Джой наблюдала за тем, как прах отца опускали в гранитную коробку среди остальных могил, и как накрывали прошедшую жизнь тяжеловесной плитой. Джет не знала, что можно написать на ней, кроме имени и его главного успеха в бизнесе — она не придумала. Даже на что-то банальное о любви не вышло, потому что Джой знала, что, что бы она ни написала для него, это будет гадким, уродливым лицемерием… Мысль о том, что отец отобрал у нее Эр, причиняла куда больше боли, чем то, что отца у неё больше не было.
Настоящее время, истина, суть человека — всё это побеждало прошлое. Свежие раны крыли старые шрамы.
Быть может, всегда.
После того, как склеп Джетов пополнился ещё одной могилой, охрана сопроводила священника к автомобилю. Присутствующие по одному заходили в небольшую обитель и прощались, каждый как считал нужным. Джой не хотела делать из этого цирк, такой, какой отец когда-то устроил с Кэролин… Впрочем, плевать. Ее хоронили вне склепа. Джой не хотела видеть ее имя среди членов своей семьи.
С отцом она не могла так поступить. Наверное, просто уважение. Благодарность. Да, Джой не считала себя сволочью, лишённой таких чувств: благодаря отцу она родилась, благодаря отцу она Джет, благодаря ему у нее есть Роуз. И «БМВ», разумеется. Ее совесть не позволила бы иначе. Только если бы Роуз была бы против, пожалуй, тогда Джой оставила бы его тело в монастыре… Так тоже, возможно, было бы правильно. Джой не знала, искренне ли папа замаливал свои грехи в том месте, но то, что он оставил свою жизнь в Лос-Анджелесе и перебрался жить скромной жизнью, то, что он оставался там столько лет — говорило само за себя. Должно быть, там ему было лучше, чем здесь. Спокойнее, наверное.
Джой устало выдохнула. Дышать здесь было так тяжело, словно вокруг сгустился нефтяной смог. Сумасшедшее желание рухнуть куда-нибудь, где не висели смерть и аромат несуществующих цветов, спазмировало под ребрами, но она должна была всех проводить. Эр отошла в сторону поговорить по телефону. Джой стояла у открытой двери. Мины разрывались у нее в голове.
Последним, кто вышел из склепа с сочувствием пожать ей руку, оказался генерал Эммингс. Возраст ему не шел: если ее отец был по-арийски строен, ухожен и старел достаточно мягко, то заплывший Эммингс, изуродованный шрамами на обрюзгшем лице, был похож на высокорослую свинью.
Представить это с Роуз было выше ее сил.
Джой не стала протягивать ему ладонь. Он не настаивал. Генерал выдал что-то вроде безликого сочувствия и оглянулся, ища взглядом…
— Хотел выразить сожаления вашей сестре, — пророкотал он, откашлявшись в кулак. — Где она?
Когда-то, будучи совсем юной, Джой подумала, что мужчины от природы лишены совести, и с тех пор они лишь регулярно это подтверждали.
— Это лишнее, — сухо отрезала Джет. — Вам пора.
И снова он не настаивал. Эммингс ушел, больше, наверное, скорбящий из-за несостоявшегося разговора с Роуз, чем из-за смерти друга.
Джой с Эр остались одни.
Скоро Роуз подошла к ней и сразу же потянула к себе в объятия. Джой сделала глубокий вдох, уткнувшись сестре в шею. Единственная ее семья. Эр перебивала сирень насыщенно-вишневым «Фордом», и чёртовы маленькие цветочки уходили на второй план.
— Порядок, Джо? — спросила Роуз, заглянув Джой в глаза. В зрачках Эр плескалось стойкое спокойствие: протянуть руку — и не утонешь даже в Марианской впадине.
— Порядок, — согласилась Джет, — и это странно…
— У меня такое чувство, как будто между мной и прошлым отрезали все пути, — поделилась Эр и положила руку Джо на плечо. Они неспешно направились к арке. — Прости, если тебе неприятно это слышать, но знаешь… всё больное я оставила здесь сегодня. Окончательно.
— Думаю, так стоит сделать и мне, — тихо ответила Джой.
Она вытащила из кармана пиджака плотно запечатанный конверт. Туда она попросила положить результаты вскрытия. Джой хотела знать, от чего умер ее отец, когда его тело сюда доставили. Ее вгоняла в панику мысль о том, что это, возможно, самоубийство… Что это, возможно, как у Леты. Что-то отчаянное и надрывное. Крик души. Раскаяние? Боль, которую невозможно выразить?
Джой помнила их последний разговор по телефону. У ее отца, если он на самом деле любил и Джо, и Роуз, и жалел о сделанном много лет назад, были все основания для того, чтобы опустошить пузырек со снотворным.
Сейчас, когда ее отец уже лежал в земле, Джой не считала себя готовой к этой правде.
Она выбрала свою сторону.
Джет остановилась аккурат у одного из мусорных баков и порвала конверт на несколько частей.
— Прошлое заканчивается там, где начинается что-то важнее него, — сказала Джой. Ошмётки бумаги затерялись среди других. Она посмотрела на Роуз с вымученной улыбкой, и Роуз, довольно дёрнув уголком губ, взяла ее за руку.
— Ты это сказала.
— Да.
— Джо, — серьезно произнесла Эр. — У тебя в жизни есть много важного. И ещё будет.
— Возможно, — вздохнула Джой, открыто глядя на сестру. — Надеюсь, когда-нибудь мой ребенок будет плакать на моих похоронах и скорбеть не меньше месяца, а не философствовать о том, что моя смерть — это новое начало.
— Если мои не будут плакать на моих похоронах, я спущусь с небес и надаю им всем подзатыльников.
Джой невольно представила это и не смогла сдержать смешок. Никогда она не думала о том, что что-то в день похорон отца будет способно ее рассмешить. Ее состояние, конечно, было далеко от веселья, но тем не менее… Где-то глубоко внутри Джет хотелось сказать отцу, что ей безумно жаль, но конкретизировать у нее ни за что бы не получилось.
Жаль, что они отдалились друг от друга? Жаль, что он не смог оценить, насколько сильно ему повезло с такой дочерью, как Эр? Жаль, что они вообще его дочери, или что они не нашли друг к другу подход?
