***

К одиннадцати, после двух больших кружек какао и без единой сигареты, Джой поехала в «БМВ». Офис сегодня был совершенно пустым, как высохшая Сахара, и в этой тишине она поднялась на двадцать пятый этаж, в свой сияющий кабинет с новым молочным мрамором на полу и с обновленным столом, который для надёжности привинтили к этому самому мрамору. Они с Роуз собирались вместе на обед и потом пройтись по ТЦ, но сначала в воскресных планах стояло несколько рабочих созвонов, а у Роуз — какая-то встреча.

Джет села в кресло, закинув ногу на ногу в своем похожем на вчерашний, ни капли не деловом костюме, и сказала электронной ассистентке начать плановую конференцию. Макбук тут же поделил экран на шесть квадратов, в каждом из которых скоро появились лица с исключительной сосредоточенностью, будто бы они сейчас не сидели дома в одних трусах под столом и пиджаке на плечах. Джой страшно забавляли их попытки казаться зануднее, чем они есть.

Через сорок минут конференция завершилась и началось подобие собеседования, на этот раз с двумя очень важными головами: одна из них скоро станет новой главой отдела по контролю качества. Джой внимательно слушала то одну, то второго, как вдруг в ее телефоне засветился экран. Сообщение. Джет мельком прочитала, от кого это, и когда заметила в шторке «Рейна», ее так и порывало открыть его. Джой героически сопротивлялась своему интересу целых пять минут, но в итоге не выдержала.

Рейна, [11:36]: угадай, где самый горький? ;)

Джой нахмурилась. Самый горький? А, к черту. Она открыла чат целиком. Рейна прислала снимок трех чашек кофе. На первой пенке был нарисован дельфин или кит, на второй, судя по всему, пирожное, а на третьей… На третьей она нарисовала две буквы, ее инициалы — J.J. Идеально ровно. У Джет бы никогда в жизни так не получилось. Может, правда у девчонки талант?

Джой, [11:41]: а почему «горький», а не «старый»?

Рейна, [11:42]: ну что за самокритика!

Джой не сдержала улыбки, представив, как нахально Рейна могла бы сейчас усмехнуться после сказанного. Уж к чему, а к неэтичным шуткам у нее точно имелся талант. Если бы она хоть раз пошутила на тему возраста на любом светском приеме, ее бы тотчас занесли в список невежд, а Джет это веселило. Бунтарский дух, который в ней самой давно уже загнулся без выхода, подавал одобрительные признаки жизни.

Вообще периодически Джой казалось, что она вся потихоньку оживает. С каждым днём ей все больше хотелось общности. Видеть, где жизнь бьёт ключом, чтобы понять, как ей вернуть собственную… Или понять, где Рейна, например, берет столько энергии для своих шуточек и улыбок, и этих роликов в парке? Джой словно распутывала огромный всклокоченный клубок ниток.

Как прозаично. Джой смотрела на две поочередно говорящие головы в экране и улавливала лишь отрывки. На самом деле все, что они говорили, Джой давно знала наизусть. Ей нужен был надёжный человек, их дела читаны-перечитаны, и оставалось лишь послушать, кто из них покажется более убедительным в своих целях «возрождения прозрачного контроля и скрупулёзных отчетах перед вами».

— Достаточно, — выдохнула Джой. — Миссис Милбрандт, приезжайте завтра в офис.

— Я могу и сегодня, если нужно!

— Нет, — покачала головой Джет. — Сегодня выходной.

В конце концов, может быть у нее выходной или нет? У Джой снова завалена вся следующая неделя, но, может, в честь появления в ЛА племянников, ей удастся кое-что отодвинуть. Она все чаще подумывала об отпуске. И все чаще вспоминала о Рио. Яркие картинки красивого города перечеркивал ужас в глазах Рикки, когда она узнает, что ее сестры больше нет. У Джет позорно, трусливо дрожало под ложечкой, когда она представляла это.

«О, привет, я невеста твоей мертвой сестры, и я ни разу не плакала после ее смерти».

Столько раз хотелось. Но она никогда не могла. Роуз говорила, что для того, чтобы заставить ее заплакать, нужно поменять местами небо и землю. Джет отвечала, что даже это ей уже не поможет.

Примечание к части *Листомиров

13. На грани

Нежный Париж

скоро ляжет у ваших ног,

Франция чинно

поднимет за вас фужер.

Я наблюдаю вас,

словно смотрю кино,

и постепенно

влюбляюсь

в его

сюжет.

Она распорядилась подготовить самолёт в Рио на шестое августа. К чертям оттягивание. Эмили нашла семью Леты со скоростью звука и притащила ей адрес прямо в кабинет, пафосно стукнув по столу. Клочок бумаги в ее руке был мятым, ее почерк — хуже чем у курицы, да ещё и на португальском, но Джой благодарно ей улыбнулась. Эмили работала на «БМВ» уже десять лет — со своих очаровательных восемнадцати, и Джет даже не задумывалась о том, что Эмили у нее может не быть. Да, она дикая и чудная, и последние три года торчала в Париже, выполняя свои поручения дистанционно, но все это было просто досадной мелочью по сравнению с объемами этих поручений… И их характером. Это даже важнее.

Характер.

— О, мисс Джет, по-моему, вы превращаетесь в милосердную матушку в Божьей обители, — заявила ей Эмили, бесцеремонно закинув ноги в массивных ботинках на ее стол. Она достала из походных штанов пачку «Кэмела» и также бесцеремонно закурила, водя сигаретой в воздухе, словно она — поэтесса, а у нее в голове сейчас рождается новый стих. — Матушка в Божьей обители… Как это ужасно, просто кошмарно. Так… Претенциозно, да?

— Ты не бывала ни в одной «Божьей обители», Эмили, тебя туда никто не пустит, — закатила глаза Джой, чуть перегнувшись через стол, чтобы Эмили щёлкнула зажигалкой у кончика ее сигареты. Не «Кэмела», конечно. Это дерьмо. — Ты помнишь, что я не разрешаю тебе курить у себя в кабинете? Ещё и меня подбиваешь, что за вздор.

Эмили хрипло засмеялась. От ее смеха по Джет всегда бегали мурашки — все ещё.

— А мои ноги на вашем столе? Они вас не волнуют, моя чопорная, консервативная, некурящая госпожа?

— Нет, — затяжка с нахальной усмешкой, — они же не у меня на плечах.

— А могли бы, — невозмутимо заметила она.