— У меня сын есть.

Произносит растерянно. Снова произносит, смакуя каждое слово. На бледном лице появляется смазанная улыбка.

Которая тут же сменяется злобой. Замирает.

— Я хочу сделать тест ДНК, — заявляет решительно. — Убедится, что это не очередная попытка… То есть… Твою мать.

— Что? Я правильно угадала? — скрещиваю руки на груди. — Ты решил, что я вдруг залетела от другого? К этому была ремарка про попытку повестить на тебя ребёнка?

Савва лишь челюсть сжимает, подтверждая мои догадки. Невероятно. Серьёзно?

Боже.

Я кусаю губу, подношу кулак ко рту. За кашлем пытаюсь нервный смех спрятать, но получается плохо.

— Ты решил, что я пошла налево и поэтому выбросил меня как ненужную вещь, — хмыкаю. — И это всё… Из-за каких-то догадок? Черт тебя дери, Дубинин, это вершина кретинизма.

— У меня были причины.

— А мне плевать. Два года назад ты мог прийти ко мне с обвинениями. Разобраться. Дождаться результатов, к примеру. Но ты сразу всё перечеркнул! Ты… Мне плевать, что там у тебя было. Сколько любовниц беременных и…

Я задыхаюсь. Жадно хватаю губами воздух, стараясь справиться с эмоциями. Меня рвёт от них, разрезает сердце.

Я. Изменила!

Я!

Я любила Дубинина, чуть ли не как Божеству поклонялась. Он был для меня всем. А после…

После изменил. И заподозрил в том, что сам творил. А вместо разборок — просто к черту послал. Вот так?

Из-за чего? Домыслов? Каких-то сплетен? Кто-то обговорил меня, подставил?

Но это ведь неважно. Он поверил не мне. Савва даже не дал шанса объясниться. Потому сейчас — шанса не получит он.

— Не было, — качает головой.

— Что?

— Не было любовницы тогда. Я даже не помнил, что этого сказал.

— Ну, поздравляю. Просто сам всё разрушил.

— Мара, дай мне объяснить…

— Нет! Проваливай! Ты отказался от нас, так что иди-ка ты на…

— Мам?!

Сонно зовёт сын, заставляя меня оборваться. Резко оборачиваюсь, видя Кирюшу. Сын прижимает к себе игрушку, медленно хлопает ресницами.

Я кричала шёпотом, не должна была разбудить сына. Но после насыщенного эмоционального дня — сон не очень крепкий.

— Мам. А это кто?

Я отмечаю, как дёргается Савва. В статую превращается, сканирует взглядом моего сына. Изучает, как при первой встрече меня исследовал.

Дёргается, будто приблизиться хочет… И я выхожу из секундного ступора. Оказываюсь рядом с сыном, к себе прижимаю.

— Никто, — произношу хрипло. — Это никто, зайчонок.

— Друг? — обхватывает меня за шею. — Да?

— Ага. Старый друг.

Тот случай, когда с такими друзьями — врагов не нужно. Но я вспоминаю, что именно так сказала сыну. Когда Савва нас в парке поймал.

Удивительно, что Кирюша запомнил. Обычно люди ему не так интересны, чтобы запоминать.

— Дядя меня держал! — охает малыш.

Сильнее цепляется в меня ручками, прижимается. Дрожать начинает, вспоминая больше. Ох, поэтому и запомнил Савву.

— Дядя тебя больше не тронет, — произношу я уверенно. — Он уже уходит. Пойдём спать?

Сын сонно трёт глазки, просит попить, а после соглашается уйти. Я бросаю Дубинину лишь одну фразу, прося уйти.

— У меня сын проснулся. Имей совесть, Савв, просто оставь нас в покое.

Дубинин ничего не отвечает. У меня такое впечатление, что он до сих пор в шоке. Но его моральное состояние меня не волнует.

Как и многое другое. К примеру, мне действительно плевать, что именно Савве рассказали, что он меня бросил и на аборт отправил.

Раньше терзало, конечно. С пометкой «где я была плохой женой». Где не дотянула в очередной раз.

Но этого мне достаточно. Нет желания копаться дальше. Буду спать спокойно, пусть Савва сам себя топит.

Куда больше меня интересует другое. Как это всё будет дальше. Савва решит обосноваться в нашей жизни? Попытается сблизиться с Кирюшей?

— Мам, а почему друг тут? Ночь.

— Он приехал спросить у меня кое-что важное, — шепчу малышу. Рвано выдыхаю, когда слышу хлопок двери. — И уже ушёл.

— А что?

— Поговорить хотел. Не смог ждать утра. Так бывает, не обращай внимания. Сказку послушаешь перед сном?

Кирюша радостно кивает. Приключения рыцаря его заботят куда сильнее, чем какой-то странный мужчина на кухне.

Я стараюсь ни о чём не думать. Вожусь с сыном. Укладываю его спать. Спустя минут пятнадцать — я даже не двигаюсь ещё — Кирюша опять просыпается.

Это тот случай, когда проснулся раз — бессонная ночь. Так было с прошлым визитом Саввы. И теперь.

Кирюша спит на моей руке. Предплечье обнимает, посапывая. Мышцы затекают, но я не двигаюсь. Хочу, чтобы малыш поспал и отдохнул хоть немного.

Свободной рукой забираюсь в переписку с Юрой. Моё сообщение не прочитано, он спит, наверное. Поэтому я быстро удаляю, чтобы не волновать мужчину.

Потом уже всё расскажу. Если будет повод. Нельзя Юру всё время втягивать в мои разборки.

Кирюша ворочается, сползает на подушку. Я укрываю его одеялом, медленно вставая. Сын не просыпается.

Решаю уйти в детскую, чтобы не потревожить его. Сна ни в одном глазу, только безграничная усталость.

В темноте шагаю на кухню, держась ладонью за стену, чтобы не споткнутся. Крик вибрирует в горле, когда я вижу фигуру в темноте.

— Твою… Савва! — ругаюсь практически беззвучно, чтобы не разбудить сына. — Ты… Ты ушёл ведь.

— Уходил, а потом заметил шарики и прочее… У него сегодня день рождения? Два года.

Я не отвечаю, ведь и не нужно. Савва всё прекрасно понимает. Его подсчёты сходятся. Врать больше нет смысла.

— Два года, — повторяет Савва. — И ты…

— Что? Давай, обвини меня, что я за два года не рассказала тебе о сыне. Добавь ещё лицемерия.

— Я не… Я всё ещё пытаюсь это осознать, Мара. Это кажется нереальным.

— Вот пусть таким и остаётся. Савва, я тебя прошу. По-человечески. Просто оставь нас в покое. Мы прекрасно жили без тебя. У Кирюши… У него уже есть папа, а у меня — муж. Найди себе другого, кого можно терзать. Или действительно заведи себе любовницу. И пусть у тебя будет десяток детей.

Я знаю, что это глупые предложения. Дубинин явно не поведётся и не оставит в покое. Но…

Я ничего не могу тут сделать. И это меня убивает. Нужно хоть притвориться, что контроль в моих руках.

— Не получится.

Я усмехаюсь на ответ Саввы. Ожидаемо. Отворачиваюсь от него, кажется, что даже в темноте мужчина меня видит идеально.

Упираюсь ладонями в кухонную тумбу, медленно дышу. И задыхаюсь, когда на талии оказываются мужские ладони.

Через тело проходит разряд, бьёт разрядом прямо в амигдалу. Заставляет страх вырабатываться в теле, концентрироваться в груди.

— Пусти, — шиплю. — Савва, не трогай меня.

Вряд ли он что-то сделает со мной. Вряд ли причинит вред, но… Страх это бессознательное состояние, оно не поддаётся разумным объяснениям.

Но Савва лишь сильнее прижимается. Обхватывает руками под грудью, крепко обнимая. Упирается лбом в мой затылок, рвано дышит.

— Прости меня, Мара, — хрипит, с трудом из себя слова выдавливает. — Прости. Прости меня. Это… Черт, как же это всё неправильно.

— Именно. Неправильно. Поэтому отпусти и уходи…

— Я никуда не уйду. Если Кирюша мой сын…

— Не твой. Ты это хочешь услышать? Зачем тебе постоянные сомнения? Верь дальше в то, что я изменяла весь наш брак…

— Я не могу иметь детей.

Это сказано тихо, не громче сквозняка. Я даже не сразу разбираю сказанное, а после — окончательно застываю.

Вздрагиваю от тёплого дыхания Саввы на моём затылке, но больше не двигаюсь. Понять пытаюсь.

— Что? — переспрашиваю, прокашливаясь.

— Я бесплоден, Мара, — произносит с трудом. — Я не могу… Это причина, по которой я сомневаюсь. Потому что результатам врачей я доверяю. Но твоя реакция… Твои слова… Это наталкивает на другое, понимаешь? Впервые я не могу что-то точно решить. Мне нужны доказательства.