— Джо? — пытливо уставилась на нее Эр. Она чуть подалась вперёд и склонила голову. Внимающая улыбка легла на губы.

Джой сглотнула сковавшее ее напряжение; она невольно сжала подлокотники ещё крепче, не в силах отвести разбитый взгляд от таких же, как у нее, ярких голубых глаз. Не своим голосом у нее все же получилось произнести:

— Папа умер.

Роуз рвано вдохнула, так, словно кто-то ударил ее между ребер. Она моргнула, сбрасывая с ресниц неожиданные слова… странную новость, которую не предвещало совсем ничего.

Джой нечасто видела Роуз такой расстерянной.

— О, — выдала она. — Джо, мне… Я даже не знаю… От чего?

— Звонил кто-то из его монастыря, — отстраненно ответила Джет. Реакция Эр освободила лёгкие: то, что ей не было все равно, почему-то помогало дышать. Она взяла бутылку воды, открыла и сделала глоток. Прикрыла глаза, напомнив мысленно, что она должна держать себя в руках, но вместо рук ощущала тормоз. — Я не знаю конкретно, что произошло. Может, инфаркт, может… Нет, не знаю, вскрытия не было. Я должна ответить сегодня. Должна решить. Где его будут хоронить. В Индии или… здесь.

Эр понятливо кивнула. Как-то неопределенно повела острым плечом в привычной черной косухе, и Джой, закусив губу, озвучила то, что почти бесконтрольно рвалось из нее:

— Просто я подумала, что ты тоже имеешь право на это решение.

— Нет, — тускло усмехнулась Роуз. — Не имею. И не хочу иметь. Но я, наверное, понимаю, что ты имеешь в виду… Я знаю, ты любишь его. Или, точнее будет сказать, любила…

Мгновенно захотелось оправдаться.

— Эр…

— Мои отношения с отцом — это исключительно мои отношения с отцом, Джо, — прервала ее Роуз. — Если ты хочешь похоронить его в «Альстере», значит, так и будет. Это не касается меня и его. Или тебя и меня. Это исключительно о тебе и о нем. Ты знала отца «папой», а я нет. Вот и вся суть. Я прекрасно тебя понимаю.

Джой сделала ещё один глоток воды. Было так паршиво, что она не находила в себе сил оправдываться перед сестрой дальше; ей казалось, что она в какой-то мере предаст Роуз, если доставит тело папы в Лос-Анджелес, в один с Роуз город, но если Эр не считала так… Если понимала… Видимо, она понимала Джой лучше, чем она сама себя. С подросткового возраста это не изменилось. Она едва заметно кивнула.

— Ты не придешь на церемонию, да? — тихо спросила Джет. Она не лелеяла лишних надежд. Она была почти уверена, что Эр не придет.

Но Роуз своим ответом укрепила в Джой веру в чудо:

— Если ты хочешь, я буду с тобой в этот день.

Конечно же, Джой хотела.

Тело отца доставили частным рейсом спустя сутки, и сирень зацвела в груди Джет ярко-фиолетовым цветом.

* * *

Новость о смерти Нормана Джета облетела местные СМИ со скоростью разрыва мины. Похороны с церемонией прощания были назначены на субботу, на одиннадцать часов утра, а уже в восемь под «Альстером» дежурило целое скопище журналистов. Это было за гранью чего угодно человеческого, но Джой ожидала этого. Когда отец хоронил женщину, которую она называла матерью, репортеры едва не свели его с ума — а их было раз в пять меньше, чем сегодня. Когда Джой хоронила свою милую девочку, посмотреть на это тоже примчалось целое море бестактных ублюдков.

Глупо было бы полагать, что они оставят ее в покое на этот раз. Норман Джет возродил утонувший концерн. Джой его дочь. Он мертв, а она, серая, как асфальт, пришла попрощаться.

Разве такое упустишь? Сенсация.

Церемонию провели прямо около склепа Джетов. Сказать пару слов праху ее отца пришло немного людей. Джой пустила лишь тех, кого сама знала: в их числе ее акционеры, знакомые с папой лично, девять друзей, с которыми он периодически держал связь даже в Индии, четверо бывших бизнес-партнеров… Генерал Эммингс тоже почтил отца своим присутствием. Джой, увидев его в списках тех, кто хотел прийти, долго скрипела зубами, взвешивая, что хуже: не пригласить лучшего друга отца на его похороны, или смотреть на поплывшую физиономию генерала, стоя рядом с Роуз. В конце концов, победили приличия. Хотела Джой того или нет, она была обязана делать то, чего от нее все ждали. После смерти Леты она об этом забыла. Второй раз — непростительно.

Ровно в одиннадцать в «Альстере» все уже собрались. В большинстве своем мужчины почтительного возраста, в черных фраках и опечаленно опущенными глазами, один из них выделялся военной формой. Из женщин были лишь Джо с Эр, и миссис Атчесон — элегантная женщина лет шестидесяти, облаченная в черный бархат. Она стояла среди мужчин, в середине этого грустного полукруга, и с выражением глубокой скорби смотрела на тубус в руках католического священника. Солнце, напоминая о себе, пробивалось сквозь скрещенные ветви многолетних дубов, и благодаря наблюдениям за этим светом Джой удавалось почти не вникать в смысл громкогласных молитв священника. Это была лишь формальность.

Эр крепко сжимала руку Джо и, в отличие от нее, смотрела прямо на тубус. На прах. На имя, выгравированное на коричневом кварце и залитое жёлтым золотом. Ее выражение лица казалось Джет совершенно бесцветным. Интересно, чувствовала ли она хоть что-нибудь? Если и да, то сложно было догадаться, что именно.

— Держишься? — шепотом спросила у нее Эр, и Джой кивнула, не глядя на нее. Если бы она посмотрела Эр в глаза, то наверняка бы просто разрыдалась.

Теплая ладонь сестры позволяла крепко стоять на ногах, пока запах сирени, сладковатый, с каждой минутой отдающий гнилью все больше, заполнял собой её всю.

Острые иглы — финал и титры — прошивали ее красными нитками. Больше не было больно. Ничего не рвало ее изнутри, как с Летой. Ничего не горело перед глазами, и слова молитв не менялись внутренним криком о том, что теперь ничего не будет, как прежде.

Да, вероятно, ничего и не будет.

Но в груди шевелилось одно только истлевшее пепелище — жизнь Джой по-прежнему билась раненым зверем, и она впервые чувствовала себя способной позаботиться об этом внутреннем звере. Некоторые вещи она не способна была изменить. Некоторые вещи прошли мимо нее. И сколько ещё пройдет?