Не то чтобы Кевин не имел иммунитета к таким заявлениям, но он все же нервно сглотнул. По горлу наждачкой прошлась внезапная жажда.

— Я всё понял. Извините.

Джой сбросила. После этого звонка она долго сидела на диване с закрытыми глазами, а потом резко поднялась и с сумасшедшей, сумасбродной, гигантской злостью перевернула журнальный стол. Он не разбился. Но злость, которую она не могла себе объяснить, которую не могла даже объять или осознать, скрутила ее всю в тугой узел. Она клокотала в Джой, как жерло вулкана, и чудом не разрывала грудную клетку. Она тяжело дышала, борясь с желанием перевернуть здесь всё до последней доски.

Гнев был таким большим, а Джой Джет — такой маленькой.

Примечание к части *Листомиров

7. Кто попало

Прошлое — это так больно, моя Мари,

всё, что нельзя исправить и изменить.

И если не сможешь и не шагнешь вперед,

то, что давно истлело,

тебя сожрёт.

Было тепло. На безветреной улице, куда Рейна выходила на перекур с аварийного выхода, был слышен только шум машин вдалеке. Там дышалось легче, чем в кофейне. Несмотря на это, Рейне совсем не хотелось возвращаться домой; она решила, что закроется сегодня попозже. Ее кофейня не особенно пользовалась популярностью, но в узких кругах о ней точно слышали. Рейна то и дело видела знакомые лица, некоторых она уже знала по именам. Они часто приводили своих друзей, с улыбкой рассказывая Рейне, что в это место не хочется вести кого попало. Она понимающе кивала. Соглашалась. Хотя и, может, недостаточно осознавала, что значит «кого попало»? Догадывалась, но не хотела признавать; ведь у нее из тех, с кем можно просто болтать весь вечер, сжимая в руках горячую кружку, почти никого не находилось. Грэг не ценитель. Аврил вечно занята, да и всё ей не расскажешь. Многочисленные знакомые тоже не годились — они хорошие, классные, веселые, но Рейне в их разговорах все время как будто чего-то не хватало. Как и во всех ее бывших. И снова она вспоминала о них, да… Рейна грустно улыбнулась сама себе. Они вместе были как мозаика без пары потерянных деталей. Они сходились по инерции, автоматически, и на самом деле Рейну совсем ничего не связывало — ни с кем, кроме одной только Карлы. Грэг был прав: оно того вовсе не стоило, а Рейна коротала свою жизнь с совершенно чужими людьми. Странно было думать, что она просто не знает, как может быть по-другому.

Она стояла за баром и методично натирала кружки и стаканы для латте, прямо с посудомойки, ещё горячие. Это было ее любимым занятием, ещё лучше, чем приготовление эспрессо. Оно помогало ей не чокнуться. Хотя с чего это она решила, что уже не чокнутая?

— Хэй, Рейни, привет, — раздалось за спиной, и она обернулась и с улыбкой кивнула. Джейк — их постоянный гость, студент-медик, с густой бородой и тату на шее — сегодня был не один. Рядом стояла юная, милая девушка с ямочками на щеках. — Вечер сегодня такой хороший, скажи? Что за песня играет?

— Да не знаю, если честно, — пожала плечами Рейна. — По средам свой плейлист включает Аврил.

— Зашазамлю, — махнул рукой он и приобнял девушку рядом за плечо. — Это Лола, моя сестрёнка. Приехала поступать. Я решил сразу показать ей место, где самый вкусный кофе, самая приятная бариста и-и-и… Ах да, — он обратился к Лоле, — тут отлично пишутся курсовые.

— Привет, я Рейна, — она вытерла влажные руки бумажным полотенцем и протянула ей ладонь через стойку. Они поздоровались. — Джейк дело говорит, — она подмигнула девчушке. — Что будете пить? Попробуете новые пироженки?

Они сделали заказ и выбрали, как всегда, дальний столик в углу у окна. Гирлянды обрамляли большое окно, украшенное фотографиями гостей в полароиде и их стикерами; Рейна сама обожала именно это место. Там свет переливался бирюзовым, золотым и зелёным, и это было так красиво, что в одинокие вечера она застывала на них взглядом до самой глубокой ночи.

Рейна выбросила жмых из холдера, когда ее милая машинка наполнила радужную чашку эспрессо, а потом нагрела и вспенила молоко. Джейку нравился кофе с горчинкой, поэтому она всегда спрессовывала его чуть сильнее, а не равномерно, как положено по стандартам. Она знала свою работу наизусть, и поэтому, как профессионалка, могла добавлять в нее какие-то свои фишки. Аврил говорила, что на рожковой кофемашине не разгуляешься и что она уже старовата для экспериментов, но Рейна так не считала. Автоматы не для души.

Точным движением руки она нарисовала Джейку смайлик, а у Лолы на пенке получился полосатый котик. Рейна почувствовала, как у нее в груди на минутку стало спокойнее. Она словно сама оказалась в сладкой молочной пенке. Как взбитое мороженое, которое бабушка всегда заставляла её греть, чтобы не заболеть. Тогда Рейна тихонько доставала из ящика капучинатор и представляла, что она взрослая и пьет капучино. Странно, да? В детстве все представляют себя взрослыми, а когда вырастают, то им снова хочется стать детьми.

— Держи, — она поставила на украшенную деревянную стойку две чашки на блюдцах, — приятного вечера.

— Вау, Лола будет в восторге, — широко улыбнулся Джейк, взглянув на рисунки. — Знаешь, правильно вчера кто-то сказал тут: «Кого попало в «Тыкву» вести неохота». Я тоже так думаю. Волшебное место у вас с Аврил. Сразу как будто всё… Светлеет. Кажется лучше, чем есть. За дверью как будто бы другой мир.

— Да, — печально улыбнулась Рейна, даже и не пытаясь это скрыть. Она опиралась ладонями о ребра бара и смотрела на Джейка, будто бы намеревалась что-то ему сказать. — Спасибо, что замечаешь это.

Джейк кивнул и ушел с кофе и пирожными к Лоле. А Рейна, конечно же, не хотела слышать эти слова хотя бы сегодня. С одной стороны было безумно радостно, что люди замечали всё то тепло, которое они с Аврил вкладывали в свое маленькое дело, каждый день, по крупицам… А с другой — ну почему, почему всем здесь было кого «особенного» привести за столик у окна, а ей — все ещё нет? И это она в старшей школе всерьез думала, что в двадцать пять у нее уже будет собственная семья? Какая глупенькая, однако, была девчушка.

Спустя два часа в кофейне никого из гостей не осталось. Оно и неудивительно: на двери график до девяти, а сейчас уже почти девять. Рейна затянула свои новые афрокосички в хвосте потуже и поправила ворот наскоро накинутой клетчатой рубашки. Она сегодня почти опоздала. Белая майка, джинсы и рубашка валялись на кресле и стали ее спасением, хотя она не любила такую обычную одежду. Рейне нравилось, когда на нее обращали внимание, а в таких шмотках рассекала почти половина Америки. Но, может, это неспроста? Раз уж она решила отказаться на время от отношений, значит, ей не надо было никого привлекать… Она шумно вздохнула, спрятав голову в сложенных на баре руках. Сука жизнь.