— Э-ми-ли, — заторможенно протянула Джет, смакуя ее имя на языке так, будто бы сейчас съест. Но у Эмили уже имелся крепкий иммунитет. Она не боялась Джой, потому что знала: она просто человек, как и все в этом мире. — «Что, если Джой Джет — это рак, растущий внутри ее избранницы?».

— Да чтоб они сдохли! — в сердцах бросила Эмили. — Не читай их.

— Я и не читаю, — ответила Джой. — Но иногда мне приходится гуглить, и я натыкаюсь на все подряд, особенно на жёлтую прессу, которая скупает у них рекламу. Каждая такая статья…

— Дерьмо собачье каждая такая статья, — перебила ее Эмили и обошла ее кресло с другой стороны, чтобы взять пульт от кондиционера. Она нажала «проветривание» — дышать в дыму от этого её «Джи Сэма» было просто невозможно. — Слушай, — она схватилась за подлокотники ее кресла и повернула Джой к себе. Надо же, почти как в старые-добрые. Только теперь в этих чарующих голубых глазах Эмили видела не желание, а глубокую тоску. У уголков виднелись едва заметные морщины, выдавая всю горечь от воспоминаний о ее милой латиночке. Только пахло от Джой по-прежнему: сигаретами и «Диор». — Лете уже не помочь. Ее не вернуть. Ты можешь, конечно, изводить себя и дальше, но это просто сопливая бессмысленность и жалость к себе, потому что ей она уже давно не нужна.

— Достаточно, — Джой попыталась столкнуть ее руки со своих подлокотников (и вполне справедливо!), но Эмили вцепилась в них ещё сильнее. Эмили не любила тревожные огоньки в себе, особенно, если они касались не ее самой.

— Джо, — с тяжестью, осевшей в груди осколками от булыжника, — я не хочу тебя потерять. Не надо больше таблеток и этой долбанутой вины. Если человеку плохо, человек уходит. Если человек не уходит, значит, человек не хочет уходить. Если человек болеет, он лечится, а если человек болеет и не лечится, то человеку просто похер на себя. — Джой болезненно поморщилась, и Эмили, обращая ее взгляд обратно, коснулась ее щеки. Джет смотрела. Слушала. Такая Джой, которую Эмили видела нечасто, но неотвратимо. — Ты не могла её спасти. Все решения, которые она принимала, принадлежали ей, и ее жизнь тоже принадлежала ей. Она сознательно улетела с тобой, она оставалась с тобой, она также сознательно влезла в клуб для проституток, она молчала, когда ее насиловали, она убила себя, потому что решила сделать это. Потому что не хотела жить. Понятно? Спасение утопающих дело рук самих утопающих. И ты это знаешь. Джо, пожалуйста. Не вытащить тебе утопающего никогда в жизни, если он выскальзывает из твоих рук и стремится на дно.

— Я знаю. Все, что ты говоришь мне, — тихо сказала Джой, с силой сжимая подлокотники, — я тоже могу говорить, Эмили. Но все становится сложнее, когда тонет твоя женщина, а не абстрактный черт пойми кто. И я должна была относиться к ней, как к своей женщине, а не как к абстрактному черт пойми кому, пока она была жива. Всего лишь. А я не делала этого. Я не спрашивала ее ни о чем. Я не обращала внимания на ее просьбы. Я не провела с ней ни одного гребаного дня с тех пор, как возглавила «БМВ». Эмили. Кэролин насиловала ее в моем доме два раза, и в эти два раза мои родители приходили, и в эти два раза она срывалась, плакала и царапала себя до крови, а у меня даже мысли не возникало, что это может быть связано с Кэролин. Они приходили и…

— Дальше. Ну? — не шевелясь, потребовала Эмили.

Глаза у Джой были воспаленными. Чересчур влажными. Голос подрагивал, и в ее словах дрожь походила на музыкальную фальшь, когда берешь не ту ноту. Механизмы иногда подводят. Именно поэтому люди — не механизмы, и даже если долго притворяться, что ты не нуждаешься в поддержке и эмоциях, однажды этот цирк непременно даст сбой.

Потому что все нуждаются. Эмили бросила делать вид, что это не так, ещё во время переворота в «БМВ». Джой, умница, держалась до последнего — а это ещё шесть лет, а потом ещё два, только уже на таблетках… М-мда, что уж нам, господа? Маски на лица и вперёд побеждать. Разруха и декаданс сегодня не в планах.

— А что дальше? — грустно хмыкнула Джет, наконец, отпустив чёртово кресло. — Я прилетела домой с милой куколкой. А спустя шесть лет ее психиатр сказал мне, что я должна сделать выбор, оставить её там на лечение или забрать, и при этом моя милая куколка слёзно умоляла меня не оставлять ее там. Эмили. Я сделала ошибку и забрала ее. И до этого я сделала ошибку и не замечала ее. И до этого — я бросила попытки с ней сблизиться. И ещё до этого — я совершенно ни во что ее не ставила, а знаешь почему? Потому что сначала мне казалось, что так я оберегаю ее, а потом уже как-то глупо было рассказывать. Эмили, — усталое лицо Джой, освещённое тёплыми вечерними лампочками, стало ещё ближе; Эмили почувствовала ее глубокое дыхание на своих губах, — если бы я не появилась в ее жизни, она была бы жива. Если бы я оставила её в покое, она была бы жива.

Она, для нее, ее. Джой редко произносила ее имя вслух. Оно стало кровоточащей раной на Джет.

— Ты этого не знаешь, — покачала головой Эмили. — Малая просто не справилась. Она могла не справиться не только с тобой, а с чем угодно ещё, и исход был бы тем же.

— «Бы» против реального надгробия — это ничто.

— Твоя вина против надгробия тоже ничто, — Эмили честно пыталась отбросить резкость в своем тоне, но вряд ли у нее вышло. — Живи, Джой. Пожалуйста. Живи дальше. Попробуй строить что-нибудь твое «серьезное» с этой рыбкой из «Олимпа». Спроектируй новую «БМВ» с неубиваемым двигателем, чтобы все рты пооткрывали. Смотайся на какую-нибудь Ибицу, — перечисляла она, методично сканируя взглядом лицо, знакомое до щемящей нежности. Джой смотрела и слегка улыбалась одними губами — за этой улыбкой она обычно прятала то, что не хотела показывать другим, свое самое ценное сокровище; эмоциональные всплески, яркие, как фестиваль красок, маскировались под дежурно изогнутый рот. Джой Джет ведь им не подвержена.

Конченые стереотипы. Конченые СМИ. Эмили злилась на то, что не могла избавить от них Джо раз и навсегда.

— Я стараюсь, — ответила Джой на удивление честно. Она отодвинулась от Эмили, и Томпсон пришлось выпрямиться.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — вздохнула она и вытащила из кармана своих штанов розовую флэшку. — На. Это всё, что удалось найти на семью малой. У ее матери такая же фамилия — Мендес, а у Рикки другая. Цастро.

— Она вышла замуж? — вскинула брови Джой. Она взяла любезно протянутую ей флэшку и в тысячный раз подумала, что у Эмили своеобразный вкус: флэшка была выполнена в виде вульвы с блестящей жемчужиной посередине. Симпатично, но если бы Джой принесла такую на переговоры, ее бы не поняли.