Джо бы многое отдала сейчас, чтобы поехать с Летой собирать чёртовы травы. Джой бы даже нареза́ла для нее фрукты.

Джет склонила голову, меланхолично дернув уголком губ:

— Пожалуй. Оправдайте ваше имя. Мелисса.

Мелисса безмятежно улыбнулась, ни секунды не смутившись невежливому разглядыванию и бескомпромиссному тону, и это снова удивляло. Приятно удивляло. Пока что Джой нравился новый кабинет и эта леди, и она не ощущала здесь привычного вкуса разочарования — терпкого, захватывающего язык, обволакивающего рот прогорклыми нитями, так, что невозможно было сосредоточиться на словах.

Ведь на сеансах после отмены транкви их много вертелось у Джет, но выговаривать их человеку, который словно затравленный зверёк трясется у ее ног — разве есть в этом что-нибудь исцеляющее?

Хотя бы та капля, в которую Джой все ещё верила?

Хотя бы та капля, о которой Джой не стыдилась бы рассказать?

Она не отводила цепкого взгляда от спины Мелиссы. Да, то, что ее выбрала Роуз, однозначно играло роль. Мелисса ловко складывала на деревянный поднос чашки с блюдцами, ставила заварник… Посуда слегка позвякивала друг о друга в светлом пространстве психотерапевтического кабинета, нарушая вовсе не напряжённую тишину.

Здесь царствовали молочно-кофейные оттенки — Джой захотелось кофе, небольшие окна с орхидеями на подоконниках — как в вип-терминале аэропорта, и конечно, два кресла, мягкие и комфортные — всё это Джой хотелось заметить сегодня.

После разговора с Эр в груди все ещё сохранялось тепло, маленький тлеющий огонек. Джой подумала, что на самом деле плохо старалась в этом направлении. Жалела себя, сказала бы Эмили.

Быть овощем на таблетках просто.

Быть живым человеком — нет.

Простая математика. Два и два.

— Прошу, — кивнула Уайтхолл и, опустив поднос на высокий столик между их кресел, села на свое место. Она спокойно кивнула на узорчатые чашки с насыщенно-янтарного цвета чаем и закинула ногу на ногу. Затем на ее круглое лицо, усыпанное веснушками, легли очки в тонкой оправе, и линзы в них сделали ее глаза еще больше. Любопытнее.

Умиротвореннее?

— Включите музыку, — бросила Джой. — Вам передали мой любимый плейлист?

— Нет, — уклончиво ответила ей докторка.

Джой вопросительно склонила голову.

— Не передали плейлист?

— Передали, но я не буду включать музыку на наших сеансах, мисс Джет, — просто сказала она. — Я изучила протоколы ваших предыдущих сессий, и считаю, что в вашем случае фоновая классика не на пользу. Бах неплох, но он определенно мешает вам сосредоточиться.

— И когда же вы успели их изучить? — колко поинтересовалась она. — Я ждала всего полчаса.

— Этого вполне достаточно, — ответила Мелисса. — Учитывая, что там только Бах и ваше молчание.

— А если мне хочется просто помолчать?

— Вы ходите сюда два года и три месяца, мисс Джет, и, насколько я знаю, до сих пор ваше молчание никак вам не помогло. Вы сменили трех психотерапевтов, их всех уволили. При всем уважении, — вздохнула Мелисса, — тот факт, что вы платите «Седарс Синай» тринадцать тысяч в месяц и исправно слушаете Баха раз в неделю, не вытащит вас из ПТСР.

Джой бросила два кубика сахара в чай и молча размешала его.

Интересно.

— Нам не обязательно говорить о чем-то сложном, мисс Джет, — легко пожала плечами она. У Джой в груди стало тесно. Ее словно ткнули носом в разлитое молоко, как какого-нибудь котенка. Нет, она определенно не станет здесь слишком уж откровенничать. Ни за что. — Пожалуйста, о чем угодно. Давайте поговорим о… Ваших снах, например. Вам снятся кошмары? Мне — да. Сегодня ночью приснилось, что я лечу с обрыва. Прямо на ножи. Было ужасно, я проснулась среди ночи в холодном поту, и мне даже показалось, будто бы на краю кровати кто-то сидит, хотя я живу одна… Вам это знакомо, мисс Джет?

— Ага, — подтвердила Джой. — Бывает иногда.

— Как вам чай? — вежливо спросила Мелисса.

Странное чувство двойственности зашевелилось у Джой между ребер: сначала тыкнуть Джет в ее косяк, а потом говорить так, словно они равны — это явный талант.

Джой долго смотрела на ее лицо, складывая слова в ответ.

Она должна лучше стараться, верно?

— Лета вкуснее готовила, — в конце концов выдохнула Джет.

— Расскажите мне, — ровно кивнула Мелисса, — как это делала Лета?

И Джой… Кажется, рассказала.

Она рассказала ей. Этой Мелиссе.

* * *

Джет вышла из «Седарс Синай» с удивительно пустой головой. Ей не то чтобы стало особенно легче, но говорить с кем-то, кроме Рикки, о Лете — это что-то новое. Что-то такое, о чем живешь-живешь и даже не задумываешься, что так можно, а потом по какой-то случайности (Джет давно не верит в случайности) делаешь это — и мир вдруг играет новыми оттенками, переливается маленькой, смазанной радугой.

Джой всегда казалось, что это сложно. Что она не имеет права говорить о ней, потому что если бы Лета могла её слышать, то ни за что не поверила бы ни единому слову. В их последнюю встречу она кричала, что Джо не любит ее; и Джой правда смертельно виновата, но… Мелисса ведь попросила говорить о себе.

Вдруг Джой улыбнулась себе в зеркало заднего вида. Глупую улыбку почти невозможно было сдержать, она ощущалась как солнце, расползающееся по телу. Лучи задевали кости, латали трещины; Джой устала, но она не чувствовала, что стёрта к концу дня в порошок.