Глядя на экран старенького телефона, вдруг понимаю одну презабавную вещь: при том, что отлично запоминаю цифры, телефонных номеров друзей наизусть не знаю. Ни одного. Даже в мыслях не было их заучить. Ну, типа, зачем?

– Накрою на стол, а то уже одиннадцатый час, – девчонка, торопливо взглянув на часы, убегает и оставляет меня со своим дедом.

Тот, к слову, не сводит пристального взгляда с моей разукрашенной физиономии. Всё также, сощурив один глаз, внимательно меня рассматривает.

– Что?

– Не нравишься ты мне, – выдаёт в лоб. – Нечего на неё пялиться.

– Да я и…

– Я всё видел, – перебивая, заявляет он, явно намекая на то, что подловил меня в тот момент, когда я наблюдал за его внучкой.

– Как Оля дотащила меня сюда? – интересуюсь, не растерявшись.

– Как-как! – всплёскивает руками. – На санях! Чуть без ёлки из-за тебя не остались! – ворчит, щёлкая кнопкой пульта. – Ты вообще соображаешь, что моя внучка могла к чертям собачьим замёрзнуть на этой треклятой дороге!

– Что она там делала?

Вспоминаю то место. Ни людей, ни машин, вообще ничего. Только непроходимый лес по обе стороны.

– Решила сэкономить и не платить пятьсот рублей за машину, – недовольно рассказывает дед. – Ёлку, продукты купила и пешкадропом пошла. Совсем ополоумела! В мороз, метель! Восемь километров! – восклицает возмущённо.

Слушаю его и офигеваю. Тут иной раз летом в лом на своих двоих куда-то дотопать. Не то что зимой.

Правда, лично я из тачки вообще не вылезаю. Всегда и везде на колёсах. Даже если пункт назначения близко.

– Благо, Петрович мимо ехал. Возвращался домой. Заприметил мою бедовую: раздетую, да околевшую.

– Раздетую? – хмуро переспрашиваю.

– Укутула тебя, сердобольная! – поясняет он. – А то б уже конечности твои сказали тебе гудбай. Шутка ли? Почти минус двадцать.

– И как вы одну её отпустили? С санями, за ёлкой, в соседнее Кукуево. Учитывая, что у вас тут такой беспредел творится.

Это я про местную гопоту, позарившуюся на мой мерен.

– А кто ж отпускал, умник! – дед сердито на меня зыркает. – Радикулит накануне скрутил, падла. Ольге сказано было: дальше Загадаево ни ногой! Но разве ж она послушала?

– Дед, ну что я тут у нас купила бы? – Оля появляется в комнате с огромным блюдом в руках. Ставит его на середину и отходит. – Мне нужна была ёлка, фрукты, годная палка салями, праздничная скатерть, салфеточки. Гляди какие, – поднимает одну и, развернув, любуется.

Узорчатая каёмка. В центре олени, снежинки, дед мороз с мешком подарков в санях. Сущая ерунда, а она аж светится от счастья.

– Красивые же, да? – широко улыбается.

– Дались нам эти богемные промокашки! – отмахивается старый ворчун.

– Не злись, хочется же праздничную атмосферу, – ловко складывает салфетку. Крутит, сворачивает. По итогу ставит на тарелку изящный веер.

Прикольно. Я бы повторить не смог.

– Ты позвонил кому-нибудь? – берёт в руки вторую и проделывает с ней тоже самое.

– Нет, тянет время, – отвечает за меня дед.

– Не помню номера друзей, – говорю, как есть.

– Может тогда наберёшь родителей? – предлагает она.

Родителей.

Об этом я как-то не подумал.

– Они наверняка волнуются и переживают.

– Мать с отцом на отдыхе в Куршевеле.

– Речь о горнолыжном курорте? Французские Альпы? – искренне удивляется Оля.

– Да.

– Здорово! Там очень красиво. Видела картинки, – добавляет она, смущаясь. – А ты почему же не с ними?

– Сыт по горло семейными традициями.

– Мм, – как-то странно поджимает губы.

– Я был там в прошлом году с друзьями.

– Круто. На самолёте туда добирался, наверное?

– До Женевы. Это ближайший аэропорт.

– Обалдеть! – её глаза вдруг выдают какой-то нереальный восторг. – А куда ещё летал?

– В смысле за границу?

Она кивает.

– Штаты, Европа. Эмираты…

– Не страшно? В самолёте?

– Нет. Самолёт давно уже является одним из самых безопасных видов транспорта.

– Вот видишь, дед! Все летают и ничего. А ты мне запрещаешь.

– Курица горит, Оля!

– Ой! – девчонка меняется в лице и бежит, как я понимаю, в сторону кухни.

Получаю хороший такой тычок по рёбрам.

– Ссс, – морщусь от боли. – Вы спятили? – во все глаза смотрю на Степаныча.

– Ты мне тут давай не это! – показывает кулак. – Подстрекатель!

– Я не понимаю…

– Курщавель не Курщавель, Европа не Европа! Ишь ты, буржуй! Небось за наши налоги и рассекаете!

– Почему же за ваши? Мой отец тоже их платит. Он бизнесмен.

– Бизнесмен! – кривится старик. – Обыкновенный ворюга поди!

– Да ну с фига ли вы так решили? Он пашет с двадцати лет.

– Прям уж пааашет! В нашей стране честным трудом миллионы не заработаешь!

– Ничего не сгорело, – в проёме показывается Оля. – Всё получилось как надо, – выносит вышеупомянутую курицу, запах которой сразу же разносится по дому. – Сейчас принесу салаты и закуски. Пора уже Старый Год провожать.

– Больше гостей не ждёте? – отмечаю, что тарелок на порядок больше, чем нас.

– Нет. Кто хотел присутствовать, тот здесь, – отзывается она с грустью. – Давайте присаживайтесь, я мигом, – снова исчезает в дверях.

– Каков олух! – дед, кряхтя, встаёт с кресла. – Кто тебя за язык-то тянет!

– Вы с внучкой вдвоём живёте? – не обращаю внимания на его комментарий.

– Не твоего ума дело, – вразвалочку катится к столу.

– Мне показалось…

– Когда кажется, креститься надо. Поднимай свою мажористую задницу и тащи сюда. Дважды в этом доме ничего не предлагается.

– Вы – само гостеприимство, – даже не пытаюсь скрыть сарказм.

– В благодарность за моё гостеприимство, ты отчалишь отсюда как можно скорее. Ибо не хрен им злоупотреблять, – усаживается на стул и блаженно вздыхает, потирая поясницу.

– Мог бы, покинул бы ваш дом прямо сейчас. Не сомневайтесь… Я ведь не нарочно тут оказался. Портить праздник брюзге из Загадаево в мои планы точно не входило.

Поворачивается и одаривает красноречивым взглядом.

– Нет, ну серьёзно. В эту самую минуту я должен находиться в Золотом Бору. На крыше виллы зависать в инфинити бассейне, битком набитом девчонками, и точить бутерброды с чёрной икрой.

– Икры у нас нет, извини, – раздаётся за спиной голос Оли. Она подходит к нам. Расставляет салатницы и тарелки с нарезкой.

– Ну-ка отставить слёзы, Ольга! – дед бьёт кулаком по столу, и посуда, жалобно звякнув, подпрыгивает.

Смотрю на девчонку. Тоже замечаю, что плакала.

– Она могла хотя бы позвонить, – отвечает ему тихо.

– Значит не посчитала нужным. Чужая семья важней. Давно уж пора привыкнуть!

Кивает, соглашаясь. Шмыгает носом.

– Будем провожать чёртов старый год или продолжим распускать нюни? – гаркает дед.

– Будем провожать.

– То-то же! Открывай, москвич, ежели руки растут из нужного отверстия, – Корней вставляет мне в руки бутылку детского шампанского и делает погромче звук на телеке. – Вон тебе, Оль, про оленей рассказывают. Новогодняя тематика.

– Угу, – вздыхает она, скосив взгляд на телефон, лежащий справа от меня.

Если рассуждать чисто логически, то, скорее всего, Оля ждёт звонка от своей матери, по какой-то причине не явившейся на семейное торжество. Думаю, именно поэтому она такая расстроенная сейчас. Пожалуй, мне и правда не стоило задавать тот дурацкий вопрос про гостей. Кто ж знал…

– Слышь, МГУ, в шахматы играть умеешь? – интересуется дед, когда пятью минутами позже Оля уходит делать пюре.

Вскидываю уцелевшую бровь.

– Чего? Кишка тонка? – кладёт на стол ладью и задирает подбородок. А-ля вызов мне бросает, не иначе.

– Выиграю – расскажете, почему Оля плачет, – расставляю фигуры на шахматной доске.

– Ты проиграешь, – заявляет он самоуверенно. – И завтра же отправишься в этот свой Золотой посёлок. Дам на такси, вернёшь деньги почтой России. Понял?