– Деда, скажи, сейчас зелёненьким горит спиралька, похожая на улиточку?

Сеня смеётся, доставая с полки пачку макарон.

Дед молчит.

– Ну? Нашёл улиточку?

– Иди ты в баню, Оль! Какую, к хренам собачим, улиточку я должен тут найти?

– Чёрненькую такую, – отзываюсь я невозмутимо.

– Пшёл отсюда, Мохнатый! – шикает на Персика, и я грустно вздыхаю.

Соскучилась по Усатому очень-очень! Давно уже дома не была. Из-за той травмы ноги, приключившейся у ресторана, поездку пришлось перенести.

– Как он?

– Кто?

– Персик мой, дед.

– Персик твой… Ой, да чё ему будет! Спит, жрёт, личинки откладывает, мышей в сарае периодически кошмарит. Мож из розетки шнур выдернуть, а?

– Погоди, это не поможет. Заблокируется.

– Я щас останусь без трусов, Оль! – нервничает всё больше.

– Сохраняем спокойствие. Нажми большую кнопку с треугольничком в середине и подожди три секунды.

– Нашёл.

– Так… И что?

– О! Заморгало, но один шиш крутит! – слышу, как стучит по стиралке и раздражённо плюётся.

– Что ж не так-то? Может, сбой какой произошёл?

– Ты посмотри, Каналья, делает, что хочет! Совсем сбрендила, херь электрическая!

– Это, наверное, просто глюк, дед.

– Просто глюк. А потом однажды восстание машин случится, как в Терминаторе.

Слышим с Сеней трель дверного звонка.

– Кого-то ждёшь?

Переглядываемся.

– Нет.

– У Аси есть ключи.

– Да и рано ещё. Её смена заканчивается в одиннадцать.

– Тогда кто это?

– Без понятия.

– Не вздумайте открывать! – вмешивается в нашу беседу дед. – Никого в хату не пускайте. По ящику показывали передачу про оборотней в погонах. Целые бандитские группировки в этой вашей столице орудуют.

– Мешай, Оль. Пойду гляну, кого там принесло, – Сеня передаёт мне лопаточку и выходит из кухни.

– Что шкварчит?

– Жарим мелконарезанные сосиски в томате. Будем есть с макаронами. А ты что сегодня кушал?

– Отчитываться тебе буду, ага. Мала ещё!

– Ну дед, я же переживаю...

– С голоду не помираю, уймись. Слушай, Олён, на неделе подъеду к вам в столицу.

– Ура! В гости? – предполагаю я радостно.

– Нет. По делу.

– Что-то случилось?

Как-то настораживает этот его серьёзный тон.

– К юристу с тобой пойдём, – выдаёт он неожиданно.

– К юристу? Для чего, деда?

– Для того, шо надобно. Дарственную на тебя будем делать.

– Дарственную? – совсем ничего не понимаю. Зачем ему это понадобилось?

В кухне появляется Сеня, а вслед за ней и улыбающийся Галдин, с пакетом в руках.

Машу ему ладошкой и отставляю сковороду в сторонку, чтобы ничего не подгорело.

– Вернёмся к моим семейникам. Давай дальше кнопки жать. Та, шо с треугольником, не подсобила мне.

– А должна. Нажми и держи.

– Держать?

– Три секунды дед, это важно. Система сбросит программу и перезагрузится.

Пи. пи. пи.

– Ну во, замедляется вроде.

– Трусы спасены? – вздыхаю, зевая.

Почти не спала сегодня, готовилась к занятиям.

– Чё ты сразу-то нормально не объяснила?

– Я пыталась.

– Встретил вашу директрису вчера на рынке, – слушаю его и параллельно наблюдаю за тем, как Лёха под чутким руководством Сеньки сливает в раковину воду из кастрюли с макаронами.

– И чего она? Директриса.

– Раскудахталась. Портрет твой попросила найти.

– Зачем это?

– Чтоб повесить куда-то. Ты ж у меня гордость школы, звезда. Поступила в МГУ, скоро полетишь в космос, как Терешкова.

– Чего-чего?

– Того-того. Приветы передавать в Загадаево с МКС будешь.

– Вот ты Андерсен, дед!

Терешкова.

Хохочу в голос.

– Кто стучал-то вам?

– Подружка, – нагло лгу, глядя на татуированного Лёху, скинувшего кожанку.

– Чё эт ваша подружка шляется так поздно по чужим квартирам? – с сомнением в голосе интересуется дед.

– Конспект вернула, – на ходу придумываю легенду.

– А обратно как пойдёт? Девять часов.

– Её парень ждёт на улице.

Боже… Прости, дед, что вру.

– Понятно. Иди ешь, Оль, я на боковую, – как всегда, быстро и неожиданно сворачивает нашу беседу. – Мне надо как следует подзарядиться, сил набраться, завтра пойду собачиться с мегерами, сидящими в РКЦ. С закрытыми глазами они там, что ли, считают? Обезьяна и то лучше справиться.

– Тогда спокойной ночи?

– Добре. Пошёл я трусы развешивать. Береги себя, Оля, – отключается.

Вздыхаю.

– Привет, Лёш.

– Привет. Конспекты, – подмигивает, доставая из пакета торт и коробки с шоколадными конфетами.

– Вообщет мы худеем, – недовольно комментирует происходящее Сеня.

– Вижу, да, – смеётся Галдин, кивая в сторону кастрюли с макаронами. – Угостите? Пахнет зачётно.

– Теперь-то придётся угостить, ты же с тортом пришёл, – ставлю чайник на плиту.

– Как у вас дела, девчонки?

– Да нормально вроде, – пожимаю плечом.

– У деда Корнея всё хорошо? Ты же с ним разговаривала, да?

– С ним, ага.

– Прикольный у тебя старик. Мировой.

Киваю.

– Так, сядьте, мешаете мне, – ворчит хозяюшка Сеня.

Мы с Галдиным послушно выполняем её команду.

– А ты…

– Мимо проходил. Решил в гости ненадолго к вам заскочить. Спасибо, что пустили.

– Дед строго-настрого запретил, между прочим.

– В гости… Ближний свет, – фыркает подруга. – Ты живёшь в другом районе.

– А я конспекты однокурснику завозил, – снова мне подмигивает.

– Чёт ты всё чаще один, без своих прихвостней-мажоров. Вы что, в контрах? – Сеня задаёт ему в лоб вопрос, который я прокручивала в голове неоднократно.

– Да не то чтобы в контрах. Разумовские улетели на курорт. У Сухорукова в жизни трэш полный. Одно с другим, кстати, связано, – задаёт своего рода интригу.

– Ты о чём, Лёш?

– Предки увезли Элю на Мальдивы после скандала, произошедшего на званом ужине.

– С этого места поподробнее, потому что ничё не понятно, – Сеня ставит перед каждым из нас тарелку с макаронами и сосисками.

– Короче, – Лёха складывает пальцы в замок. – Сухоруков устроил предкам бунт.

Беру вилку и опускаю взгляд в тарелку. Очень хочется послушать, но любопытства стараюсь не показывать.

– Что за бунт? Давай, Галдин, колись уже, – Бриж в нетерпении толкает его в плечо.

– В общем, Богданыч отказался жениться на Разумовской.

– Фигасе! – помидорка так и не попадает Сеньке в рот.

– Он с ней расстался.

– Давно пора, мне эта Анаконда никогда не нравилась! – Сеня радостно хлопает в ладоши.

Я молчу, но Лёха вдруг произносит:

– Оль, мне кажется, это связано с тобой.

– Причём тут я? – чувствую, как загораются румянцем щёки.

– Погоди, а предки Богдана как отреагировали?

– Да как. Плохо. Мать ругалась и ревела. Батя капитально разозлился. Разлад с Разумовскими ему сейчас явно не в тему. Общий бизнес развивают.

– Бизнес бизнесом, детей-то зачем женить? Странные, пипец! – возмущается Бриж.

– Если вкратце, закончилось всё так: Богданыч за свою выходку лишился хаты, тачки и карт.

– А в университете почему появляется редко?

– Торчит на съёмной хате, Оль. Сидит пыхтит над одной программой, которую хочет продать.

– Ясно.

Да уж.

– Так а Разумовская, надо полагать, в расстроенных чувствах? – Сеня продолжает упорно выяснять детали.

– Да она в истерике. Рыдала, вопила, угрожала. Говорю ж, её на Мальдивы увезли, чтоб хоть немного утихомирилась.

Встречаемся с подругой глазами.

Ну и ну...

Во вторник я, лихо опаздывая, реактивно несусь в метро.

Раз. Два. Три.

Ловко вклинившись в поток таких же утренних торопыг, заскакиваю в вагон поезда.

Устроившись у противоположной двери, достаю из кармана пуховика телефон. Переключаю песню в плэйлисте, смотрю на часы. В принципе, укладываюсь вроде. Должна нормально успеть к паре, так что можно немного перевести дыхание. Аж вспотела вся, пока бежала.