Впрочем, старик не то чтобы сильно от этого страдал. Более того, он кажется, даже наслаждался болезнью Вольфагнга, ибо в немощи последнего была сила первого. Но тем не менее, именно обер — бургомистр отвечал за город в период между пятилетними собраниями Правящей Олигархии.
Старик архиепископ медленно восходил по ступеням обер — бургомистрского дома, будто бы поднимался по лестнице, ведущей в Рай. Хотя туда он ещё явно не собирался. Слуги, склонившись, распахнули перед важным гостем двери и провели его в богато обставленную гостиную.
Там, среди недоступной для большинства роскоши, прелата ожидал кашляющий обер — бургомистр и, неожиданно, главный булочник Мариенгофа, один из членов Правящей Олигархи благородный мастер Ван Дейм.
Толстяки тяжело дышали, вокруг них находилось множество слуг, одни держали чаши с ледяным щербетом, другие размахивали опахалами из страусиных перьев. Третьи с готовностью подавали полотенца, которыми эти жирдяи утирались, и меняли их по мере надобности.
Архиепископу монсеньору Стефану стало противно. Он будто бы попал в свинарник, да и на боровов, не могущих подняться от стоунов наросшего сала, было куда приятнее глядеть, чем на них, тех кто управлял многотысячным городом.
Архиепископ окинул их взглядом из — под кустистых, седых бровей. Неизвестно, кто из этой парочки был отвратнее.
На расшитом алым сафьяном диване развалился человек, которого бы не смогли поднять и десятеро. Благородный мастер Ван Дейм. Его свинячьи глазки сверкали гневом. Да и немудрено. Его дочь всё ещё была не найдена.
Сам обер — бургомистр дышал как рожающая корова, при этом ежеминутно кашлял, а лицо его, во время приступов, приобретало сине— фиолетовый оттенок.
— Присаж… присаживайтесь! — хрипло проговорил обер — бургомистр. Вместо этого архиепископ сначала протянул свою высохшую, как у мощей святого длань, с блестящим рубином, и только после того, как оба важных человека его поцеловали, расположился на красном диване.
— Итак, — прокряхтел обер — бургомистр Вольфганг ван Хутер. — Докладывайте.
— Докладывают золото в кошель. — невозмутимо ответствовал архиепископ. — Пожар уничтожил Квартал Артистов. Бог покарал их руками своего слуги.
— Какого? — прогудел благовидный мастер Ван Дейм. На его розовых и блестящих щеках налипли крошки сахарной глазури, ибо он кушал торт.
Архиепископ окинул его суровым взглядом.
— Рыцарь — Храмовник.
— Оооо! — проревел толстяк. — Этот негодяй! Он взял денежки, а мою ненаглядную доченьку не разыскал! Гореть ему в аду!
— Гореть в аду будете вы! — отрезал архиепископ. — Ибо чревоугодие — смертный грех!
Ван Дейм крупно заморгал, настолько крупно, насколько это было возможно при заплывших жиром глазках. Он делал сложную и непривычную для себя работу — думал.
— Что это значит?! — наконец пробормотал он. Ибо до него дошёл смысл слов, сказанных Князем Церкви. — Почему вы так со мной разговариваете? Я не потерплю такого обращения. Ведь я больше всех жертвую на Церковь. И покупаю индульгенции!
— Да. — ответил архиепископ. — Но индульгенции не спасут вас в жизни иной! Вам не сказали? Какое горе.
Булочник заморгал глазами ещё чаще. Казалось, что он сейчас заплачет от обиды.
— Довольно препираться! — прервал их обер — бургомистр. — Вы можете себе представит — какой ущерб от пожара нанесён городу? А что будет с артистами? Они привлекали сюда многих, кто жаждет поглядеть на их дурацкие представления! И успокаивали чернь. Ибо перетягивали на себя их гнев. И развлекали. Они заменили хлеб зрелищами! Хлеб зрелищами!
— Дьявол! — обер — бургомистр тяжело задышал. Казалось, в его груди располагалась пара кузнечных мехов, и они постоянно нагнетали воздух. При этом хрипели и сипели. Выход обер — бургомистру давался куда тяжелее, чем вдох.
Переведя дух, глава города продолжил разговор. Говорить ему было очень тяжело, но он старался изо всех сил, дабы произвести ложное представление о своей значимости и власти, которой, в реальности, уже давно не было.
— Он, этот человек, которого вы, пресвятой монсеньор, уговорили нас пригласить в наш город сеял лишь разрушения и смерть. А теперь нанёс такой урон, который может сравниться только разве с восстанием черни*.
— Вы за мелким не видите высокого. — ответил архиепископ, внимательно выслушав своих собеседников. — Да, некий ущерб был нанесён, но огонь, что осветил наш славный город Мариенгоф, высветил тьму в наших сердцах и внутри города сего славного…
— Не разводите славословие! Оставьте этот трёп для своих проповедей! — пробурчал булочник.
— Балаган Дьявола. Он был там. И охотник на ведьм с ним сражался. — спокойно произнёс архиепископ. Он умолк, наслаждаясь тем эффектом, что произвели его слова на обер — бургомистра и главного булочника.
— Вы абсолютно в этом уверены? — с плохо скрываемым страхом в голосе проговорил благородный мастер Ван Дейм.
— Да. По моему поручению капитан Эрик опросил уцелевших артистов. Они твердили все одно и тоже. Балаган Дьявола. Он похитил ещё детей. Охотник на ведьм отправлен на его поиски.
— Так вам всё было ведомо? — гневно взревел обер — бургомистр. — И вы ничего нам не сказали.
— Нет. — ответил архиепископ. На его застывшем лице не дрогнула ни одна жилка. — Я узнал всё это только сегодня и тут — же поспешил к вам. Чтобы доложить всю известную мне информацию.
— А охотник на ведьм? — спросил главный булочник. — Когда он вернёт мою дочь?
— Никогда. — ответил архиепископ. — Если она захваченная силами тьмы, вероятно она уже потеряна для нас, или, что надо сказать лучше всего — мертва.
— Лучше? Вы спятили? — отбросив кусок торта завопил булочник. — Вы с ума сошли?
— Нет. Ибо смерть лучше, чем муки, что могут принести силы тьмы. Поверьте мне.
— Успокойтесь! — участливо произнёс обер — бургомистр, — мы все молимся, чтобы леди Эмма нашлась живой, и по возможности, не затронутой силами зла.
— Всё, что сделал охотник, на благо.
— Это всё? — спросил обер — бургомистр.
— Да. — архиепископ поднялся. — Я оставлю вас, ибо меня ждёт моя паства.
С этими словами монсеньор Стефан поднялся со своего места и поднёс рубиновый перстень для поцелуя обоим важным господам, и после того, как они его поцеловали, вышел из покоев обер — бургомистра, сопровождаемый двумя слугами.
***
В воздухе по — прежнему стоял удушливый запах гари. Архиепископ поморщился. Он вышел на крыльцо обер — бургомистрского дома. Всячески выгораживая мастера — охотника на ведьм, перед руководством города, он сильно рисковал. Особенно перед самым богатым его жителем, благородным мастером Ван Деймом, что имел против ведьмоборца свои счеты. Но риск был оправдан, ибо игра, которую вёл архиепископ того стоила. Развязка в ней была уже близко, и этот мрачный старик, по имени Грегор Дюк, Балаган Дьявола, а паче всего та пара детей, являлись самыми важными в ней, картами.
***
День для архиепископа выдался очень и очень насыщенным. В храмах города не успели отслужить обедню, а прелат уже успел побывать во всех его окрестностях, по свои весьма важным и срочным делам. Роскошная карета затормозила возле богадельни при монастыре святого Августина, там с самого утра толпились обездоленные, грязные и запачканные гарью, бывшие обитатели ныне несуществующего Квартала Артистов. Едва завидев архиепископа, они тут же бросились к нему, священнослужитель с трудом смог скрыть гримасу недовольства и раздражения. Эти нищенствующие уже успели ему порядком поднадоесть. Они словно вши, стоит завести одного, и уже через краткое время, не сможешь от них избавиться.
«Помогите нам! Спасите наши души!» — вопили прокаженные, лежащие у ворот величественного храма, выстроенного в готическом стиле.
— Бог спасёт! — глухо ответил архиепископ.
К нему тянули руки бывшие жители Квартала Артистов. Они что — то кричали и пытались всячески обратить на себя внимание. Страже прелата пришлось отгонять их ударами тупых концов своих алебард. «Поглядите на нас!» — крикнул кто— то из толпы, и со всей присущей данной профессии нахальностью, несмотря на усердие охраны, умудрился схватить архиепископа за полу его роскошной мантии. Монсеньору Стефану захотелось ударить наглеца своим посохом, но он сдержался, ибо Князю Церкви не стоит терять лицо. Особенно перед толпой черни.