— Прости, но если ты не заметил, теперь хозяин очень даже есть! — возразила я.

— Кораблю нужно время, чтобы нарастить духовную силу.

— О чем ты?! Я позаботилась, чтобы тут были все необходимые святыни: огромная статуя Тхин Хау в каюте, еще одна для экипажа. А еще изображения различных божеств, включая Хойхау, Куан Тай и тех, чьи имена я даже не знаю. Здесь есть даже храм Хаувонга[81], молись хоть целый день. Все новое и свежее!

— В этом и проблема, — кивнул мой собеседник. — Ты выбросила старые святыни.

— Я тебя умоляю! Это просто статуи! Если вы собираетесь поклоняться бесплотным существам, не лучше ли лицезреть статую, которая не обшарпана и не гниет?

— Ай-я! — Поу-чяй подошел к алтарю, размещенному в каюте, и провел рукой по лакированной блестящей статуе богини. — Только подумай, сколько людей погибло во время захвата этого корабля.

— Уже подумала! Мы отскребли кровь с досок, провели все обряды очищения и многое другое. Тебя здесь просто не было. В этой каюте побывала целая армия монахов, а петард запустили столько, что я боялась, как бы палубу не пробили.

— И все это под присмотром Ченг Ят-соу… которая не верит в духов!

Да какая разница! Неужели из-за моего неверия демоны и призраки чувствовали себя менее желанными?

— Я участвовала во всех ритуалах поклонения, — заметала я.

— Неужели жизнь ничему тебя не учит? Дело не в поклонении, а в благоговении.

— Есть разница?

— Есть.

В глубине души я возмущалась тем, что симпатичный юноша читает мне нотации. Но Поу-чяй выглядел очень серьезным. Он порылся в поисках кремня и зажег масляную лампу перед Тхин Хау.

— Благоговение — это не действие, а чувства, которые ты носишь в сердце. Ты стала хозяйкой корабля, но оценивала его только по размерам и вместительности. Если здесь и правда присутствовали какие-то духовные сущности, готов поспорить, их принесли сюда люди. Боги обрели здесь дом, впитывали молитвы команды. А потом ты их просто выбросила не задумываясь, выскребла изнутри. Остался только большой пустой сосуд.

— Признаю, ты прав! Я не верю во все это! Но сам подумай: красивое крепкое судно достойно любого «благоговения», про которое ты талдычишь, и ни к чему цепляться за гниющую джонку.

Я села на новенький ковер и оглядела свою большую, светлую, красивую, но, по мнению Поу и, видимо, Ченг Ята, бездушную каюту.

— Но если Ченг Яту не нравится, то я с удовольствием заберу корабль, — ухмыльнулся Поу.

Я дала понять, что на шутки у меня нет настроения.

— Он просто упрямый и несговорчивый старикан!

— Может, поэтому вы так подходите друг другу. Ты самая упрямая женщина на свете. Нет, это даже хорошо! Другая не смогла бы такого добиться.

— Кажется, ты только что назвал этот корабль бездушной грудой бревен.

Парень уселся рядом со мной, игриво подтолкнув плечом:

— Просто пытаюсь убедить тебя отдать его мне.

— Давай сменим тему, — попросила я. — Я беременна, устала, и у меня гудят ноги.

Солнечные лучи высветили сверкающие пылинки — зрелище, которое раньше развеселило бы меня. Может, юноша прав и весь этот честолюбивый проект — ошибка? Может, я ошибалась на каждом шагу, пытаясь навязать мужу тягу к величию, которой он не испытывал? Но корабль-то получился такой, какой получился. Я продумала каждую мелочь, чтобы здесь было все необходимое великому полководцу. Если судну и не хватает духовной сущности, я сама посею семена будущей духовности, рожая в этой каюте второго ребенка. Пусть здесь начнется новая жизнь. Тогда никто не посмеет обвинить корабль в недостатке духа.

Поу-чяй принес мне подушку для спины, подполз к моим вытянутым ногам и взялся за одну ступню.

— Разрешишь? Я тут кое-что узнал. Позволь опробую на тебе.

— Будет больно?

Он рассмеялся.

— Только если плохо сделаю.

Согнув мне пальцы ног, он перехватил ногу выше лодыжки и покрутил ступню в разные стороны. Затем начал тыкать большим пальцем в какие-то точки на стопе. Сначала было больно, но вскоре я почувствовала теплое покалывание в груди, как будто сидела в горячей ванне. А еще я испытала прилив голода и засунула в рот половину оставшейся паровой булочки.

Он переключился на другую ногу.

— Приятно?

Я кивнула.

— Ты узнал об этом от одной из своих девушек?

— Не знаю, кого ты имеешь в виду.

— Не лги мне, Чёнг Поу-чяй.

— Не лгать? Я научился этому у одного врача в Оумуне. Ой, чуть не забыл тебе сказать: наконец-то мы выгрузили иностранных варваров.

Я вырвала ногу.

— Ай! Почему ты испортил мне день, напомнив о них? Сколько получил?

— Две тысячи восемьсот серебром, три ящика опиума… Ай-я! Вытри подбородок!

Прежде чем я успела отреагировать, Поу-чяй провел мне пальцем под нижней губой, а потом продемонстрировал полоску соуса. Дальше он сунул палец в рот и облизал дочиста, не заметив, что немного соуса осталось у него на губе. Лицо у меня горело, но не только из-за его действий.

— Опиум? — Мне безумно хотелось поучаствовать в этой сделке.

— Готов отдать в обмен на твой корабль.

— Суровые у тебя условия.

— Как и ты, A-Йёнг. Может быть, поэтому муж тебя боится. — Он присел на корточки и заговорил с моим животом: — Здравствуй, маленький братик или сестричка. Ха! Тебе повезло, что ты провел столько времени внутри этой прекрасной дамы.

Я уловила намек и шлепнула наглеца по щеке, нарочито игриво, но достаточно сильно. В итоге на щеке у него осталась красная отметина, а на наших лицах — выражение удивления.

Время пришло в самый жаркий день лета.

Каюту нового корабля заранее подготовили. Но сколько бы удобств меня ни окружало, последние несколько месяцев работы измотали меня, как старую тряпку. Я ожидала, что боль и схватки будут знакомы, однако оказалось ничуть не легче, чем в первый раз. Начались потуги. В дело вступили акушерки: они засунули мне между зубов деревяшку, чтобы я не прикусила язык. Тем не менее упрямый ребенок отказывался приветствовать мир. Лишь на закате, в одном ослепительном взрыве горячей разрывающей боли, младенец наконец выскользнул наружу и наполнил каюту своим криком.

Пусть бы была девочка, подумала я. Чтобы выросла сильной.

— Большой рот, как у матери! — объявила А-и.

— Дай мне, — потребовала я. — Погоди убираться, дай ребенка.

В руки мне скользнуло красное тельце и огромное «хозяйство», указывающее в небо. Еще один мальчик. Товарищ по играм для брата. Здоровый и активный.

Я направила крошечный ротик к своей груди, но младенец не хотел есть. Широкие круглые глаза уставились на меня. Я погладила мокрые черные волосенки.

— Может быть, на этот раз я постараюсь получше, — прошептала я своему новорожденному сыну. — Я… я обещаю.

Чернильная волна усталости нахлынула на меня. Прежде чем потерять сознание, я услышала, как А-и сказала:

— Позовите отца.

В день выбора имени на грот-мачте нового флагмана Конфедерации развевалось самое большое в целом мире знамя, так густо расшитое драконами и благопожелательным символами, что слабый ветер едва мог трепать его.

Второго сына Ченг Ят назвал Хунг-сэк, то есть Героический Камень. Пухленький малыш оказался довольно робким. Он то и дело заходился в плаче, и я провела много ночей, убаюкивая ребенка. Я снова столкнулась с проблемой: как открыть сердце существу, которое, казалось, еще не сформировалось, у которого до нынешнего дня даже не было имени? Я старалась, как и обещала. Качала мальчика и пела ему, так что иногда он начинал мурлыкать, как котенок. Даже Ченг Ят во время своих ежедневных визитов любил таскать его по каюте. Но куда бы я ни повернулась, глаза Йинг-сэка были устремлены на этого нового человечка: он смотрел на брата как на жука, которого нужно раздавить. Я могла справиться с высокомерными или пьяными капитанами дальнего плавания, пытающимися вырвать друг у друга бразды правления, — но не с ревнивым мальчонкой.