— Эмили, ты же знаешь, почему нет, — Джой устало вытолкнула из лёгких вязкий, черный дым, и ядовитые пары будто бы сузили кабинет до размеров коморки.

Эмили с улыбкой запрокинула голову. Между ними все очень банально, банальнее некуда: они слишком разные. В восемнадцать и двадцать два реальность была другой, а спустя десять лет — изменилась. Впрочем, нет, не так; изменилась она ещё раньше, в двадцать и двадцать четыре, когда Джет в очередной раз улетела в Южную Америку к своим шлюхам. Увязла в Бразилии, как оказалось, на целый месяц, а вернулась обратно уже с юной латинкой. Господи боже, тогда все просто с ума посходили, точно! И Эмили тоже. Когда она впервые увидела Лету, то даже не подумала, что эта девочка станет той самой Летой, которая втянет Джой в долгие отношения и прекратит ее весьма блядский образ жизни. Только, увы, сам факт хорош, а Эмили это бесило.

Влюбленная Джой — о, то ещё зрелище. Она являлась на работу с сердечками в глазах и уходила с именем Лета на лбу. Ее как подменили. Эмили смеялась и плакала. Джет больше никогда ее не касалась после появления этой маленькой латинской дурочки, потому что у нее — у Джет-то — появились какие-то там принципы, мечтательные вздохи и улыбки в экран.

А потом произошла ещё одна беда-огорчение, и на этот раз уже посерьёзнее. Мистер Занудный-Сноб-Джет переехал жить в кардиологическое отделение госпиталя «Хартингтон-Олив», и вот тогда до Эмили дошло, что на самом деле означает избитая фразочка «жизнь разделилась на до и после». Джой в двадцать четыре года оказалась в кресле своего отца — главного акционера и управляющего гендиректора в совете, где творился полный хаос. А о самом офисе и о людях, что занимали ключевые должности в 2140-м, до сих пор ходят легенды. В «БМВ» это время между собой называли большим переворотом.

Тогда забылось всё, кроме работы, и все верные люди, включая, конечно, собачонку Эмили, просиживали в «БМВ» до полуночи, потому что крысят и даунов без диагноза пришлось сразу уволить, а найти кого-то, кто понимает, на что учился, оказалось не так-то просто. Джой сменила аудитора и взяла на себя обязательства трёх глав отделов, дав Эмили задание тщательно проверить остальных. В итоге половина из сотрудников оказались подстилками уволенных, Миллс из финансового безбожно тырил деньги на сборку, Блинкен тихонько списывал те, что предназначались на закупку шин, Корделл вообще штопал их эмблемы на каком-то вонючем складе, который по закону считался аварийным… И это ещё не всё, об этом ведь слагали целые комические поэмы между собой!

Старый дурак Джет запустил «БМВ» заново, вдохнул в него жизнь и, как оказалось, хватило его только на один этот несчастный вдох. Все его «проверенные люди» из прошлых фирм натурально обосрались, вот что. Новые аудиторы копались в сбитых отчётах предыдущих почти пять месяцев, сопоставляя их с новыми, и Джой превратилась в чертову зомби. Она и так всегда была худой, но до этого невеселого марафона у нее хотя бы жопа была и сиськи немножко, а тогда и это исчезло без следа, и Эмили стало не на что засматриваться. У нее под глазами зияли черные дыры от недосыпа. Она начала безбожно много курить.

Самым явным проявлением того, что Джой прошла через ад на земле, для нее являлось и ещё кое-что. Эмили видела, как ее грозная госпожа плачет, всего лишь два раза в жизни — и в те полгода, где-то через два месяца такой лошадиной работы, поздно ночью она засунула нос в декольте Эмили и рыдала минут пятнадцать. От усталости. Просто от усталости.

Зрелища больнее с Эмили не случалось ни разу за всю жизнь — и это при том, что ее жизнь вовсе нельзя было назвать чупа-чупсом со вкусом жвачки. Когда человек, который всегда сильный и стойкий, надламывается, как отсыревшая печенька, это ужасно больно.

В тот нелегкий год Эмили думала, что Джой с Летой в итоге разойдутся. Джой односложно отвечала, что не хочет тревожить Лету своими проблемами и не надо ей забивать этим голову, бла-бла-бла… Между строк Эмили видела, что Лете плевать на моральное состояние Джой, но потом она стала невольной свидетельницей того, как Лета умоляла ее рассказать, что происходит, а Джет так резко на нее зарычала, мол, не спрашивай ничего и вообще свали, что Эмили аж пожалела малышку. Нихрена подобного, никому не плевать: просто Джой была и остаётся чертовски упрямой овцой.

Но это все — оболочка, иголки для защиты, которые такой милой малышке, какой была Лета, оказались не по зубам. Эмили знала Джой дольше и видела ее в разных состояниях, и поэтому Джой даже не всегда притворялась стеной рядом с ней. В такие моменты Эмили особенно замечала их разность. Джет знала, что такое верность и, несмотря на то, что она иногда кошмарила малую, она все же умела любить в стандартном понятии — Эмили в этой уверенности никому не переубедить. По крайней мере, она заботилась о своих девушках в виду умений и времени, которым располагала вне работы. Она дарила цветы, хотела неприемлемой для Эмили душевной близости со своей этой любовью, тысячу раз грустила, как печальная женщина, о своих отношениях. Эмили знала такую сторону Джой Джет. Она все ещё помнила ее нежность и трепет, на которые она несомненно способна, и у Эмили всегда дрожало сердце при этом воспоминании. Потому что вернуть Джой в свою постель она хотела, а вот семьи, верности и цветов — вовсе нет.

Интересно, совпадает ли Джет в желаниях со своей новой пассией. С виду эта Рейна ничем не отличалась от предыдущей малышки. Совсем. На самом деле, откинув все свои психо-травмы из-за недостатка секса с Джой Джет, Эмили правда хотела, чтобы Джой обрела кого-то, кто сможет быть рядом с ней не как красивое приложение. У Эмили не было серьезных отношений, но все же она наслышана; она считала, что, имея дома невесту, бояться ее огорчить своими проблемами — это лютейший зашквар. Ну, черт возьми, нахрена тогда такая невеста? Хотя, можно было и с другой стороны посмотреть… Например, если Джой с себя броню не стащит, то задавит ею всех своих невест. И даже с третьей: невеста невесте должна помогать эту броню снимать, иначе никакого морального совокупления не видать. Это же как секс, ну! В одежде не то!

— Что ты им скажешь? — спросила Эмили из чистого любопытства. — Могла бы просто послать им длинный е-мейл и чек на миллиончик.

Джой молча вдавила окурок в пепельницу, которую с собой притащила Эмили. Она молчала где-то минуту, прежде чем ответить этой бездушной мисс. В груди зашевелилось что-то неприятное.

— Как ты себе это представляешь? Не видеть сестру девять лет и узнать о ее смерти в е-мейле. Через два с половиной года после похорон. От её невесты. И чек, как будто я откупаюсь за то, что убила ее. Прекрасно.

— Я думаю, что если ни ее сестра, ни ее мать не искали ее все это время, то им насрать, откупаешься ты так, или извиняешься, или что ты там вообще делаешь, — отмахнулась Эмили, туша сигарету следом за Джой. — И ты ее не убивала. Ты. Не. Убивала. Ее. Точка. Хватит уже.