— Откуда ты это знаешь? — спросил Август. Воспоминания молодости от встречи с дьявольским Балаганом вспыхнули в его памяти с новой силой, и он ощутил, как поджилки его тряслись.

— Некоторые называют это ведьминым зрением, — ответила старуха — целительница, — это не всегда проявляется в виде зрения, иногда одарённые слышат, иногда чуют, как собаки, иногда это какое — то шестое чувство. Но это позволяет видеть то, что простому человеку не доступно, призраков, демонов, мир, отделённый от яви.

— Будь он проклят, этот мир, со всеми, кто в нём живёт! — пробормотал старик, если бы у него были зубы, они бы стучали, но он уже давно их пережил, а в его рту было гладко как у младенца, даже корешков не осталось.

— В этом мире есть зло, что превосходит даже смерть. То, что древнее и могущественнее её, — произнесла Розетта. — И этого зла тут нет.

— Как это нет?! — вскрикнул Август. — Твои же проклятые духи сказали, что он придёт сюда!

— Духи не всеведущи, — сухо ответила ведьма.

— А что же будет с охотником на ведьм и моей девочкой?

— Боюсь, они в большой опасности.

***

— Итак, — сурово сказал мастер — охотник на ведьм Грегор Дюк. — Ты обвиняешься в служении Дьяволу, ереси, многочисленных убийствах, поджоге дворца обер— бургомистра и ещё в многих преступлениях против Церкви и её овец.

— Ещё во многих преступлениях… как содержательно. Ты просто старый дурак, охотник на ведьм. Меня нельзя просто взять и бросить в тюрьму, — архиепископ показал руку, похожую на воронью лапу, с мерцающим перстнем. — Его мне надел сам Папа, а кто ты такой? Епископ без кафедры? Ты просто старый недоумок! Почто ты целишься в меня из этого арбалета? Попробуй, выстрели! И тебя самого сожгут как еретика.

— Я слышал более содержательные речи от еретиков, — бесстрастным голосом ответил мастер Дюк.

— Более содержательные! — передразнил его монсеньор Стефан. — вы осколок ушедшей эпохи, борцы с чудовищами, теперь, когда Церковь больше не имеет власти над доброй половиной Европы, вас больше никто не боится. Не вампиры, не волколаки, не пряничные ведьмы, а еретики— протестанты, вот кто будет главной целью Рима в ближайшие десятилетия, если не века! Ваш Орден Креста и Молота анахронизм. Вас и раньше то была горстка, всего тысяча охотников на всю Европу! А теперь и подавно.

— Я вот думаю, — начал мастер Дюк, — а не пристрелить ли тебя прямо сейчас? И дело с концом. Паписты и императорские генералы не будет разбираться в причинах смерти одного старого осла в сутане.

На лице прелата мелькнул ужас.

— Скольких ты ещё убил? — спросил он, пятясь, — сколько невинных ты загубил, сжигая на кострах?

— Сожги их всех, Господь признает своих. — невозмутимо ответил ведьмоборец.

— Так ты утешаешь себя по ночам? Как ты спишь? Крепко? Тебе не снятся вопли горящих людей? А сколько ведьм и чудовищ было среди них?

— Не мало, — ответил Грегор, — я сражался с самим Владом Цепешем, и прикончил его, но сейчас я вижу, что истинное чудовище — это ты. — Охотник вскинул арбалет. — Я Грегор Дюк, Рыцарь — Храмовник Ордена Святого Престола Креста и Молота, обвиняю тебя в ереси, нарекаю лже — епископом и приговариваю к смерти.

— Постойте, — крикнула Инга, едва мастер Дюк успел окончить своё обвинение, — он, наверное, знает, где дети! Где девчонка булочника, где брат той девочки, Гансель! Убьёте его, и мы навсегда их потеряем.

— Да, — прошептал архиепископ, заметив в словах девушки шанс для себя, — да, убей меня и девчонка этого жирдяя, булочника, пропадёт навсегда, Балаган может исчезнуть на тысячу лет, ты никогда его не найдёшь. Самое главное дело твоей жизни исчезнет, протечёт сквозь пальцы, как вода!

Грегор заскрипел зубами в бессильной злобе, проклятый старик знал, куда бить. Всё— таки он десятилетиями был пастырем человеческих душ, хоть и плохим, но он хорошо научился распознавать слабые места, и знал, как надавить на них, чтобы получить желаемое. Меж тем монсеньор Стефан, узрев, что его слова пали на благодатную почву, осмелел, а осмелев, обнаглел.

— Да, — продолжал он, — этот булочник, благородный мастер Ван Дейм, только благородного в нём было столько же, сколько в свинье на сносях, его жир горел как тысяча свечей, — на лице старика появилась улыбка, напоминавшая дьявольский оскал.

— Моё терпенье не безгранично, — заметил мастер Дюк, — а этот арбалет дьявольски тяжелый, может мне облегчить его? Пустив тебе стрелу в брюхо, а?

— Многие века сведущие люди стремились разгадать тайну Балагана Дьявола, — сказал архиепископ, — но всё здесь! — он коснулся тощим пальцем лба. — Всё здесь!

— И вы поделитесь с нами этим знанием? — спросила Инга.

— Как будто у меня есть выбор, — улыбнулся самой невинной улыбкой архиепископ.

— У тебя был выбор, но ты выбрал смерть. — холодный женский голос заполнил собой комнату. Инга почувствовала, как холодеет, секунду назад в комнате было только три человека, а теперь появилась женщина в бронзового цвета трико, в треххвостом шутовском колпаке с позвонцами и белой фарфоровой карнавальной маской на лице.

— Вы, ты… — архиепископ задыхался, — ты пришла!…

— Так я и знал, что вы, мерзавцы, спелись! — прорычал мастер — охотник на ведьм, и не говоря больше не слова выстрелил в женщину. Она не глядя перехватила арбалетный болт прямо на лету и сломала его своими изящными пальцами, словно соломинку. Затем женщина Балагана взмахнула рукой и Грегора с ученицей отбросило в сторону, мастер— охотник на ведьм ударился спиной об стену и рухнул на пол, из его губ вырвался стон. Его ученице повезло чуть меньше, она вылетела через двери и оказавшись в приёмной грохнулась на пол, чуть не переломав позвоночник.

Женщина меж тем подошла к архиепископу.

— Вы пришли, — лебезил тот, испуганно, — я рад, весьма рад, — в его голосе звучал страх.

— Дьявол не любит предательства и не прощает долгов, — сказала она безэмоциональным голосом.

— Я… я… я… я и не думал предавать, — пробормотал старик, таращась на неё во все глаза.

— Да. — ответила она, а затем сняла свою маску и схватила его за горло.

Старик даже пикнуть не успел, как его глаза засветились фиолетовым светом, а сам он стремительно превратился в чёрную иссохшую мумию, не издав даже звука. Женщина подняла его, словно он ничего не весил, а затем отбросила эту куклу, минуту назад бывшую князем— епископом славного города Мариенгофа, к стене, и она упала, шурша алым шёлком, с глухим стуком при ударе об пол.

***

Инга поднялась почти сразу, как оказалась на полу. Она падала и не раз в своей прошлой жизни артистки цирка, она научилась подниматься. Сама не зная почему, она подбежала к зашторенному окну и схватившись за плотную ткань шторы из всех сил дернула, карниз оторвался и грохнулся на пол, едва не придавив её и не завалив шторами, весящими почти как и она сама. Инга выглянула в окно, в свете Луны стоял зловещий Балаган, без лошадей, да они ему не требовались, ведь он катился сам, без какой — то тяги.

Инга не отдавала отчёт своим действиям, если бы её спросили потом, зачем она всё это делала, она бы и ответить не смогла. Канатоходка схватила ближайший стул и с криком кинула его в окно, с весёлым звоном стёкла пролились дождём на улицу, Инга нырнула в освободившийся проём окна и за секунду собравшись с духом прыгнула вниз.

Она приземлилась почти идеально, несмотря на высоту, а затем пробежав невеликое расстояние от стены особняка архиепископа до Балагана остановилась. Он впервые увидел его так близко. Старый, обшарпанный балаганчик, изображение смеющегося клоуна на стенках с облупившейся краской, ничего примечательного. Инга, преодолевая панический ужас, достала из— за пояса топорик, размахнулась и ударила им в дверцу Балагана Дьявола, словно от этого он должен был тут— же отдать её всех похищенных детей.

Сталь вошла в древесину довольно глубоко и топорик застрял, из зарубки пошла кровь. Инга почувствовала тошноту. Она было попыталась извлечь топорик, но он намертво застрял в дверце.