Производство снастей было тут же. Правой ногой старик придерживал бухту готового каната. Канат шёл сначала от старика, потом оборачивался вокруг отполированного снизу столба, подпиравшего крышу посередине жилища, и расходился на пять или шесть мотков тонких прядей, смотанных на палочки. Вот эти мотки Мод ловко переплетал меж собой, держа получающуюся верёвку в натяжении. Мда, не хитрое производство… Правда я, почему-то, до такого не додумался. А всё ж на поверхности! Но раз я здесь…

— Я это слышал, — кивнул я, — поэтому и пришёл к тебе…

— Ты пришёл ко мне, — перебил меня старик, — потому что тебе об этом сказал Семис. И я с тобой сейчас разговариваю, потому что Семис меня попросил… Так что не надо придумывать, как ты восхищён моей работой… Ты про неё и не знал.

Он на миг остановился, посмотрел на меня:

— Я про тебя слышал. Ты земляной парнишка, что натянул нос самодовольному дураку Ситу. Поэтому если ты ещё оставишь в дураках выскочку Арииаху, я славно посмеюсь! К тому же, — он опять закашлялся, — я видел, какую рыбу ты тогда поймал… Поверь старому рыбаку, никто на этом острове не в состоянии поймать такую же. Но Семис говорит, что ты можешь поймать больше? Тогда я точно хочу на это посмотреть!

— Я поймаю такую рыбу, будь уверен. И если хочешь, бо́льшая часть первой мной пойманной, будет твоя!

Мод вновь, то ли закашлялся, то ли засмеялся.

— Зачем мне рыба? — наконец смог он сказать. — Одному столько не съесть, сколько мне приносят. Но ты прав, что-нибудь ты должен будешь мне дать взамен. Иначе нельзя, парень. Иначе снасть не будет тебе служить.

— Что ты хочешь?

— А я не знаю, — пожал плечами тот. — У меня всё есть.

— Но что мне тебе дать?

— А ты придумай! — нахально заявил мне старик. — Принесёшь мне то, чему я порадуюсь… Будет у тебя твоя верёвка. Столько, сколько попросишь. А не принесёшь… Видел, как я работаю? Вот сам себе и сделаешь, парень ты, я слышал, умелый.

Стремительно вечерело, солнце вот-вот должно было утонуть в западной части океана, и тогда над островом опять раскинется непроглядная ночь — ни луны, ни звёзд.

Мы стояли на краю деревни.

— Что же ему предложить? — я почесал затылок.

— Не знаю, Скат, — пожал плечами Семис, — но я уверен, ты придумаешь.

— Слушай! — загорелся я. — А давай, я ему сделаю табуретку? А то, что он всякий раз с пола встаёт? Или… Или давай стул со спинкой? Как думаешь?

Семис задумался.

— А ты сумеешь?

— Сем, ну ты чего? Ты у меня на старой базе ведь был? Ну, ещё до всяких бурь. Откуда, думаешь, у меня всё это было?

— Не знаю, — снова пожал плечами одноногий. — Я думал, выменял у кого-нибудь.

— Так что? Подойдёт старику такой подгон? Ты ведь его лучше меня знаешь.

— Наверно подойдёт, — в третий раз пожал плечами приятель.

— Если это выгорит, дружище, — хлопнул я его по плечу, — я твой должник. А знаешь что?.. У тебя твой ласт далеко?

— Под домом храню…

— Вот что, Сем. Давай-ка, я у тебя его возьму, чтоб с калошей не промахнуться. А как очередная буря кончится, приходи на базу, я тебе за это время такую же, как у меня сделаю. Вместе и испытаем!

Ну что ж Семис, видимо нужно тебе сделать нормальную, то есть резиновую моноласту. Ведь если этот старый Мод в самом деле сделает мне крепкий линь. Тогда держись тунец!

Впрочем, пока было время, я придумал как подстраховаться. Так что и с нашими, плохонькими верёвками теперь должно было получиться. Не подвёл бы Каналоа!

По образцу своих ласт, сделал форму для Семиса. Разве что пошире в два раза, да форму для полугалоши снял. Когда, наконец, вулканизировал и осмотрел — удовлетворённо хмыкнул: получалось у меня всё лучше и лучше. В Семисовой внутри галоши не торчало ничего, и каркасные планки все были утоплены в массив. Усмехнулся — старик Мод вон, верёвками гордится, а я? Может я на старости лет тоже буду всем ласты делать? «И имел уважение», мелькнула забытая цитата. Откуда? Так и не вспомнил.

Надо бы заодно и для Каналоа ласты новые забацать. Если я хочу, чтоб он со мной нырял, нужно чтоб и снаряга у него была под стать.

Намешал глины, заполнил очередной ящик. Эх, опять свои ласты пачкать, используя как литьевую модель… Я положил обе ластины перед собой, прям на глину. Может… сразу две? Чтоб по одной не возиться…

И тут взгляд упал на Семисовую моноластину. Перевёл взгляд на свои, лежащие параллельно. На Семисову. А что если?..

Ящик для формы пришлось переделывать — насколько помню, в оставленном мной мире монки были шириной не меньше ноль семьдесят пять от метра. Примерил — как раз, два моих локтя.

По длине они, насколько помню, были равны ширине. Решил не умничать и делать так же. В конце концов, изобретали их люди всяко поумней меня.

В глиняной форме, используя готовую ласту как лопатку, сделал углубление, по форме лопасти моноласты. Блин, широкая…

Каркас из бамбуковых планок пришлось делать расходящимся. На всякий случай — на середине длинны «перевязал» положенной поперёк планочкой.

Галоши вложил, оторвав к хренам от Каналоавских, теперь уже — старых ласт. Две, рядом. На какой там ширине друг от друга они должны быть?

И дополнительно притопил их в глину — помню ведь, что лопасть у монки идёт под углом к галошам, чтоб стопу меньше выпрямлять.

Ну…

— Что это? — выкатил глаза Каналоа, когда увидел того «монстра», что я извлёк из глиняной формы после вулканизации.

— Это, боец, моноласта.

— А… Как в ней плавать? Ведь неудобно же!

— Хм… Вот это я и проверю, — протянул задумчиво. И спохватившись, протянул парню свои, — это теперь твои. Дарю.

Был вечер десятого дня, как начался шторм. Мы сидели в пещере и маялись бездельем. Впрочем, если за безделье можно признать дыхательные упражнения, то да — точно им.

Как внезапно… Я даже не сразу осознал, что слышу. А как понял — подорвался с топчана, на котором сидел по-турецки.

— Каналоа, подъём, — скомандовал негромко, словно боясь, что меня услышат снаружи, сквозь завывания ветра.

Кинжал словно сам прыгнул в руку. Каналоа уставился на меня с удивлением.

А, ну да! Ему-то откуда знать этот звук, здесь нет деревянных дверей.

В дверь постучали ещё раз. Теперь более настойчиво.

— За мной.

Я сунул кинжал в ножны — вот ведь привычка! Подхватил подводное ружьё и быстро, один за другим взвёл все три жгута.

— Копьё! — коротко бросил помощнику.

И мы, прижавшись к стенкам прохода что вёл наружу, крадучись приблизились к двери. Судя по тому, что сквозь бойницы вода не хлестала, дождь на улице прекратился.

И тут в дверь постучали ещё раз. Словно палкой… Нет, словно посохом!

— Выходи! — раздался громкий, но такой знакомый голос. — Знаю что там… И бойцу своему скажи, чтоб копьё положил.

Мы не сговариваясь переглянулись. В пещере, теперь всегда было темно, но глаза успели привыкнуть. Тем более за дверью всё ещё был день, хоть и облачный, так что какое-то количество света сквозь бойницы внутрь попадало.

— Чего тебе? — крикнул я, жестом показывая, чтоб Каналоа чуть отступил.

— Поговорить надо, — донёсся недовольный голос снаружи. Добавил раздражённо, — и не тычь мне, пожалуйста, в живот своей штукой, откуда мне знать, пробьёт она это дерево или нет.

Я кивнул, Каналоа отставил копьё и отодвинул оба засова, пока я держал на прицеле дверь.

Боец отвалил дверь в сторону, я аккуратно, не отсвечивая выглянул. В одну сторону. В другую. И наконец позволил себе появиться в проёме.

— Не парься, — хмыкнул вместо приветствия, по-прежнему стреляя глазами по сторонам. — С детства не приучен пальцы на спуске держать.

И показал шаману отведённые в сторону пальцы — средний, безымянный и мизинец, которыми обычно прижимал спусковой рычаг. Большим и указательным я удерживал ложе.