Спустя еще мгновение двое мужчин расцепили рукопожатие чуть быстрее и резче, чем то полагалось союзникам, прежде чем Джеймс, не обращая внимания на все остальное, развернулся и двинулся прочь.

Синдер двинулась вслед за Джонатаном, сохраняя дистанцию в целый шаг, для того, чтобы точно дать понять, кто являлся лидером процессии, но достаточно близко, чтобы в любой момент броситься защищать Джонатана — бросая взгляды боковым зрением на свое окружение.

— Деревни после нападения гримм выглядят веселее, — Вернал проговорила тихо, не обращаясь ни к кому конкретному, однако Синдер была полностью согласна с ее замечанием.

Если бы солдаты — или даже сам генерал — действительно хотели бы арестовать Джонатана, ныне сдерживаясь только из-за дипломатических норм и протоколов, то в воздухе витало бы напряжение или агрессия, если не от солдат — то как минимум от самого генерала…

Но вместо этого генерал казался просто иссушенным трупом, двигающимся на ниточках жестокого кукловода, а солдаты, казалось, делали то, что делали всегда, решив окончательно отключить свой разум и довериться делать то, что они умеют, превратившись в механических кукол, не сильно отличающихся от роботов.

Синдер же лишь молчаливо продолжила путь вслед за Джонатаном, прежде чем приблизиться к концу «почетного караула», сменившегося рядами медленно проезжающих лимузинов — бронированных, как полагала сама Синдер — и остановиться. Сперва подъехал первый, в который сел Генерал — затем, во второй, сел Джонатан. Синдер хотела бы отправиться вместе с ним, но понимала, что это нарушит дипломатические протоколы и протоколы безопасности.

Хотя Синдер и была последней из всех, кого стоило бы подозревать в чем-то подобном — но та удержалась, дождавшись третьего лимузина — в который она села первой, после чего продвинулась вперед, позволяя Нио, Вернал и Эмбер залезть следом.

Двери лимузина закрылись спустя мгновение — один из молчаливых крыс закрыл дверь за ней — прежде чем лимузин медленно двинулся вперед, освобождая место для последнего — для агентов КРСА.

Забавно, что агенты, отвечающие за безопасность Джонатана, Синдер и Нио, и остальной команды — в такой последовательности — на мгновение доверяли свою безопасность агентам Атласа… Даже если сейчас несколько крыс следили за ними и сам маршрут и движение явно было разработаны двумя организациями единовременно.

В конце концов, агенты сели в полагающийся им лимузин сопровождения — после чего колонна из машин двинулась вперед, набрав немного скорости, но двигаясь на выверенном расстоянии друг от друга, и не сильно быстро — может быть тридцать или сорок километров в час, вместе с несколькими машинами — броневиками даже, если Синдер сама могла судить по их виду — впереди и позади, и мотоциклами по бокам.

Действительно, прием Джонатану был оказан по высшему уровню — и, судя по тому, что глянув в окно, Синдер могла увидеть небольшой огороженный загон для различных репортеров и журналистов, вещающих прямо сейчас в телекамеры и делающих снимки — не прошел незаметно.

Действительно, хотя каждый из прибывших в Атлас на саммит был важен и влиятелен — а появление Гиры и вовсе пошатнуло многолетние устои Атласа, поскольку это было первым и пока-что единственным появлением главы Белого Клыка и Менажери в пределах Атласа — именно Джонатан играл ключевую роль в саммите.

Джонатан был не только важен со стороны простых людей — герой, обладатель самого сильного проявления за последние сто лет, политическая сила явно симпатизирующая восстанию — но и с точки зрения других игроков.

Джонатан был, фактически, покровителем с полным контролем восстания — как минимум лидер этого восстания, Робин, смотрела ему в рот широко раскрытыми глазами. Он также был однозначным лидером в альянсе Гленн и Менажери, полностью определяя политику кажущихся равными партнеров. Он владел самой продвинутой технологией на данный момент — обходя Атлас благодаря своим тайным проектам и собственной, говоря прямо, смехотворно невероятной силе.

Иными словами, если можно было так говорить, то он являлся де-факто лидером восстания Мантла — какую-бы позицию он не принял, Менажери и Мантл последуют его примеру — и, по сути, именно от его решений зависел исход конференции…

Если точнее, то Синдер не сомневалась…

Не сомневалась, что конференция не закончится так, как надеялись все остальные.

Синдер не сомневалась, что Джонатан пустит все свои силы на то, чтобы достичь подходящего, нормального исхода. Такого исхода, что нельзя было бы назвать иначе, чем «справедливым» — что-нибудь о правах и свободах рабочих, о их безопасности, и об уважении древнего Мантла, задвинутого ныне Атласом на самую дальнюю полку мировой политики…

И точно также не сомневалась в том, что с предложением Джонатана не согласятся.

Атлас был на самом дне с момента своего основания, и возвращение к статусу-кво не устраивало никого, кроме, пожалуй, Джеймса Айронвуда, но его мнение значило удивительно мало в текущих условиях. Нет, текущий саммит был полем сражения для трех сил — Джонатана, Озпина и Салем… И Джемсу просто выпала сомнительная честь выложить на стол тот самый пирог, который каждый из них хотел бы поделить в свою пользу.

Синдер даже не сомневалась, что никто не согласится с предложением Джонатана — никому не нравилась справедливость, если ее клинок был направлен против них самих. Всегда возникало желание, мысли о том, что наказание было незаслуженно, что именно их сторона заслуживала большего…

И тогда Джонатану придется действовать. Действовать так, как не могли позволить действовать себе Озпин или Салем — и добиваться результата, что больше не был бы справедливым — и тем более не устраивал бы никого из больших игроков мировой политики.

Джонатан, вероятно, тоже осознавал это — осознавал, но надеялся вопреки всем мыслям, что ему удастся в очередной раз явить миру чудо. Чудо, что признали бы все остальные, что устроило бы все заинтересованные стороны, что великолепно вернуло бы все на свои места…

Но Синдер знала, что это чудо было неподвластно Джонатану — как и сам Джонатан. Если бы он действительно верил в то, что может договориться о чем-то с участниками саммита, то он, наверное, никогда бы и не стал подготавливать четвертый вариант саммита. Но ситуация была такова, что надеяться на саммит не следовало никому.

Синдер осознавала, что по итогу этот саммит вновь врежется в душу Джонатана, вновь заставит его принимать решения, что он не хотел… Осознавала, но ничего не могла поделать.

Такова была человеческая природа — когда час расплаты приходит к ним, они начинают молить о прощении, хвататься за призрачные соломинки, упорствовать даже перед лицом апокалипсиса…

Прежде чем оказаться стертыми с лица земли силой потока, приходящего с переменами.

Это было справедливо для всех остальных участников саммита, что явно продолжать упорствовать даже перед лицом Джонатана — и справедливо для самого Джонатана. Он будет упорствовать и торговаться с самим собой, прежде чем принять очередное решение, меняющее мир и его самого, снесенный с места неведомой стихией.

Это было печально, но если существовало то событие, где Синдер никак не могла помочь Джонатану — то именно здесь. Ему придется действовать самому — и принимать решение самому — даже если в глубине души он уже знал, какое решение он примет в конце концов.

Это напоминало Синдер странное и завораживающее зрелище мухи, застывающей в смоле — медленно, неотвратимо та погружалась в вязкую тягучую субстанцию, но даже осознавая своим мелким разумом неизбежность происходящего, та все равно пыталась вырваться, только для того, чтобы в конце концов восхитить будущего коллекционера своей позой, навечно застывшей в янтаре…

Как будто бы Джонатан, даже осознавая бессмысленность своих действий, все равно пытался совершать те. Это…

Грело душу Синдер.

Нет, не страдания Джонатана, ни в коем случае — Синдер бы уничтожила весь мир, что мешает Джонатану… Но старания Джонатана были единственным, с чем она не могла помочь.