Джонатан? Джонатан справлялся с этой необходимостью достаточно неплохо. Несмотря на общее благонравное отношение к Менажери жители Гленн не считали Менажери чем-то уникальным, как не относились с особым пиететом и к Гире, считая его положительным персонажем — но не более того. Однако Джонатан в Менажери был «вторым после Гиры» — позиция, опасная для Гиры даже если бы Джонатан был его подчиненным. Будучи главой иного государства? Ситуация для Гиры была… Близка к катастрофической.

Там, где Гира считался реализатором спасения Менажери — Джонатан считался его архитектором, героической фигурой, свергнувшей Атлас с пьедестала, предоставившей Менажери возможность возвышения и место для жизни, работы и отдыха фавнам помимо пустынного покрытого джунглями забытого острова на краю всего мира.

Иными словами Гира был связан по рукам и ногам вместе с Джонатаном — в то время как Джонатан наслаждался куда большей свободой в отношении Гиры. Даже сейчас, в случае, если устранение Гиры произойдет одним из более подозрительных вариантов — ни в среде Гленн, ни даже в среде Менажери не возникнет слишком уж значительных колебаний…

Поэтому нам срочно необходимо избавиться от Гиры и его семьи. Подумай об этом, Джонатан — разве наше население не заслуживает самого лучшего? Разве мы не будем заботиться о населении Менажери? Разве мы не будем самым лучшим, самым благородным, самым подходящим для всего мира вариантом — даже если сам мир решит возмущаться нашему вмешательству? Ну же, Джонатан, один приказ, один звонок — и процесс будет запущен…

Избавиться от Гиры было легко. Совершенно несложно — в худшем случае Джонатана ждали небольшие волнения…

И мы знаем, как необходимо подавлять волнения, не так ли, Джонатан?

Пара людей в ночи, пара исчезнувших журналистов, пара случайных заметок — и никто и не вспомнит о том, что когда-то Менажери вовсе управлялся Гирой Белладонной. В конце концов Белый Клык уже давно был практически упразднен как организация, права фавнов соблюдались как в Менажери, так и в Гленн в равной мере, а большую часть простого населения государства и вовсе слабо беспокоили возвышенные материи и то, кто управлял их правительством — до тех пор, пока они продолжали ставить на стол ту же еду, в том же доме и с теми же людьми вокруг.

Поэтому нам срочно необходимо сделать шаг, Джонатан. Одно убийство — и кризис разрешен, никаких последствий, да славится мудрый, честный, справедливый король Джонатан Гудман! Даже если ты не хочешь убивать Гиру — или его семью — всегда можно просто надавать на Гиру, не так ли? Сказать — намекнуть на то, что случится с ним, стоит ему продолжить играть в самостоятельную величину. В конце концов Гира поверит нашей угрозе, не так ли? Перед его глазами есть пример Робин — пример того, что ты действительно пойдешь на все ради…

Ради чего?

Джонатан поднял взгляд к установленному небольшому зеркалу на стене и его отражение улыбнулось ему в ответ.

Ради всеобщего блага конечно же, Джонатан. Разве это не высшая, самая лучшая из всех целей?

Ради всеобщего блага, хах…

Джонатан перевел взгляд с зеркала на стопку документов перед ним, прежде чем вернуть взгляд обратно.

А когда-то я отказался плясать под дудочку Озпина потому, что мне были противны его подобные планы — и вот мы здесь…

А когда-то ты не задумывался о том, насколько тяжело зарабатывать деньги. А до этого не знал, что еду нужно готовить самостоятельно и та не появляется из-за труда других людей. А до этого не умел говорить, ходить и контролировать отправление естественных потребностей — когда-то давно, когда был ребенком. К чему эти размышления, Джонатан — мир меняется и мы меняемся вместе с ним — растем и развиваемся — и все становится совсем иными перед нашими глазами… И то, что вчера казалось невероятным становится сегодня нормальным. Такова жизнь, Джонатан. Такова печальная правда жизни.

Взросление, значит? Неконтролируемый естественный процесс, бороться с которым глупо и бесполезно. Совершенно нормальное событие, что можно лишь принять в качестве нормы…

Именно так, Джонатан. Воздушные замки сменяются на настоящие… И, удивительно для тебя, ты стал одним из тех, чей воздушный замок стал настоящим замком. Королевский титул — повод для гордости и зависти твоих бывших одноклассников на встрече тех в честь произошедшего выпуска… Разве стоит просить о большем исполнении наивных мечт, если ты уже добился столь невероятного?

Джонатан вздохнул, глядя в зеркало, прежде чем поднять в ладонь ручку вновь, якобы возвращаясь к лежащим перед ним стопкам документов — жест столь же банальный, что и бессмысленный — будто бы Джонатан пытался убедить сам себя, что эти размышления были просто отвлеченными мыслями, что ему требовалось заниматься работой, что ему просто было необходимо выкинуть из своей головы эти тривиальные вещи и вернуться к работе…

Как будто бы это действительно было просто неизбежной правдой жизни. Нельзя спасти всех, не пожертвовав хотя-бы одним.

Действительно ли не было иного выбора? Действительно ли не было иного пути? Еще одно перечеркнутое имя — не первое и не последнее — что в этом такого? При всей ужасности случившегося — Джонатан прекрасно осознавал, что его действия начались давным давно — и продолжаться после Гиры, независимо от исхода или действия, предпринятого по отношению к тому.

Так можно ли это считать… Лицемерием? Столь легко пожертвовать сотнями безликих болванчиков на улицах — Гленн, Менажери, Атласа, Мантла — и почему-то внутри возникает такое сомнение, стоит только столкнуться с личным выбором. Не лицемерие ли это, Джонатан? Эгоизм? Весь мир может сгореть в огне, но когда мне нужно будет пожертвовать ради всего мира своим комфортом — то мы окажемся неспособны сделать это? Если мы не можем пожертвовать еще одним… То какова цена всем жертвам, что вы совершили в прошлом? Или жизни всех остальных людей не значили для тебя ничего — не значили потому, что ты не был знаком с ними лично? Не испытывал к ним симпатии и приязни?

Действительно ли это было лицемерием? Эгоизмом даже? Легко жертвовать сотнями безликих невидимых людей — сотнями безликих строчек и чисел в списках и отчетах, никогда не замечая их — несмотря на то, что каждый человек в этом списке являлся человеком — или фавном — не меньше Гиры Белладонны — и отказаться сделать тоже самое с Гирой Белладонной, что был известен Джонатану лично, можно даже сказать — не безразличен? В конце концов — что именно ставило его выше иных? Почему он должен был выжить, а тысячи других — нет?

Джонатан молчаливо продолжил вертеть свою ручку в руках, рассуждая над сказанным вопросом.

Действительно ли Гира должен был выжить? Действительно ли Джонатан мог позволить себе остановиться — здесь и сейчас — провести жирную черту и поставить точку?

Что делать дальше — после Гиры найдутся другие, и что произойдет с ними? Оставить их в спокойствии — избавиться от возможности разбираться с проблемами королевства? Или же продолжить разбираться с теми, просто пощадив Гиру — непотизм, позволивший выжить тому, кто должен был умереть как сотня других? Или не умереть — достаточно лишь одного внушения — и в мире политики «внушение» было одним из наиболее мягких вариантов воздействия на цель…

Так почему бы нам просто не сделать это? Это ведь практически безболезненно — даже больше, разве это нельзя назвать лучшим из всех, далеко не самых приятных, вариантов? Просто немного давления, немного угроз — и все будет разрешено, без проблем — разве мы не должны стремиться к этому, Джонатан? Лучший консенсус из всех возможных…

А что потом? Если я сейчас переступлю через Гиру, решив, что не могу остановиться — ради тех, кем я уже пожертвовал… Когда я смогу остановиться? Смогу ли я это сделать вовсе? Если возникнет нужда встать против Нио, против Синдер… Что тогда?

Джонатан вновь взглянул на свое отражение в зеркале, залихватско ухмыляющееся его словам.