом деле, какое это имеет значение? Но, правда, лучше быть в курсе, чем совать руку в террариум, накрытый черной тряпкой.

Джой пробежалась глазами по знакомым ведомостям, немного нервно выпуская изо рта почти черные пары вязкого дыма.

Боже мой, она ни черта не готова к этой встрече.

Как она скажет им? Будничное выражение лица милой девочки Рикки, чем-то очень отдаленно похожей на Лету, сменялось в ее воображении со скоростью три кадра в секунду. Недоверие, бешеное отчаяние или злость, прорывающая жгучие борозды на смуглых щеках. Странно, о матери Леты совсем не думалось.

Джой откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза, чувствуя себя самым усталым человеком на свете. Сигарета тлела между пальцами. Сгорала, осыпаясь пеплом на мрамор.

Разве можно рассказать о смерти близкого человека щадяще? Что бы ты ни сказала, как бы ни старалась, человек не воскреснет. Леты больше нет. Это невозможно смягчить. Ее просто нет. Призрак с потеками туши на щеках и простреленным виском сопровождал ее одиночество каждую ночь, и Джой говорила себе это, как мантру.