Как Рейна прочла в какой-то независимой статье, своей популярностью Джой была обязана не столько своему статусу и счетам, даже не «БМВ» — а конкретно ориентации, которую никогда не скрывала. Девочки в пубертате отчаянно хотели быть на нее похожими, обширные ЛГБТ-сообщества возвели в свой личный Олимп, отдельные уникумы спорили, хайп это или нет. Гомофобы ее презирали, но, получается, тоже говорили о ней. А обычно ведь как бывает? Бизнесменами и бизнесвумен редко интересуются. Людям важен продукт, а конкретно автомобили — это независимый продукт. На них можно было посмотреть, пощупать, купить и поехать в путешествие, и при этом совершенно необязательно знать, благодаря кому они есть. Но люди знали.

Бекки заканчивала красить ее. Джой уже переоделась. Теперь она, в этом своем пастельно-голубом костюме, с золотым колье на шее, укладкой и макияжем, выглядела совершенно безупречно. Она держала в руках айпад и наблюдала за тем, как ее лофт снова пустеет. Уитни, рассказывая о своей парикмахерше Ноа, методично складывала косметику в чемодан, Ноа вовлеченно кивал, собирая свои расчёски и спреи.

Сумасшедшее утро. У Рейны были всякие, но таких, похожих на день в теле Хьюстон, еще не случалось.

Она с блаженным вздохом встала со стула, когда Бекки, наконец, отстала со своими кисточками. Бекки и Уитни одобрительно кивали, глядя на нее, но затем очень быстро исчезли, переговариваясь между собой: ещё одна клиентка на восемь тридцать.

Когда они все покинули лофт, остались только Рейна и Джой. Джой подошла к ней и улыбнулась.

— Тебе так идёт.

— Спасибо, — хохотнула Рейна, ещё так ни разу и не посмотрев на себя после макияжа. — Теперь я, такая страшно красивая, поеду домой и займусь уборкой.

— Я бы пригласила тебя куда-нибудь, но я даже не знаю, когда освобожусь… Можно я позвоню тебе?

— Чтобы узнать, подумала ли я? — лукаво прищурилась Рейна.

— Это тоже. Ты же не хочешь отвечать сразу.

— Так неинтересно.

— Разве?

— Да, — ответила она. — Если я не отвечаю сразу, ты думаешь обо мне, а если бы отвечала, ты бы просто знала, что всё всё равно будет, как ты скажешь.

— Но в итоге все так и есть… — мягко протянула Джой.

— Но ведь может и не быть, — осадила ее Рейна.

Джет потеряла дар речи. Рейна улыбнулась.

Джой предложила ее подвезти, как обычно меняя тему, но она сказала, что без проблем доберется сама. Она решила зайти в «Тыкву» за нормальным кофе. И до тех пор, пока она шла, в груди почему-то все горело. У Рейны ещё не получалось точно определить свои чувства ко всей этой истории с Джет и, что важнее, к самой Джет, но эти качели — то она близко, то далеко, — вынуждали Рейну остаться. Они виделись всего-то трижды.

Разве она что-то теряет, если позволит себе увидеться с ней ещё? Ох, боже, она теряла даже собственное сердце; что может быть хуже этого? Явно ведь не Джой Джет. Рейна просто понаблюдает. Ничего серьезного. Она же себе пообещала.

Примечание к части *листомиров

Первое мая не первое апреля, но поздравляю!

10. Диссонанс

Сегодня журналисты справились расторопнее, чем всегда. Может, они тоже обычно не высыпались, а сегодня им улыбнулась ночная удача? В любом случае, вся делегация выперлась из ее кабинета уже в три часа — а это их беспрецедентный рекорд.

Джой растянулась в кресле, как затекшая от долгого лежания кошка, и блаженно улыбнулась наступившей свободе от камер. Ещё большее удовольствие, чем это, ей доставляло то, что репутация «БМВ» теперь ещё чище; можно сказать, она звенит, как хрусталь! Успеть дать интервью раньше Макконахи было принципиально, чтобы после него это не выглядело как оправдание. «БМВ» нечего скрывать. «БМВ» — кристально честны. Люди любят, когда с ними честны.

Конечно же, в пределах разумного.

Удачное настроение Джой не омрачало даже то, что она все ещё не нашла подходящего человека на роль руководителя в Мичигане, тем более, что у нее уже имелась идея. Осталось только перестраховаться и просветить нужных людей на наличие дыр в их совести — и тогда производство можно будет запускать снова. Самое бо́льшее три-четыре дня.

А прямо сейчас Джет собиралась, наконец, выйти из пустующего субботнего офиса и поехать в «Провиденс» на запоздалый обед. Роуз вызвалась за компанию и должна была вот-вот появиться. Последние дни она все время работала — верный признак того, что она страшно соскучилась по Али и детям и скоро сорвётся в Копенгаген. Впрочем, с течением времени Джой все сильнее казалось, что Роуз остаётся в Штатах не только из-за неё. В Штатах ее карьера диджейки взлетела на небывалый уровень. Она давно была популярна в Дании и других Скандинавских странах, писала музыку для многих исполнителей оттуда, в том числе для групп «Вальгалла», «Твистис» и для Дион Борг, но разница между менталитетами Америки и Скандинавии очевидна: там тихо, тут шумно. Роуз — шумная. Она хоть и прожила почти половину жизни эмигранткой в Дании, Америка из нее никуда не исчезла.

Здесь у нее светились глаза, потому что где, как не в ЛА, найдется для нее работа. Она с восторгом рассказывала ей об исполнителях, молодых и укоренившихся, с которыми начала работать, и, конечно, она часто бывала в клубах, наблюдая за людьми. Она слушала их ритмы — так Роуз говорила все чаще, с какой-то приторной грустью; Лос-Анджелес никогда не спит, чего не скажешь о Копенгагене.

Вероятно, не Джой об этом судить, но она замечала, какой была Роуз, когда только приехала, и что с ней случилось за эти два с половиной года. Она стала живее. Она была своей здесь. На своем месте, хоть в Дании по-прежнему оставалась ее семья. Джой даже не сомневалась, что Роуз без вопросов последует за ними в любой момент и куда угодно; но это вовсе не означало, что в Копенгагене ей станет лучше. Конечно, Джой хотела, чтобы Роуз осталась. Эгоистично это или нет, значения не имело. Все равно она ни за что не станет держать ее, когда Роуз соберётся улететь окончательно. Джой просто не имела на это права. Роуз с А́ли самим решать, как поступить, и на их месте Джет бы тоже не стала никого слушать.

Селектор начал мелькать зелёным, и Джой, ожидая Роуз, тут же открыла дверь. Она поднялась и потянулась за своей сумкой, но ее рука замерла на полпути. В кабинет вошла вовсе не Роуз. Ту, которую она прямо сейчас видела перед собой, Джой не ожидала увидеть совсем.