И я разрешила отвезти себя домой. Что закончилось очень плохо. Побегом, разорванной блузкой и заявлением в полицию.

Арсений пытался взять меня силой. Держал, нападал. А я была слабее, я не могла оттолкнуть.

Самое унизительное…

Я бы и так могла с ним переспать. Он мне понравился достаточно сильно. Ну, не на первом свидании, но я очаровалась…

А оказалось, что на очередного ублюдка наткнулась. Ещё хуже, чем Савва.

— В полиции развели руками, — я не смотрю на Юру. — Это было ожидаемо. Я работала в суде, я знаю, что такие дела редко заканчиваются успехом. Номера машины я не запомнила, в ресторане платил он наличкой. Вот так вот.

— Но он… — мужчина тянется ко мне, но замирает. Крепко сжимает ладонь в кулак, решая не трогать. Желваки играют на его лице.

— Нет! Ничего! У меня всё-таки неплохой удар, хотя ты ещё не заценил. Я успела сбежать. Но с тех пор… Мне не очень комфортно, когда кто-то подходит близко. Будто я не смогу защитить себя в случае чего.

Я не знаю, чем бы закончилась та ночь, если бы кто-то не свернул в тот же переулок. Фары осветили салон, Арсений испугался и ослабил хватку. Благодаря этому я смогла сбежать.

Насколько бы смогла отбиться сама — я не знаю. Понимаю, что шансы были довольно слабыми.

Поэтому я сейчас стараюсь не допускать подобного. И даже если умом понимаю, что тот же Юра не причинит мне вреда… То тело быстрее реагирует на любую гипотетическую опасность.

Сама идиотка. Пропустила красные флаги, пренебрегла банальными средствами безопасности. Повелась на обходительного мужчину.

Будет уроком.

— Мне жаль, что это произошло с тобой, — голос Юры звенит от злости.

— Не твоя же вина. Ну, вот. Я отплатила тебе за выигрыш. И мы можем…

— Ты ведь знаешь, что тебе не обязательно всегда храбриться, Маш. Делать вид, что всё нормально и хорошо. Ты можешь быть слабой.

— Могу.

Но я не хочу. Мне кажется, что и так слишком слабая сейчас. Несобранная. Оголённый нерв. Ноль рациональности, миллион эмоций.

А мне хочется быть другой. Трезво думать. Действовать решительно. Страхи отбрасывать.

Быть такой, что бы никто ни обидеть, ни сломать не мог.

— Вы можете сформулировать свой главный страх? — уточняет психолог. — Что из всего — пугает вас сильнее всего?

— Я не знаю. Это…

— Марьям, тут нет правильных или неправильных ответов. Лишь то, что вы чувствуете.

Я усмехаюсь, отворачиваясь к окну. Конечно, разговоры со специалистом не волшебная таблетка. И не ответ на все вопросы.

Выйдя из кабинета — я не стану другой. Но это способ выговориться. После меня будут другие клиенты, психолог не будет осуждать.

Все встречи ограничены четырьмя стенами, где можно быть собой.

И я понимаю, что я разучилась. Быть честной и искренней. Я вру постоянно, везде. Сказать правду — любую — страшно. Сложно.

В любом моменте.

Я могла сразу Юре объяснить про неудачное свидание и попытку изнасилования. Но вместо этого предпочла молчать.

Я могла просто поставить Савву перед фактом, что аборт делать не будут. И ничего не требую.

Два года назад я предпочла соврать — и это теперь сжирает меня.

— Я боюсь показаться слабой, — выдыхаю. — Точнее, я сейчас понимаю, что жутко слабая. Но страшно, что об этом узнают. И тогда я не смогу защитить сына, себя.

— Почему вы считаете себя слабой?

— Потому что я не знаю, что делать! Как правильно поступить… Сильнее закапываю себя.

— Разве незнание это слабость? Ваш сын много не знает, так?

— Но ему два! А мне — двадцать пять. Я юрист и…

— В двадцать пять лет все знают всё? Некоторые в вашем возрасте только начинают работать. Кто-то только определяется, чего хочет от жизни. Не знать чего-то нормально. Что в двадцать, что в сорок.

— Но я должна реагировать по-другому. Я юрист и…

— Кому вы должны?

Я вздыхаю. Никому. Себе. Всем.

Всё запутано очень. Но я понимаю одно. Пока я в своих мыслях не разберусь — лучше не станет.

Я могу отправиться к Савве — и просто ещё сильнее себя закопаю. Снова не решусь на откровенный разговор.

Струшу.

— Нельзя показывать слабость, — озвучиваю очевидное. — Это то, чему научил меня муж.

— Вы следуете его заветам, потому что согласны? Или по привычке? Как вы сами считаете?

Не знаю. Знаю лишь то, что пока Саввы не было — я жила нормально. А теперь…

Да, следую. Чем ближе Дубинин — тем больше я вытаскиваю из памяти его советов. Следую им, пытаюсь подстроиться.

Подражать самому Савве, чтобы не уступать. Хотя у меня никогда этого не получалось. Опыта не хватает, чтобы на равных тягаться.

Так почему это так важно?

Потому что он бросил меня. Предал. И моя попытка «отплатить» — показать, что у меня всё идеально. Что я лучше, сильнее, желаннее.

— Он ломал вас? Или…

— Я, — я выдыхаю правду, которую сама осознаю. — Я себя ломала в угоду ему.

Хотя Савва и не просил. Он просто… Помогал. Поверить в себя, стать другой. Не бояться.

А я брала его советы, вшивала в себя, заставляла следовать. Потому что хотела соответствовать. Должна была.

И сейчас продолжаю это делать. Дотягиваюсь до незримого уровня, чтобы просто не пасовать.

А в голове вибрирует «кому должна?»

И ответа нет, если честно.

Отцу, который всегда повторял, что где-то я недостаточно хороша. Он любил меня, я знаю, хотел лучшего. Но при этом вселял неуверенность.

Савве, который сначала дал мне веру в себя, а после растоптал и бросил без объяснений.

Себе. Ибо если буду делать вид, что всё идеально — значит, и не ранена вовсе. А это…

Все мы ранены. Изменой мужа. Родителями. Предательством подруги или грубым комментарием незнакомого человека.

И нормально быть раненной. Нормально быть слабой.

— Страшнее всего, — возвращаюсь я к первому вопросу. — Что я поступлю неправильно из-за этого травмирую сына.

— Марьям, — женщина мягко улыбается. — Поверьте мне, детей травмировать и сложно, и легко одновременно. Вы можете быть идеальной, а одно слово скажете — и они навсегда запомнят.

— Мне от этого не легче.

— Думайте о том, что десяток других слов они не запомнят.

— Но если мой бывший муж обидит сына? А я это допущу…

— Тогда вы будете реагировать на это. Но всё зависит не только от вас, понимаете? Есть другие люди. Ваш бывший муж. Если он захочет опеку…

— Я не смогу ему помешать.

Да. Я понимаю. Несколько заседаний — и он добьётся своего. Вопрос времени.

И лучшем самим договариваться, чем ждать суда, где решение может быть совсем неподходящим.

Договаривать — всегда лучше.

Я выхожу из здания разрезанной на кусочки. Обычный разговор, после которого осталось очень много вопросов.

К самой себе.

И собственный взгляд со стороны на то, что я мечусь, чем делаю только хуже.

Я играла по правилам Дубинина. Как он научил. Может пришло время сыграть по моим?

По правилам той девочки, которая не стала себя перекраивать ради мужа?

Я долго думаю (снова, да). И долго представляю разговор… А после взрываюсь злостью на саму себя.

Снова хочу поступать, как привыкла. Вместо этого — делаю то, что в прошлый раз принесло результаты.

Позвонила Дубинину. Поговорила с ним. Немного правды узнала для себя.

Теперь можно повторить. Но с другим подходом.

— Не ждал твоего звонка, — цокает Савва. — Ты быстро ушла из моего офиса.

— Мне было невыносимо с тобой говорить, — легко признаюсь. — Больно. Так что я сбежала.

— Больно? Тебе?

— Да, Савв, мне тоже бывает больно. Но я не для этого звоню. Если… Если ты хочешь переговорить и решить всё — я хочу встретиться.

— Сегодня?

Я мимолётом смотрю на часы. Поздний вечер. И нет, я достаточно выжата, чтобы сейчас всё это решать.

А завтра — день рождения Кирюши. И я хочу провести время с сыном, ни на что не отвлекаясь.