– Ты в порядке, сын? Просишь номера своих друзей, с которыми празднуешь? – он усмехается. – Ты накидался? Всё плохо, да?

– Нет.

– А что тогда?

– Долго объяснять. Если коротко, я до них не доехал.

– Передумал отмечать с ними?

– Нет. Застрял в одной деревне. У нас тут по области и дальше снежный апокалипсис.

– Да Борис говорил.

– В общем… мерен навернулся, застряв в снегу, и труба ещё, как назло, села.

– От брехло, – ворчит дед, развалившийся в кресле. Туда он перекочевал сразу после того, как куранты пробили полночь. Спина заболела.

– Так ты не…

– Матери не говори ничего. Начнёт кипишевать, ты ж её знаешь, – перебиваю на полуслове. – Меня приютили добрые люди, всё ништяк, но надо бы связаться с пацанами. Я ж не могу злоупотреблять гостеприимством.

– Не можешь, – кивает Корней, щёлкая пультом.

– Ясно. Сейчас скину.

– Дай мне телефон! – слышу встревоженный голос матери. – Алло, Богдан!

– Привет, мам, – здороваюсь с ней, наблюдая за тем, как Оля выносит торт. Корней запросил чая и сладкого, вот она опять и засуетилась. – Куда ты пропал, сынок? Я звоню и звоню, а мне в ответ: абонент – не абонент. У тебя совесть-то имеется? Я ведь переживаю! – отчитывает в свойственной ей манере.

– Телефон разрядился, не нервничай. Всё пучком, ма.

– Что значит не нервничай? Где ты есть? – интересуется с наездом. – Собирался в Золотой Бор, но так туда и не доехал! Элина только что меня поздравила, а заодно сообщила о том, что у них дома ты не появлялся.

Спасибо Разумовской. Как обычно, уже успела обо всём доложить.

– Богдан? – давит интонацией, обозначающей «я вообще-то жду от тебя разъяснений».

– Тачка сломалась по пути. Я в глуши, техцентра тут нет и близко.

– А позвонить и предупредить Элю?

– Говорю же, мой телефон сел.

– Так, мажор, время! Давай заканчивай беседу, связь нынче не дешёвая, – Корней снова усаживается рядом и стучит по циферблату пошарпанных наручных часов.

– Перестань, дед, ну что ты такое говоришь? – Оля, разливающая чай по кружкам, бросает в его сторону красноречивый взгляд. – Богдан, не обращай внимания, пожалуйста, разговаривай сколько нужно.

– Что за девушка? – в момент напрягается мать. – Тебя снова понесло? Ты опять изменяешь Эле?

– Мам, всё давай, – честно, нет ни желания, ни сил слушать её нотации. – Как вернусь в Москву, наберу вас. Сюда не звоните, это чужой телефон. Отцу напомни о моей просьбе, – сбрасываю вызов, иначе этот поезд не остановить.

– Так ты ещё и ходок? – Степаныч осуждающе качает головой.

– Дед, ну хватит!

– А чё дед? Ты сама всё слышала. Чему удивляться-то? Сплошной разврат кругом, – пожимает плечом. – Они там в столице все такие. Избалованные, блудливые, да беспринципные.

– Другу позвоню? – спрашиваю у Оли, когда отец скидывает нужные мне цифры сообщением.

– Конечно.

Встаю и отхожу к ёлке. Неприкольно, что старый хрыч сидит и греет уши. Хотя тут, пожалуй, причина в самом телефонном аппарате. Реально и без громкой связи вещает чуть ли не на всю хату.

Слушаю длинные гудки. Уже думаю, что никто не ответит, но внезапно по ту сторону становится очень шумно.

– Алё-малё…

– Лёха, это Богдан.

– Ооо, Сухоруков! Мы тебя потеряли, братское сердце. Вечеринка в самом разгаре. Девчонки, бассейн. Ты где?

– В Загадаево.

– Где-где?

– За-га-да-е-во. Деревня такая есть.

– Это прикол?

– Нет.

– Так ты в деревне? – орёт, переспрашивая. Чем дико меня бесит. – А чё ты к нам не приехал? Мы ждали тебя ждали…

– Тачка по пути накрылась, телефон сдох, – терпеливо объясняю одно и то же по третьему кругу. – Нужно вызвать завтра эвакуатор. Ну и меня забрать соответственно.

– Завтра? Первого января? Ты шутишь? – издаёт смешок.

– Нет, я не шучу.

– Слышь, Эмиль, это Сухоруков. И мне кажется, он под чем-то.

Закатываю глаза.

– Говорит, что он в деревне Забодаево, – старательно пересказывает наш диалог Разумовскому, и тот, к счастью, забирает у него трубу.

– Алло, Богдан. Что за дичь?

– Вы вытащите меня отсюда или нет? – уже начинаю злиться.

– Геолокацию кинешь?

– Адрес пойдёт?

– Давай.

– Оль, подскажи, какой у вас адрес? – обращаюсь к девчонке, разрезающей торт.

– Деревня Загадаево, улица Куклачёва, дом восемнадцать, – чеканит она без запинки. – После Сладкого переулка налево.

– Деревня Загадаево, улица Куклачёва, дом восемнадцать. После Сладкого переулка налево, – повторяю за ней.

– Да ты угораешь… – теперь смеётся и Разумовский.

– Постарайтесь приехать завтра, – цежу в ответ, теряя терпение. – На худой конец второго. Ладно?

– Окей, замётано.

Отключаюсь.

– Идёшь пить чай? Или пойдёшь приляжешь? Выглядишь неважно.

– Ну спасибо, Оль, – хмыкаю я.

Да уж. Дожился. Обычно девушки говорят не это.

– Я в том смысле, что тебе, наверное, тяжело так долго сидеть с нами за столом, – пытается перефразировать, но слово, как говорится, не воробей. Вылетит – не поймаешь. – Всё хорошо? Твои друзья приедут?

– Да, завтра или второго.

Она кивает. Дед ворчит что-то типа «лучше бы завтра».

– Пойду прилягу.

– Иди-иди, нам больше торта достанется.

Поджимаю губы и отмечаю про себя, что на «любезности» деда Корнея у меня уже потихоньку начинает вырабатываться своего рода иммунитет.

Собираюсь пойти в свою комнату, но неожиданно в зале появляется девчонка, одетая в снегурочку, следом за ней женщина постарше – ещё одна Снегурка и дед Мороз. С баяном, на котором он принимается задорно играть, растягивая меха.

– Ну привет-привет, соседи!

Вас пришли мы поздравлять!

Будем щас вам петь частушки

И у ёлки танцевать! Уууууууууу ууууууууух! Давай, Сеня!

– Поздравляем, дед Корней,

И сообщаем дружно,

Мухомором года вы

Признаны заслуженно! Ээээээх! Ха!!!!! Ладно погнали по программе!

Запускали мы петарды

Ночью с праздничной веранды.

Подожгли ближайший лес –

Вызывали МЧС! Ииииииихаааааааааа!

– Дед-Мороза полюбила.

Ох, горячий он мужик!

Так меня поздравил мило,

Что родился Снеговик. Уууууууууууу ух! – заводит женщина, лихо приплясывая.

– Снеговик уснул в сугробе

Под метелью в белой робе.

Он от нас укрылся ловко,

Но торчит его морковка! Ииииииээээээээх! – продолжает девчонка.

Это что блин за на фиг???

В шоке и немом ступоре смотрю на происходящее.

– Нынче нравы стали грубы:

Дед Мороз бежит без шубы –

Дети вечером под аркой

Сняли в качестве подарка! – вперёд снова выходит женщина. Притопывает ногами. Пляшет.

– Будет год таким, как встретишь –

Говорит не зря народ.

В прошлый раз уснул под елкой –

На иголках целый год! – басит дед Мороз.

– Уууууууууууууууу ууууууууууух!

– Опа-опа-опа-опа-опа-па!

–Не ломайся, телевизор,

Просим тебя ласково.

В Новый год мы ждём сюрприза –

Пенья Коли Баскова! Трииииии хааааааааа!

Корней Степаныч кривится. Оля пляшет у ёлки с этими непонятными, странными людьми. Они всё поют и поют эти свои частушки, а мне вдруг начинает казаться, что кое-кто свыше реально решил капитально приколоться надо мной в эту новогоднюю ночь.

Ну потому что это просто звездец какой-то.

Звездец на улице Куклачёва.

Двойной звездец! Можно сказать, звездец в квадрате!

Оля

– А он оооочень симпатичный! Даже побои нисколечко не портят общую картину, – оживлённо принимается щебетать Сенька, едва мы заходим с ней в мою комнату и остаёмся наедине.

– Тихо ты! – шикаю на неё, закрывая дверь.