— Тебе повезло, — добавила старуха.

Я попыталась сесть и выглянуть наружу, но мышцы взбунтовались.

— Мы где-то в бухте, — сказала А-и. — Ты в безопасности. Отдыхай.

Позже — был ли это тот же день? — раздался стук, и дверь со скрипом отворилась. Мой разум был настолько затуманен, что я не сразу поняла: это не А-и с едой или лекарствами, а член экипажа, который притащил охапку инструментов. Он кивнул с извиняющимся видом и на цыпочках прокрался к алтарю в углу каюты, поднял статую Тхин Хау с постамента и опустил на пол.

Я оперлась на локти и попыталась возразить, но не смогла произнести ни слова.

— Для ремонта корабля, — пояснил матрос. Несколькими быстрыми ударами он превратил основание статуи в стопку досок и вынес их.

Я, борясь с болью, заставила себя встать, подождала, пока перестанет кружиться голова, и поковыляла к трапу. Густая мгла окутала окрестности. Я могла разглядеть залив и бахрому растительности. Рядом стояли на приколе еще несколько джонок. Слабые тени тянулись в сторону суши, которая лежала на западе. Занималось новое утро.

Главная палуба была усеяна перебинтованными телами, аккуратно разложенными в ряд, словно для продажи. Запыхавшись по дороге, я спустилась и обнаружила, что тхаумук следит за матросами и женщинами, которые чинят сломанные латы.

— Где Ченг Ят? — спросила я.

Тхаумук пропустил мимо ушей мой вопрос и передал отремонтированные латы человеку, корпевшему над гротом, разложенным под мачтой.

Мои легкие, казалось, наполнились осколками стекла, когда я вдохнула, чтобы повысить голос:

— Где мы? Где мой муж?

— Ты задаешь вопросы, на которые нет ответов.

Помощник капитана не сводил глаз с ремонтных бригад. Морщины усталости искажали его лицо. Как он мог сообщать о пропаже своего командира с таким равнодушием? Где Ченг Ят?

— Он сел на быстроходную лодку и отправился на поиски других. Куда, я не знаю, — наконец сообщил тхаумук.

Мог бы сразу сказать и не заставлять меня мучиться неизвестностью.

— Сколько кораблей мы потеряли?

— Ты же умеешь считать.

С этими словами он ушел.

Я возненавидела его пуще прежнего. Будь я тут главной, вышвырнула бы его первым.

Пришлось пересчитать джонки, покачивающиеся в воде: сначала с одного борта, потом с другого. Не может быть. Из двухсот судов, приплывших к реке Духов, осталось только двенадцать?! Я своими тазами видела, как Куок Поу-тай отступает, но его корабля здесь не было. А значит, еще больше джонок разбросано по побережью. Ченг Ят ищет их. Он вернется с ними сюда. А еще найдет целителя, который поможет мне справиться с болью.

Кок протянул мне тарелку еще теплой каши с жилистым мясом. В задней части камбуза с балки свисали крысиные туши. Впрочем, какая разница: мясо и есть мясо.

Мне удалось осилить только половину порции, когда с полуюта раздался крик:

— Лодка идет!

Я надеялась разглядеть Ченг Ята, но увидела только бау, сампан в аннамском стиле с одиноким парусом, идущий с юга с людьми в униформе императорской армии. Когда они подплыли, один человек встал и сложил руки в приветствии, повторяя на аннамском слово «друг». Он молил нас гнусавым напевом. Я знала аннамский лучше тхаумука, поэтому попыталась перевести:

— Он говорит, что они из подразделения… э-э-э… где-то на севере. Хочет, чтобы мы сопроводили их туда.

Среди экипажа разгорелся гневный спор о том, делить ли скудные пайки с незнакомцами. Я считала, что мы должны предложить солдатам немного еды и снарядить их в путь. Тхаумук, казалось, разделял мои намерения. Он отправил трех членов экипажа в трюм.

Но там не хранили съестное.

Наши матросы вернулись с тесаками в руках и кинжалами в зубах.

— Какого черта? Это не враги! — Я попыталась остановить их, но травмированная нога не позволяла бежать.

Они перемахнули через борт, и мои слова утонули в криках аннамцев. Ноги у меня подкосились, и я ударилась головой о палубу.

Ткоумук пожал плечами.

— Мы потеряли наш сампан. Можем воспользоваться их лодкой.

Весь мир остановился на несколько дней, даже боль в ногах замерла. Потом на юге показались паруса, алеющие в последних лучах солнца. Морское знамя Ченг Чхата развевалось на шесте, где раньше была фок-мачта. Грот превратился в лоскутное одеяло: удивительно, как он не разлетелся на куски при малейшем ветре.

Хотя с ними не приплыла быстроходная лодка и не было никаких признаков Ченг Ята, я все же испытала некоторую радость. Теперь подруга составит мне компанию.

Однако тхаумук преградил мне дорогу к первой же лодке: по его словам, пассажирам не было места среди клубней колоказии и зеленых бананов, собранных на берегу в тот же день.

Лодка вернулась после наступления темноты с мешком кокосов и сообщением, что мне здесь не рады.

Я попыталась подняться на борт, когда судно совершало очередной рейс, на этот раз с запасными парусами, но тхаумук приказал одному из членов экипажа задержать меня.

— Отпусти, черепашье отродье! — Я барахталась в его руках и орала на тхаумука. — Как ты смеешь так обращаться с женой своего командира! Когда я скажу Ченг Яту…

— Приказ адмирала. — Тхаумук указал на джонку Ченг Чхата, хотя выглядел довольным.

— Чтоб ты сдох! — процедила я, пихнула матроса локтем в грудь, впилась зубами ему в руку и вырвалась на свободу. После чего, недолго думая, взобралась на перила и сиганула вниз.

Я забыла сделать вдох. Руки и ноги дергались сами по себе, пока я не вынырнула на поверхность, кашляя, отплевываясь и хватая ртом воздух. Желтое свечение корабельного фонаря отметило мою цель. От холодной воды все тело онемело, однако ноги слишком болели, чтобы болтать ими. Я плыла, подгребая только руками и едва держась на поверхности, пока силы не иссякли. Глотнув больше воды, чем воздуха, я уже хотела повернуть назад, но чьи-то руки схватили меня и втащили в движущееся аннамское бау.

Как и на нашем корабле, раненые лежали на палубе Ченг Чхата, словно улов свежепойманной рыбы. Я шагала между ними в темноте, стараясь не капать на них водой с мокрой одежды, а потом осторожно поднялась по лестнице. Света было недостаточно, иначе я бы увидела: никаких перил, чтобы поддержать меня и мою ноющую ногу, попросту не осталось.

Я не заметила Ченг Чхата, пока чуть не споткнулась об него. Он сгорбился на табурете посреди трапа, зажав во рту медную трубку и глядя в пустоту.

— Где она? — спросила я.

Он выпустил дым из ноздрей. Это было проклятие без слов.

Я подергала дверь каюты. Заперто изнутри. Я постучала и позвала веселым голосом:

— Сестрица!

Подождав, я приложила ухо к двери, затем постучала громче и снова позвала невестку. Потом оглянулась на Ченг Чхата в поисках подсказки, но он сидел, тупо уставившись перед собой в никуда.

Наконец я услышала, как отодвинули засов, потом снова наступила тишина. Я отворила дверь, ощущая ужас в каждом стуке и скрипе. Густой дым ладана вплыл сквозь щель.

В абсолютной темноте, словно глаза летучей мыши, мерцали красные угольки.

Что-то холодное прикоснулось к моей руке, и я закричала. Жена Ченг Чхата успела поймать меня, прежде чем я упала.

— Ты вся дрожишь, — сказала она.

— Добиралась сюда вплавь.

Она дернула меня за рукав.

— Замерзнешь. Снимай-ка одежду.

Я с трудом стянула с себя прилипшую к телу ткань и закуталась в халат, который она мне бросила, потом доковыляла до иллюминатора и открыла его, чтобы избавиться от запаха дыма, дерьма и гнили. Лента лунного света осветила перевернутый сундук, разбросанную одежду и разбитые лампы. Коврик был в лохмотьях, подушки распотрошены. Я решила, что супруги дрались, пока не заметила алтарь. Перед ним стояли две урны, каждая из которых была набита пучками тлеющих ароматических палочек.

Я попала на похороны.

Невестка тоненько, как птичка, всхлипнула мне в самое ухо:

— Они умерли.

Мне не хотелось спрашивать. Не хотелось слышать. Воздух словно заледенел.