— Явно не в тебя, — хмыкаю я. — Ты-то со стороны привык наблюдать.

— Как ты гоняешь по корту? — Савва хмурится. — Лучше бы не наблюдал вообще.

— Почему же тогда ездил со мной?

— А ты не догадываешься? Чтобы ты ничего не натворила.

— Эй!

— И себе не повредила.

Вряд ли Савва успел бы помочь, потеряй я управление. Но… Да, при мужчине я не рисковала совсем уж откровенно. Не хотела его беспокоиться.

И Дубинин из тех, кто предпочитает держать руку на пульсе. Даже если сделать ничего не может.

— Могу я? — мужчина кивает на пульт в моих руках. — Интересно какого это.

— Купи себе машинку на управлении, — фыркаю я. — И учись. Савв, там Кирюша сидит и…

— И я бы никогда ему не навредил. Ты знаешь, что я в этом деле слишком оберегающий.

Да знаю я. Поэтому на втором кругу отдаю пульт управления мужчины. Он пальцем задевает мою ладонь, от чего горячие мурашки начинают свой забег.

Я дёргаю плечами, стараясь избавиться от этих ощущений. Но Савва мой жест принимает за другое.

— Замёрзла? — уточняет он.

— Немного.

Это не совсем ложь. Но погода не очень тёплая, хотя прогноз обещал совсем другое.

А я почему-то оделась слишком легко. Не по погоде.

Савва отлично справляется. Хотя мне приходится его направлять. И прикрывать, когда сын оборачивается на нас.

Он ведь верит в свою самостоятельность. Не хочется разрушать эту веру.

— Ещё!

Кирюша просит, сложив ладони вместе. Смотрит на меня в надежде. А после хмурится, когда не помогает.

Явно придумывает аргументы, которыми он может меня уговорить. Я готовлюсь к переговорам.

Но решает всё Савва. Он присаживается возле сына на корточки, выглядит серьёзным.

— Твоя мама замёрзла, — сообщает. — Нужно погреться и выпить что-то тёплое. Ладно?

— Но я хочу, — уже не так категорично. — Один.

— А мама будет мёрзнуть? Ты ведь должен о ней позаботиться, как мужчина. Да?

— Да?

Кирюша прищуривается, внимательно обдумывая слова. Поворачивается ко мне, поджимая губы.

А после кивает. Подбегает ко мне, протягивая ладошку. Какой же он у меня хорошенький.

Сжимаю крошечную ладошку, убеждаясь, что сын не замёрз. Он одет куда теплее меня.

Савва подправляет наш маршрут. Рассказывает, что нашёл какое-то интересное детское кафе.

— А кися будет?

— Эм… — Савва стопорится. — Не знаю. Узнаем, ладно?

— Ладно.

Серьёзно соглашается сын. Для него главный детский атрибут — коты. Особенно его любимый герой из мультиков. Остальное не котируется.

Для того чтобы добраться до кафе — нужно ехать. И Савва, конечно, предлагает свою машину.

— Нужно детское кресло, — напоминаю я.

— Да, об этом… Поможешь выбрать?

Я думаю, что мужчина хочет заказать. Но когда Дубинин открывает багажник, я едва не стону.

Там несколько коробок! Различные детские кресла, на разный возраст. Я перевожу недовольный взгляд на мужчину.

— Что? — усмехается он. — Это не бездумные подарки. На себя я же могу деньги тратить?

— Они же схожие, — я вздыхаю. — Зачем столько взял?

— Если беспокоишься о моих деньгах, то не стоит. Я верну часть. Тебе лишь нужно выбрать то, что удобнее для Кирюши.

Я и выбираю. Быстро прикинув марки, я выбираю ту, про которую больше всего хороших отзывов.

Показываю Савве, как нужно закрепить. Пристёгиваю Кирюшу, пока он с интересом оглядывается.

— Какой у тебя чёткий план? — уточняю у мужчины, сев в салон. — Кирилл вечера хотел посетить несколько мест. Мы договаривались до твоего звонка.

— Уверен, что всё можно вместить, — с улыбкой обещает Савва. — Сегодня у меня полностью свободный день.

— Отлично.

— Я уеду снова на один день. Но если что-то понадобится, то приеду.

— Дубинин, я прекрасно справлялась два года без твоей помощи. Как-то день продержусь.

Я ощетиниваюсь. Дубинин настаивает на своём участии, забывая, что оно мне так не нужно.

Это Савва хочет участвовать. И ему нужно подстраиваться, а не мне.

— В столице есть отличный детский центр…

— Я там была, Савва, — перебиваю его рассказ. — И ехать так далеко для повторного визита не намерена. Поэтому… Не стоит. Так не получится.

— О чём ты?

— Совместить время с сыном и при этом навещать Лялю.

Савва сжимает челюсть, отворачивается. Лишь подтверждает, что моя догадка была верной.

Он действительно хотел так поступить.

— Ты неправильно понимаешь ситуацию.

Медленно выдыхаю. Слежу за дорогой и за реакцией Мары одновременно.

Я словно чувствую эту тонкую нить между нами. Не толще паутинки, которая связывает. Благодаря которой девушка сейчас к сыну подпускает. Со мной разговаривает.

И я ни за что бы не допустил того, чтобы всё разрушилось.

В прошлый раз я канат обрубил.

А теперь — нить буду беречь как самое важное.

Потому что… Два с половиной года, а всё то же. Чертова ноющая дыра внутри. Будто вместе с разводом отдал Маре не только деньги, но и сердце из груди вырвал.

В какой-то момент я дошёл до того, что нужно было просто промолчать. Проглотить всё, сцепив зубы. И сделать вид, что не подозреваю. Не знаю об измене.

Или поговорить. Разъяснить всё, узнать. Обсудить. Я бы… Черт знает, смог бы простить или нет, но можно было попытаться. Тем более Кирилл такой, что любой захочет стать его отцом. Кровь не так важна.

Но все эти мысли были потом. Под градусом, когда жизнь бетонными блоками придавливала. А в тот день…

Я получил очередной результат и готовился к разговору с Марой, чтобы рассказать ей о диагнозе…

Она огорошила.

— Я не пытаюсь совместить, — произношу ровно. — Я пытаюсь наоборот получить больше времени с сыном. Всё, что могу. Если бы ты позволила… Я бы вокруг него всё свободное время проводил, не расставаясь.

— Потому что он твой сын, — цокает Мара. — Единственный.

— Да, потому что мой. Потому что твой. Кирилл, он… Он же невообразимый. И я даже его понимаю. Почти. И серьёзный, и это нахмуренное личико… Твоя копия.

— Моя?! Он — ты. Рожала я, страдала я, а он характером пошёл полностью в тебя.

— Нет. Как супится… Возможно, да. Но губы поджимает? Дуется? Пытается «очевидное» объяснить про мультики мне, недалёкому… Нет, Марьям, в такие моменты он твоя копия. Прекрасный.

Девушка горделиво вздёргивает подбородок, пытаясь улыбку скрыть. Нравится ей этот комплимент.

Но я ведь ни словом не соврал. Всё действительно так.

Кирилл самый прекрасный ребёнок, которого я когда-либо видел.

А его мать… Тут без шансов.

— И я хочу проводить время с ним, — и с тобой. Добавляю мысленно. — Но есть обязательства, которые я просто не могу обрубить. И совместить хочу не для того, чтобы таким красавчиком везде успеть. А не обделять сына вниманием. Мне и так до конца жизни вину искуплять за то, что натворил.

— Но при этом к Ляле хочешь ездить?

— Она ждёт. Она дочь моего друга, которая скучает. И я… Если она будет ждать, а я не успею… Это так просто не забыть.

— Как с донором продвигается? — голос Мары подрагивает.

— В процессе. Я сейчас договариваюсь. Может… Должно всё получиться.

— Объяснишь, почему сразу не пошёл к родственникам Германа?

Всё просто. И сложно одновременно.

Потому что меньше всего Герман хотел о своей дочери кому-то рассказывать. Не только из-за того, что это доказательство измены.

Кто-то может на восточные семьи наговаривать?

Они ещё семью Германа не знают.

Авторитарная, жёсткая. И сексистская. Его отец сыновей готовил к бизнесу, дочерей — к замужеству. Без вариантов и лишних телодвижений. Жёсткое воспитание.

И Лялю не позволили бы кому-то ещё воспитывать. Только в семье. Только «правильно».

Герман сам не смог отцу противостоять, а уж точно Наташа не справилась бы с этим. Слишком большие деньги и влияние.

Поэтому Ляля держалась в тайне. И я всё пытался сделать для этого.