Быстрый саботаж Дубинин сразу поймёт. А так пусть для начала изведёт себя подозрениями.

Понимает ведь, что я не буду работать с удовольствием. Обязательно что-то выкину, подставлю. Попытаюсь отплатить за то, что он вернулся в мою жизнь.

Вот пусть сначала съедает себя сомнениями.

Потом начнёт доверять.

А после — разгребает проблемы.

Я даже голос профессиональной этики заткну. Это не работа. Это война без причин.

Не понимаю, на что вообще рассчитывал Савва. Какие у него мотивы?

— Приму к сведению, — кивает в конце концов. — Спасибо.

— Это всё? — интересуюсь сдержанно. — Я могу идти?

— А как же рекомендации? Нет желания переделать договор под лучшие условия? Что-то добавить?

Савва снова усмехается. Колет взглядом. Кажется, пришёл в себя после моего удара. Дальше продолжает доставать.

Аккуратно долбить по моему профессионализму. А это задевает сильнее личного.

— Обычно, — цежу недовольно. — Арендодатели не позволяют этого.

— Мне позволят, — легко отмахивается Савва. Подчёркивает свою власть. — Поэтому сделай.

— Как скажешь. Только сначала выбери. Нет смысла менять несколько договоров. И… Сейчас вернусь.

Я резко подскакиваю, когда звонит мой телефон. «Садик». Мысли сразу утекают в сторону сына.

Отхожу, взволнованно отвечаю на звонок. Обычно мне не звонят, только если что-то случилось.

— Марьям Радомировна, вы только не волнуйтесь, — звучит голос воспитательницы. Заставляя меня сразу умирать от беспокойства. — Кирилл упал на прогулке.

— Просто упал? — выдыхаю.

Потираю грудь в области сердца, отхожу к окну. Я знаю, насколько непоседливый мой малой.

Постоянно нужно ловить и наблюдать. И это делает меня вечно нервной в том, что с ним может случиться.

Он как-то чуть не перевернул на себя чайник с кипятком! Учитывая, что до тумбы он вообще не достаёт. Но додумался подставить стульчик, чтобы потянуться к «громкой штучке».

А я на минуту отошла в туалет. Оставив сына в манеже!

Настолько он смышлёный и любитель попадать в неприятности.

— Упал это не страшно, — произношу и для себя, и для воспитательницы. — Или сильно?!

— Сильно, Марьям Радомировна. Он порвал себе губу. Его повезли в больницу, зашивать. И…

— В какую?! Я сейчас же приеду!

С трудом выслушиваю объяснения. Дрожащими пальцами стараюсь вызвать себе такси, в голове шумит.

Боже. Мой малыш. Ему наверное так больно. И страшно! Он в больнице, а меня рядом нет.

На глаза наворачиваются слёзы от беспомощности. Я ничего не могу сделать. Ни залечить раны, ни успокоить. Ни предотвратить это падение.

— Я уезжаю, — бросаю Дубинину, подхватывая свою сумку и пальто. — Потом поговорим.

— Мы не закончили, — припечатывает мужчина, поднимаясь. — Раз уж взялась за эту работу, то будь добра. Выполняй качественно. Сядь.

— Нет. У меня семейные обстоятельства. И я…

— Мне плевать.

— Мой сын в больнице, Дубинин. И вот мне откровенно похрен. Плевать тебе или нет. Можешь хоть увольнять меня, хоть волчий билет организовывать. Похрен!

Выплёвываю ему в лицо, бросаю взгляд на телефон. Такси ждать ещё десять минут. И это ожидание убивает.

Краем глаза замечаю, как меняется выражение лица Саввы. Из раздражённого, даже злого, превращается в растерянное. И сочувствующее?

— Конечно, — тут же соглашается мужчина. Может, нужно было сразу озвучить суть проблемы? — Я тебя отвезу.

— Нет, я…

— Такси будет нескоро, — кивает на мой телефон. — Я за это время тебя уже доставлю в нужное место. Поехали, Мара.

— Ты мой герой.

Я вытираю слёзки сыну, утешаю его, как могу. Кирюша доверчиво жмётся ко мне, находя спасение в моих руках.

Не прекращает плакать, весь красный. Из распоротой губы сочится кровь, но малыш не позволяет никому прикоснуться к себе.

Устроил тут настоящее представление, пока я не приехала.

Самые долгие минуты в моей жизни!

Теперь же я сижу на кушетке с моим солнышком. Сын на моих коленях устроился. Цепляется крошечными пальчиками за платье.

— Солнышко, так надо, — пытаюсь его уговорить. — Врач сделает всё быстро.

— Бо, — хнычет только сильнее.

— Больно, я верю. Очень больно. А если дашь врачу помочь, то он сделает так, что боль сразу пройдёт.

— Пуф?

— Да. Пуф и всё быстро исчезнет. Как по волшебству.

— Он волшебник?

Сын немного успокаивается, с интересом поглядывая на молодого врача. Тот терпеливо ждёт, улыбается малышку.

Это заставляет Кирюшу испугаться и спрятать лицо на моей груди.

Долгими уговорами у нас получается уговорить сына. Сердце разрывается. Ему ведь больно. Губа опухла, пульсирует.

А я слишком долго подбираю нужные слова, не могу сразу договориться. И всё это время — моему сыну больно!

— А это совсем не страшно!

Сын довольно выпрыгивает из комнаты, заставляя нас с врачом переглянуться. У меня седые волосы от рёва появились!

Но когда всё закончено, то, конечно, не страшно уже.

— Вот рекомендации, — врач протягивает мне листок. Внизу — номер телефона. — Можете набрать мне, если что-то случится. Проконсультирую с удовольствием.

— Спасибо большое.

Я смазанно улыбаюсь мужчине, спешу за Кирюшей. Пока он ещё куда-то не влез.

В коридоре меня ждёт испуганная воспитательница. Одна из тех, кто должен следить за детьми. Рассыпается в извинениях.

Я устало отмахиваюсь. Адреналин исчезает, страх лопается. И внутри меня только опустошение. И сердце тарахтит, не замедляясь.

— Он просто стоял, — продолжает. — Клянусь вам! Стоял. А я отвернулась, и плач слышу. Сразу! У нас такого никогда не было. Мне так жаль.

— Всё в порядке, — начинаю одевать сына. Тот крутится. — Дети падают. Просто сделайте так, чтобы этого не повторилось.

Я прощаюсь с женщиной. Хочется скорее уйти и оставить этот кошмар позади.

Кирилл постоянно падает. Я знаю. Он мог так пораниться со мной. С детьми никогда не бываешь предусмотрительной на сто процентов.

Я была такой же. Мама говорит, что я в детстве умудрилась подвернуть ногу просто так. Шла нормально, а уже лежу.

— Кирюш, — перехватываю его руку. — Нельзя прикасаться грязными руками к губе.

— Её нет, — хмурится сын.

— Губу не чувствуешь? Это из-за лекарства, которое использовал врач. Скоро пройдёт.

— Снова будет бо?

— Немного. Но уверена, что ты и не почувствуешь.

Сын важно кивает, прислушивается ко мне. Гордо выходит из больницы, словно не устраивал истерику пять минут назад.

Улыбаюсь.

Боже, Кирюша — это нечто.

Я улыбаюсь. Выдыхаю. Медленно расслабляюсь. В голове шумит ещё, думаю, что делать дальше.

К Дубинину я больше не вернусь. У меня выходной. У сына — тоже. Можно чем-то заняться.

Но внутри единственное желание. Обессиленно забраться в кровать, крепко прижать к себе сына, отдыхать. Пока не отпустит окончательно.

Одни Бог знает, каких титанических усилий мне стоило отказаться от предложения Дубинина.

С кровью от себя отрывать хриплое «нет».

Не хочу его к сыну подпускать. Не могу! Меня трясёт лишь от возможности, что бывший муж будет в радиусе километра от моего сына.

Потому что Савва непредсказуем! Я не знаю, чего ждать.

Он меня бросил. Отказалась от меня, от нас. Растоптал. Вернулся спустя два с половиной года. Ведёт себя так, словно всё нормально.

Чего он хочет? Зачем терзает меня? Какой у него план?

У Дибинина всегда есть план! Всегда. Он не действует опрометчиво, взвешивает каждое решение. Он глыба спокойствия, чему я завидовала всегда.

Непробиваемый. Нечитаемый. Тем и опасный.

Сейчас — ещё опаснее. Когда мне действительно есть что терять.

Сколько случаев, когда отцы вспоминают о детях спустя десятки лет. Появляются, требуют чего-то.

Любовница оказалась не такой хорошей? Обманула с беременностью? Не получилось?