В воздухе витало множество запахов — рвота, немытое тело, нестиранная одежда и… Кровь.
Виллоу моргнула, прежде чем осознать, что в комнате находилась на только она одна, но и кто-то еще.
Виллоу попыталась сосредоточить свой взгляд на фигуре перед ней, прежде чем запоздало осознать, что это не был тот, кто ворвался в ее комнату несколько минут назад. Тот был молодым парнем, фавном, а это…
— Даже я себя так никогда не запускала — а это о чем-то да говорит,- голос говорившей был однозначно женским — холодным, хриплым, насмешливым и вместе с тем почти отвращенным видом перед ней,- Ладно… Эм, мисс Шни? Эскорт прибыл — и я советую вам поторапливаться — это была только парочка осмелившихся протестующих, но гримм его знает, кто нагрянет сюда следующим.
Виллоу попыталась сконцентрировать взгляд на фигуре перед ней, прежде чем, неосознанно, вымолвить реакцию,- Рейвен… Бранвен…
— Собственной персоной,- Рейвен напротив Виллоу усмехнулась, стряхнув кровь со своего клинка на валяющееся рядом тело разорванного на части ее ударом фавна,- Заскочила на секундочку… И лучше нам поторапливаться отсюда.
* * *
Джонатан вздохнул, глядя в окно, после чего перевел взгляд на стоящую кружку кофе.
Так произошло.
Джонатан сделал глоток из той, чуть скривившись от яркого горького вкуса.
Есть ли у тебя чем ответить на эти ходы, Озпин?
Крыса номер три безнадежно отстает от лидера
Озпин смотрел, внимательно, за тем, как проносятся по улицам боевые машины пехоты и танки, несущие на себе инсигнию Гленн — доносящиеся из динамиков голоса скандировали простой набор директив, предназначенных как для мирного населения — так и для потенциального противника, еще способного к осознанной борьбе — о необходимости не оказывать сопротивление, не провоцировать «миротворческий контингент Гленн» и о необходимости запереться сейчас в доступном им помещении, позволяя солдатам Гленн двигаться по пустым улицам, захватывая контроль над городом, минута за минутой.
«Неплохо» — Озпин позволил отметить с некоторым затаенным одобрением действия Джонатана — «Действительно неплохо.»
План и действия Джонатана не были идеальны. Нельзя было даже однозначно сказать, что они были так уж хороши — у них хватало своих слабых мест.
Например само неожиданное действие Джонатана по введению войск, не важно, как именно они будут называть, «миротворческий контингент» или «сиятельная армия непобедимых завоевателей», вызовет вопросы у любого внешнего наблюдателя, будь то просто обыватель, получающий новости раз в неделю в виде пришедшего из города курьера с печатной газетой, или самый влиятельный из Советников.
Озпину было достаточно безразлично оправдание действий, как были безразличны и сами действия — мало какая вещь не могла быть оправдана спасением человечества, и Озпин неоднократно прибегал к самым различным ходам в своей вечной партии против Салем — но взгляд обычных людей не глядел на ситуацию в размере Ремнанта, в контексте исторических эпох. Взгляд обычных людея тяготел к эмпатии, к возможным «человеческим» объяснениям. Чем меньше видел человек общей картины — тем проще и примитивнее становилось его воззрение относительно чужих действий — Десятилетние планы и тайная подковерная борьба мировых игроков становились отдельными действиями, лишенными единой логической нити, планы и стратегии начинали атрибутироваться к личным качествам людей — подобное действие со стороны Джонатана не будет воспринято простым населением как «шахматным ходом в большой политической игре» — вместо этого его союзники будут видеть размытую, но красивую цель «усиления Гленн», а противники — «личную ненависть и человеческую жадность до ресурсов.»
Необходима мощная сеть пропаганды для того, чтобы контролировать миллионы людей — и хотя Гленн содержали собственные вещательные студии и поддерживало удовлетворительный уровень доверия к государству и правительству — все это держалось в первую очередь на личном авторитете Джонатана как героя и спасителя — и постепенно, день за днем, этот авторитет таял. Девять лет назад Джонатан мог, полагаясь только на народное безумие и восхищение им объявить себя королем — и спустя прошедшие годы это уже стало «нормой» этого мира. Джонатан смог укрепить заложенные в удачный момент «истины» государства, но постепенно, год за годом, его влияние ослабевало. Такова природа людей — дети, что только родились в момент, когда Джонатан Гудман был коронован королем уже посещали школу, уже начинали впервые спорить со своими родителями по поводу собственного мировосприятия. Для них «Джонатан Гудман всегда был королем» — текущие же действия в данном случае оценивались ими не как действия «героя и спасителя государства», а как «действия еще одного человека».
Прошло не двадцать лет, впрочем — поддержка Джонатана все еще сильна, но те, кто помнят ужас падения Гленн должны были быть старше двадцати пяти, минимум, в тот момент, для того, чтобы четко сохранять свою поддержку Джонатана.
Те, кто был младше тогда, представляли из себя детей, мало понимающих ситуацию, в которой они находились, или подростков, гормонально предрасположенных к искривленному восприятию реальности — для них «все по плечу», а потому действия Джонатана могли не казаться для них титаническим трудом, а лишь «неплохой работой» новоявленного короля.
Те, кому было двадцать пять тогда сейчас дошли до возраста середины четвертого десятка жизни — тридцать пять и старше. Это означало, что именно на их плечах зиждилась основная мощь, основная экономика, основная работа общества — но вместе с тем это означало и то, что они уже представляли из себя «прошлое поколение» — они уже не были «будущим» Ремнанта, а его «настоящим», плавно переходящим в «прошлое.»
Иными словами, хотя поддержка Джонатана и была велика в Гленн — в данный момент Джонатан действовал под конец открытого для него окна возможностей, большими действиями ставя его поддержку в молодом поколении под удар.
Если действия Джонатана окажутся удачны — он завоюет популярность народа вновь, объединит общество и прочее, прочее, прочее…
Если же нет…
Озпин внимательно продолжал смотреть сквозь закрытое пуленепробиваемое окно на несущие по улицам города машины — его взгляд не скользил по стремительно меняющейся сцене перед ним и не пытался цеплять отдельные фигуры, но внимательно глядел за всем, что только могли увидеть два его человеческих глаза — тысячи лет тренировок наградили его стольким числом самых различных талантов, каждый из которых мог быть описан как «нечеловеческий», что что-то столь обычное, как «нечеловеческое периферическое зрение», позволяющее ему видеть всю картину сразу, не стоило даже упоминать.
И эта линия продолжается дальше.
У действий Джонатана было много предпосылок и множество последствий, каждое из которых можно было анализировать со всей тщательностью, составляя в голове целые библиотеки потенциальных исходов, прежде чем, наслаивая одну сторону на другую, Озпин бы не получил финальную картину мира.
Озпин был силен, умен, и опытен в этом методе анализа, предсказания будущего — настолько опытен, что иногда его противник мог только воскликнуть в отчаянии, будто бы Озпин умел смотреть в будущее.
Нет. Озпин не умел это делать. При всех своих бесконечных талантах и даже при всей своей магии, Озпин не мог глядеть в будущее.
Но Озпин мог менять настоящее.
«Значит… Вот как.» — Озпин медленно поднял ладонь к своему лицу, после чего пару раз постучал указательным пальцем по подбородку — небольшая деталь, но вместе с тем имеющая огромное значение для Озпина.
Озпин не страдал ни от каких видов тиков и контролировал все, будь то мимика или непроизвольные жесты, в любой момент своей жизни.
Тот факт, что он допустил подобное действие — означало, что Озпин использовал столько собственных умственных ресурсов на анализ и контроль данной ситуации, что ему пришлось на мгновение отвлечь свой разум от иных базовых, «фоновых» действий, подобных контролю его мимики и невербального общения.