Чтобы жить в Центре, нужно было иметь не меньше тридцати тысяч дукатов годового дохода. Немногие могли себе такое позволить, что еще больше завышало самомнение обитателей недоступного и богатого Центра.

Восточный район. Здесь проживали в основном купцы и ростовщики. А также богатые торговцы. Здесь был городской банк.

Тут жили тоже богачи, но недостаточно богатые, дабы иметь апартаменты в центре.

Здания здесь стояли в основном двух, реже трехэтажные. Многие были ограждены забором, из — за которого, чаще всего слышался лай собак. Дома эти были серыми или белыми. Крытыми практичной серой черепицей. Тут располагались Квартал Четырех Императоров, Квартал Ростовщиков, Квартал Торговцев. Здесь находилась городская ярмарка, где почти круглые сутки бурлила жизнь.

Северный район являлся самым большим. Он занимал почти полгорода. Тут жили галантерейщики, кустари. Здесь располагались все мастеровые гильдии города. Дома тут были в основном одноэтажные и построенные из крепкого бруса или бревна и обмазанные глиной. Крыши их покрывала жесть. В более бедных домиках вместо нее использовали дранку.

С утра до поздней ночи дымили трубы мастеровых и пекарен. Тяжелые гужевые повозки тянулись вечной вереницей с восхода до захода солнца. Грохот молотов в кузнях, запах дубленых кож и свежевыпеченного хлеба — вот вечные спутники этого сектора. Тут находились кварталы Булочный, Стекольный, Кузнечный, Мастеровой.

Юго — Западный район был самым бедным и маленьким. В нем были всего два квартала: Квартал Артистов и Квартал Шлюх, впрочем, последний именовали официально Квартал Красных Фонарей.

В этом секторе жили бедняки и актеры. Домишки тут — жалкие развалюшки, высотой не более одного этажа. Исключительно из дерева. Не обмазанные.

Мариенгоф был чистым по меркам данного времени городом. В нем находилась своя система канализации. Но многие жители, особенно из Юго— Западного района, предпочитали выплескивать отходы своей жизнедеятельности на мостовую. Впрочем, за это можно было получить штраф. Или десять плетей в спину. Правда, городская стража не сильно об этом беспокоилась.

В Северном районе располагались казармы городской стражи.

Город был обнесен крепостным валом, который обеспечивал защиту города. Надо сказать, что город весьма сильно пострадал в результате Крестьянской войны в Германии, когда был захвачен мятежниками. После этого, власти укрепили и надстроили вал— дабы не повторять подобных прискорбных поражений.

По вечерам город освещался сотнями масляных фонарей. Старые, сгорбленные фонарщики обходили его наполняя ламповым маслом из медных сосудов с длинными и тонкими носиками фонари, а затем зажигая их. Их обход свершался дважды вечером и утром, чтобы зажечь, а затем осветить город.

Власть в городе осуществлял Городской совет, состоящий из самых богатых и влиятельных людей в городе— по сути своей олигархия. Во главе совета стоял обер — бургомистр, избираемый им пожизненно.

Важная роль была у архиепископа. Некоторые считали духовного владыку истинным управителем города. Особенно при тяжелой болезни, постигшей нынешнего обер — бургомистра. И в этом была доля истинны. Ссориться с князем Церкви не спешила даже правящая олигархия в полном составе.

***

Квартал Артистов.

Невероятное сборище циркачей, шутов и балаганщиков. Домов здесь стояло мало. Артисты жили в основном, в своих балаганчиках, тут— же они и выступали.

Бедность и веселье — несовместимые вещи. Но в Квартале Артистов, они казалось обрели свое воплощение. Но это было иллюзией. Как и вся жизнь лицедеев. Тяжелая жизнь.

Ежедневный моральный и физический труд. Все для единственной цели— заработать себе хотя — бы на кусок хлеба.

Инга знала, что это такое. Жизнь артиста. Она была воздушной гимнасткой. Каждый день она рисковала своей жизнью на трапеции и проходя на огромной высоте по натянутому канату, чтобы какой — нибудь толстый булочник или скромный рабочий бросил ей медный пятак на грязные камни мостовой.

После начавшихся исчезновений детей. А особенно, после того, как в этом обвинили артистов, их бытие стало еще более тяжелым и безрадостным. Зачастили проверки. Городские стражники ходили в Квартал Артистов, чтобы содрать «налоги», так они называли, по сути узаконенный с попустительства властей грабеж. И лицедеи платили, иначе последствия могли бы быть неприятными.

Деревянные вагончики очень хорошо горят. И они это знали, по своему горькому опыту.

Артисты жили в Мариенгофе по сути на птичьих правах. Власти терпели их, но иногда это терпение оказывалось на грани, и тогда все жители этого квартала с замиранием сердца ждали нового дня— что он им принесет.

Но новый день наступал. А за ним следующий. И так шло год за годом. И артисты жили.

Пожалуй, едва ли можно найти более неунывающий народ чем они. Такой была и Инга.

Своих родителей она не помнила. Её вырастил старый клоун Август. Она жила с ним и ещё с несколькими артистами в стареньком балаганчике.

Он был очень ветхим — её домик на колесах. Но он был так мил её сердцу, что она не променяла бы его даже на самый большой и богатый особняк из Центра. В Центр Инга, впрочем, ходила не часто. Артистов в Мариенгофе не очень— то жаловали, особенно после того как в их Квартале начали пропадать дети. Исчезновения эти перекинулись, затем и на весь город.

Особенно лютовал архиепископ Мариенгофа — монсеньор Стефан. Он утверждал, что именно артисты — слуги Врага человеческого, похищают детей. Более того, по городу ползли темные слухи о неком «Балагане Дьявола». Говорят, он появлялся по ночам, заманивал не в чем не повинных детей красочными представлениями, а затем похищал их и увозил в Преисподнюю.

Чем дальше, тем больше неестественных подробностей появлялось про этот «Балаган Дьявола». Впрочем, чего не привидится с пьяных глаз. А молва это лишь разнесет, да еще и приукрасит.

Тут подключились и обвинения в связях с колдовством и с самим Дьяволом — разумеется. Уже прошло несколько обысков со стороны городской стражи — сиречь погромов. И жители грозились сжечь дьявольских актеров с их «нечестивыми» кривляньями и балаганами, каждый из которых казался в глазах недалекой публики порождение самого Сатаны.

В Квартале Артистов наступали сложные времена. Еще более сложные, чем обычно. Люди больше не ходили на их преставления. А других способов заработка у них не было.

По крайней мере у Инги. Впрочем, один подвыпивший гвардеец предлагал ей один способ. Вполне определенный. Вероятно, он спутал её с жрицей любви. Или просто попутал берега.

Инга могла за себя постоять. Она была очень хорошо натренирована. Ведь чтобы ходить на высоте нескольких десятков метров над землей по тонкому, натянутому как струна канату, да ещё и без страховки одной природной ловкости недостаточно. Один неверный шаг и ты— труп.

Или калека, что ещё хуже.

Отказ гвардейцу не понравился. А особенно ему не понравился свой разбитый нос и удар в пах. Ноги у канатоходки были очень сильные. Негодяй еще не скоро сможет справить малую нужду без боли.

Так, что Инга опасалась теперь выходить из Квартала. Вряд ли гвардеец станет хвастаться перед товарищами, что его, двухметрового верзилу побила девчонка, да ещё и актерка.

Но один приятель Инги, мулат — факир по имени Зума шепнул ей, что её «воздыхатель» пару раз пытался подкараулить её. Безуспешно, к счастью.

Инга лавировала между балаганчиками. Актеры жгли костры, тренировались, разучивали новые трюки и оттачивали старые. Готовили свой нехитрый ужин. Запахи цирка смешались с запахом горячей еды и у Инги потекли слюнки, а живот подвело. Она вспомнила, что еще не ела с утра.

Балаганчик Инги был стареньким. С покрытой брезентом крышей. На когда — то давно его крашенном в желтый цвет боку был изображен не то герб, не то символ, узнать, правда, что он означал не представлялось возможным— так как он уже полностью выцвел от дождей, летнего зноя, и зимнего мороза.