— Инина, давай-ка вставай! Твой мужчина пришёл голодный, а ты уже бока наминаешь!

Если честно, «твой мужчина» меня резануло.

В голове пронёсся дневной разговор с Каналоа, пока тащили плот.

Каналоа тогда внезапно спросил:

— Скат, я тебя не пойму.

— Спрашивай, — иногда из бывшего воина слова приходилось просто вытягивать.

— Ты с какой женщиной хочешь быть? Если тебе нравится Тиара, то почему ты её от себя гонишь?

— Малолетка она, — выдохнул я. Всё-таки надо было плот по частям перетаскивать, финально собирая у лягушатника.

— Ты это уже говорил, — хмыкнул парень. Ему переноска плота давалась легче. — Но я, тебя не понимаю.

— А чего тут понимать? — у меня дыхание уже сбивалось. — Малолетка, то есть маленькая. Рано ей… с мужиками… возлегать.

— Почему рано? — Каналоа даже умудрился плечами пожать. — Она говорит, что у неё и кровь уже была.

— Всё равно, рано. Пусть подрастёт. Пусть созреет получше… — будто сам собой нашёлся подходящий аргумент. Пофиг местным на всякие моральные законы. У них тут прагматизм вовсю. — А то родит… недоношенного какого-нибудь.

— А-а-а, — похоже, этот довод на парня подействовал. Ещё бы, кто тут хочет себе слабое и нездоровое потомство? — А когда… Когда, по-твоему, можно?

— Блин, Каналоа! — не выдержал я. — Чё ты заладил? Когда-когда? Самому нравится? Самому хочется⁈ Ну так в следующий раз, как она придёт, хватай, тащи в джунгли и это, как там? Возлегай!.. Фу, не могу больше, давай передохнём!

— Да ты что⁈ — замер каменным истуканом парень.

Несколько секунд стоял, потом опустил свой край — я свой уже бросил, и утирал мокрый лоб — и медленно повернулся ко мне.

— Не-е-е… — Каналоа ошарашенно покачал головой. — Мне… Мне нельзя… Я ж… Не-е-е… Что ты!

— Фух, — оттёр я пот, — а что я?

— Да и потом… Она дочь старейшины…

— А-а-а, — с понимание хмыкнул я.

— А почему ты тогда не с Ининой? — сменил он тему. — Я же вижу…

Я только вздохнул тяжко.

— Давай не будем, а? Об Инине…

— Инина хорошая… — протянул Каналоа.

— Слушай! — оживился я. — А ведь тебе Инина нравится? Может?.. Может ты… С ней…

— Нет, — довольно твёрдо отрезал бывший воин.

— Почему?

— Нет! Мне нельзя!

— Ну как знаешь! — если честно, надоел этот разговор. — Берись, пошли, нам ещё тащить и тащить…

И вот сейчас Инина появилась в свете разгоравшегося очага — заспанная, вялая. Словно нехотя достала из дырявого мешка несколько бататин, разворошив угли сунула их в очаг, подкинула сверху дровишек…

Блин, да она не заспанная! Она какая-то… смурная! В смысле — невесёлая, печальная.

Дождавшись, когда она окажется рядом, я попытался заглянуть ей в лицо. Заметив, она ниже опустила голову.

Ах так! Протянул руку, приподнял за подбородок.

— Что с тобой?

— Ничего.

Было больше похоже на всхлип, и она тут же плотно сжала губы. О-о-о! И глаза на мокром месте!

— Так. Ну-ка садись, — я хлопнул ладонью рядом с собой, — рассказывай.

Она села, уставившись в одну точку.

— Ты что… обиделась?

Губы девушки задрожали, она подавила всхлип… и внезапно уткнулась лицом мне в плечо!

— Я думала… думала… Что больше не увижу тебя! — различил я еле слышный шёпот. — Я наверно повела себя… как… как глупая капризная девчонка… Прости меня, Скат!

Оп… Я на секунду-другую потерялся. Это… Это я её «прости»? Блин… Да меня всю жизнь женщины делали крайним! Чтоб не сделал — извиняйся!

По груди разлилось что-то очень-очень тёплое. В этот момент даже испытал какую-то нежность к этой страшненькой девушке.

Я обнял её за плечи и прижал к себе.

— Ну что ты, что ты. Я же не сержусь на тебя… Ну как я могу сердиться на такую… такую…

Дурочку? Ну, нет. Этого я в здравом уме ни одной женщине никогда не скажу!

Инина всхлипнула снова и ещё сильнее прижалась ко мне в ответ.

Когда улеглись, девушка тихой мышкой пробралась ко мне под бок и прижалась. А у меня перед глазами неотступно стоял образ Тиары — в легкомысленной набедренной повязочке, и уже с высокой, крепкой грудью…

Инина заворочалась, устраиваясь поудобнее, потом повернулась спиной. Не отдавая себе отчёта, я повернулся к ней… Её ягодицы, мягкие и округлые даже сквозь её грубое платье из растительных волокон и мои «растительные трусы-фундоси» прижались к моему паху.

На секунду отвлёкся. Ага — вон Фефуй храпит во всю, выводит рулады носом. Ему вторит супруга.

Сквозь их храп с трудом различимо посапывание Фе… А вон и Каналоа, поддерживает хозяев богатырским храпом. Ещё бы — сегодня он полдня греблей занимался, вообще-то непривычная для него физуха. А потом ещё наверно, и страху натерпелся, пока в лагуне на плоту мотылялись…

Хороводом мелькнули мысли: «А на улице сейчас мокро, и непонятно где та пресловутая циновочка»…

А-а-а, к чёрту!

В один миг желание затопило меня, словно вода, прорвавшая плотину!

— Иди-ка сюда, — прошептал я, разворачивая девушку лицом вверх, и наваливаясь на неё.

Она слабо пискнула, потом прошептала:

— Подожди, я платье сниму.

Мы старались не шуметь.

Утром я наверно первый раз, за всё время проживания у Фефуя, да и вообще — на острове, проспал. Банально — проспал!

Пробудился, когда ноздрей коснулся аромат печёного батата и… ого! Рыбы?

— Выспался? — надо мной наклонилась Инина. — Вставай, я приготовила тебе еду.

Лицо её излучало такую заботу и нежность, что мне снова захотелось провалиться… В сон или сквозь землю — не важно. А ещё лучше — чтоб вчерашней ночи не было!

Но вида я не подал.

Пока Инина собирала нам с собой поесть, я обратил внимание на новые глиняные миски. Хм… И кстати, в углу стояла пара новых кувшинов.

Понятно, видать глава семейства решил провернуть небольшой гешефт, меняя рыбу, что я ему давал на всякое полезное.

Я повернулся к Фефую… Ого! Новая котека — чехол-написник, который таскали члены касты земли. И поясок её держащий далеко не тот кусок старой, засаленной верёвки что был. Так-так-так…

— Фефуй, — я постарался, чтоб голос звучал нейтрально. — Надеюсь, ты был осторожен, когда менял мою рыбу? Надеюсь те, кто получил от тебя рыбу не задались вопросом: откуда это такой… — удержался, чтоб не сказать «нищеброд», — небогатый человек вдруг её взял?

— А что такого? — распахнул на меня совершенно оловянные глаза мужичок. — Ты же отдал её мне? Она же моя?

— Твоя, нет вопросов, — я даже ладони перед собой выставил. — Но ты можешь поручиться, что никто не захочет узнать, где ты её берёшь?

— Никому нет никакого дела, где и что я беру! — задрав нос проговорил наш «квартиросдатчик».

А я задумался. Спалится мужик, как есть спалится. Даже в мои молодые годы, когда все мы жили как одна большая семья… ну или должны были жить — один хрен зависть соседская столько нервов и крови из людей попила. А уж в эти, насквозь простые и самое главное — небогатые времена и подавно. И если вчерашний нищеброд сегодня щеголяет в новом наряде, и попахивает от него… я принюхался — ну точно, вчера явно лепёшки жарили. О! Точняк! Вон и горшочек с просом припрятался, а ведь не было ничего такого… Короче, не мужики так их жёнушки наверняка уже у источника вовсю судачат.

Ну, вот и что? Не давать ему рыбы? Ага, мужик только-только вкус более-менее хорошей жизни почувствовал, только- только есть по-нормальному стал — ещё не оброс жирком, но уже и кожа не такая сухая, явно жиры в пищу поступать стали. Да стоит ему обрезать снабжение, так он тут же почувствует себя так, будто я ему в карман залез. И то, что он уже считал своим — отнял.

Мда-а… Дилемма.

А дальше, ну просто: «день не задался»! Сначала этот… Фефуй, а потом — Тиара.

Всю тренировку Тиара… Хм, как бы помягче выразиться? Короче, я старался не акцентировать внимание на её внешнем виде, я демонстративно не выделял её из остальных учеников, уж Семис точно получал от меня больше внимания. Но мои руки то и дело натыкались, то на её грудь, то на задницу, причём я тут был ни при чём! Это потерявшая берега малолетка сама стремилась как бы невзначай притереться ко мне той или иной частью тела.