Тысячу раз писала треклятое «я скучаю».

Она говорила себе, что если бы Роуз могла остаться, она бы осталась.

Говорила: если бы она могла звонить чаще, она бы звонила чаще.

Джой спасалась этими убеждениями годы напролёт. Однажды в школе ее назвали «брошенным котеночком», и Джет сломала этой девочке нос.

Но девочка оказалась права. До окончания университета рядом с Джо вился призрачный запах вишни, и она каждое утро повторяла себе, что Роуз ее не бросила.

***

Дом, погода, машина. Удивительно, как все эти вещи может кардинально изменить лишь одна деталь — один человек. Или не один, вероятно, их вполне может быть несколько — двое, трое, четверо… Кто-то близкий, с кем говоришь на одном языке и знаешь, каким парфюмом он пахнет. Что берет с собой в машину, чтобы всегда иметь под рукой. Какую погоду любит, вспоминая, как в дождь, например, вы топтались по лужам в детстве, счастливые и насквозь промокшие, или как позже сгорели под южным солнцем, уснув на пляже.

Кто-то близкий, с чьего силуэта в твой дом пишут картины. Кто-то близкий, кто пьет «Шато ла Трюже» у камина. Кто-то, кто бросает влажное полотенце на кровать, забывая закинуть его в сушилку.

Колючее одиночество обычно выкручивало Джет до хруста в костях. Каким бы оно ни было: Роуз не ответила на звонок, отец проигнорировал вопрос, Лета не ночевала дома, или Джой, похоронив Лету, ночевала одна. Все это было об одном, и она ненавидела эту часть своей жизни особенно остро.

Но, вместе с тем, она никого не держала — это же, черт возьми, унизительно. Она не держала даже Лету. Она всегда думала: не дай бог кто-нибудь догадается, что Джой хотела каких-то там уязвляющих ее чувств… Ей эта любовь давалась труднее, чем все что угодно, что любовью не называлось. Учеба в Йеле, управление корпорацией, интервью, презентации, выступления в роли спикерки на тысячную аудиторию — всё это детский лепет по сравнению с чертовой близостью, где надо обнажать отнюдь не тела.

Но, пожалуй, теперь она даже допускала, что откровенность не иллюзорна, как розовый замок; Джет услышала от Роуз то, что не укладывалось в ее рамки до сих пор, даже наблюдая за их идиллией — и что же это, если не та самая откровенность?

А если бы Лета также, как Роуз Али, рассказала ей о своем клубе, Джой бы ее простила? Она не Али. Джой, не похоронившая свою невесту, ни за что не простила бы.

А Рейну? Если бы они встречались дольше, скажем, несколько лет?..

Джой не могла понять. Волна, накатывающая на нее кипятком, настаивала, что такого не может быть и что Рейна не искала бы утешения на стороне. Она импульсивная девочка, прямая. Как всплеск красок; Рей, как бурный поток воды.

Рей. Сокращение ее имени перекатывалось на языке кристаллами слишком сладкого сахара.

Джет улыбнулась уголком губ. После зала они с Роуз поехали в «Гудман» за покупками для дома и подарками для детей, и там, среди прочих бутиков, натолкнулись на дизайнерский ювелирный. Джой не планировала туда заходить, но витрина «Магритта» притянула взгляд ярким древом из платины, ветки которого обрамляли стекло. На одном из манекенов Джет задержалась дольше других: на черном бархате переливалась подвеска в виде ассиметричного многогранника — совмещённой химической формулы сахара. Крошечная гравировка на объемной фигурке, всем знакомая « C₁₂H₂₂O₁₁», была выжжена тонкими буквами на одном из нижних соединений. Внутри блестел широкий бриллиант, но не обычный, а с врезанной всередину прозрачной стенкой, и в ней — мелкая бриллиантовая крошка. Идея, чем-то напоминающая песочные часы. Если перевернуть, она плавно стекала вверх. Если не ворошить, оставалась на дне.

— Это дорогой способ сказать «ты сахарок»? — улыбнулась Роуз, разглядывая украшение поближе.

— Думаешь, Рей понравится? — спросила у нее Джой, завороженно наблюдая за идеальными бликами. Девушка в белых перчатках вертела подвеску во все стороны под холодным светом лампы.

— Да, — уверенно кивнула Роуз. — Это романтично. Когда ты даришь то, что у тебя ассоциируется с человеком, это становится ещё ценнее. В самом начале наших отношений с Али я подарила ей браслет с выгравированным рисунком — тернии, которые переплетаются с цветами. Она его до сих пор носит, не снимает. Правда, — она поджала губы, — я дарила ей его с намеком, что эти тернии с цветами — ее характер, потому что перед этим мы поссорились и я долго решалась извиниться первой, потому что эта стерва точно бы не извинилась сама… — Джой засмеялась, а Роуз с комичной неловкостью пожала плечами. — Только Али нашла в этом другой смысл. Сказала, что это как наша жизнь: одинаково и цветов, и колючек, но нам нужно это принять и тогда мы через всё пройдем. Мне, в общем-то, понравилась такая трактовка, и я просто все подтвердила.

— Интересно, — задумчиво сказала Джой, и очередной блик отразился в голубом цвете глаз. — Тогда не стоит говорить ей о смыслах. Пусть сама решит, почему сахар.

Джой не удержалась и купила ее. Особенно после истории Роуз, ей было чертовски любопытно, какой смысл в украшении увидит Рейна. Это же не так очевидно: то, что Джой кажется, будто она вся сделана из сахарных кристалликов. Ее притягательная красота как синоним «хотеть касаться», и то, что Джет все ещё не притронулась к ней по-настоящему, было только проблемой Джой.

После «Гудмана», поручив курьеру доставить подвеску по одному из двух адресов, они поехали домой. В Пасадену, в её особняк, чтоб его… Джой не заходила в этот дом два с половиной года и думала, что ей на голову свалится панический потолок, когда она все же явится туда.

Однако ничего подобного не произошло. С появлением Али и детей, стены, которые Джо помнила узкими и угрожающими, будто бы снова раздвинулись. На первом этаже, в зале, где в углу она когда-то одобрила барную стойку и сплошные полки с жёлтой подсветкой, было просторно, тепло и вовсе не страшно. Сюрреалистические картины с ней и Летой давно сняли и спрятали в подвал.

Темно-зеленые обои, золото и прозрачный камин, зонирующий поворот на кухню; лепнина эпохи Ренессанса и современный артхаус — умело сплетённые дизайнерами детали давно уже вылетели из ее головы… На этапе ремонта и первые месяцы Джой больше всего обожала кованые перила лестницы, грубые и будто небрежные, и цветущую бугенвиллею на них. Джет то и дело медленно ходила по ступеням вверх и вниз, когда никто не видел.