— Нет. От отца.

Без слов прощаюсь, спеша уйти. Вроде всё самое необходимое узнала. В остальном — разберусь сама.

Слишком опасно, что Савва сейчас обратно прибежит.

Кирилл, пришедший в себя, начинает щебетать про игрушку в руках девочки. Хочет рассмотреть. Но я быстрее уношу сына.

Лёгкие горят, я едва не бросаюсь прочь. Не разбирая дороги, не ориентируясь в городе. Просто уйти. А потом буду такси искать, разбираться.

— Мам, я сам, — начинает спорить сын. — Сам пойду.

— Потом.

Отрезаю, и Кирюша слышит истеричные нотки. Супится, но спорить прекращает.

Прости, милый. Потом «сам». Всё потом. Сейчас у меня голова кругом от этого столкновения и возникших рисков.

Ляле этой нужна пересадка костного мозга. И ради этого Дубинин преследует меня?

Не на органы, конечно, но в донорстве костного мозга мало приятного. Это больно, опасно. И не та процедура, которой подвергают маленького ребёнка.

Ужасный подход! Чудовищный. Но стоит ли удивляться, если Дубинин давно растерял свою человечность?

А теперь ситуация лишь хуже после того, как я кровь сдала. В той же клинике, где Лялю лечат.

Но откуда мне было знать?! Они в Германии должны лечиться, там все обследования проходить.

Где мне ещё было сдавать кровь?

В городе, где Савва за мной гоняется?

Или поехать на другой конец страны, где лаборатории хуже?

Но теперь это зря было, получается. Раз Наташа сказала, что заболевание не наследственное. Но что-то ведь есть?

Плевать. Не моя забота, где они будут искать донора. К моему ребёнку Савва не приблизится. И опеку не получит.

Быстро докажу, что это с корыстной целью. И он не может быть отцом. А только хочет костный мозг заполучить.

Но это…

На самом деле, это ведь хорошо! Наверное.

Если Савва попытается прийти за Кириллом, лишь бы получить донора…

У меня есть что предложить взамен.

— Что случилось?

Я едва не влетаю в Юру, который приехал за мной. Цепляюсь за него, как за спасение. Заземляюсь.

Рядом есть подстраховка, теперь не так страшно. И страх, державший горло когтистой лапой, отпускает.

Кирюша крутится, на что-то жалуется мужчине. Юра кивает, но только на меня смотрит. Ответа ждёт.

А мне очень стыдно за свою истерику. И что вырвала его, когда и так проблем хватает. Но я одна не смогла бы.

Встреча с Саввой и его новой семьёй сильно выбило меня из колеи. Растрощила буквально.

Никогда не чувствовала себя настолько беспомощной. Даже в момент, когда Дубинин меня на аборт отправил.

Тогда я могла решать. А если бы Савва ребёнка не отпустил…

— Ты вся дрожишь, — Юра притягивает к себе.

— Нет, я, — Кирюша пытается втолкнуться. За ноги меня обмнимает.

— Он появился, Юр. Я случайно наткнулась. На него и Наташу. И Савва ребёнка схватил…

Тараторю, но слова льются из меня. Мне нужно кому-то пожаловаться, рассказать всё. Иначе сама с ума сойду.

Не всегда быть сильной — легко.

А никому другому я не расскажу про то, что происходит. Некому. Только маме, а её волновать зазря. Других близких у меня нет.

Подруга? Она только от развода отошла, да и не поможет ничем. А жаловаться я не люблю.

Только пахать, сцепив зубы.

А вот Юра… Юра может подсказать, раз уже втянут.

— Ничего не понимаю, — качает он головой. — Ты сейчас как Кир, Маш. Тарахтишь и слова глотаешь.

— Ох.

— Так. Загружайтесь в машину. Поедем куда-то, посидим. Я как раз перекусить хотел. Обсудим там. А ты пока успокоишься.

Я киваю, соглашаюсь на такой план. Усаживаю сына в детское кресло. Вожусь дрожащими пальцами.

Сама на себя злюсь, что так реагирую! Истеричкой себя чувствую.

Но так страшно — когда ребёнку опасность грозит.

И хоть у меня есть подстраховка, я не знаю, подойдёт ли она. Получится ли. И какие вообще у Саввы планы.

Хорошо, хоть сообразила расспросить Наташу. А теперь усиленно гуглю всё, что можно. Не понимаю, почему так сложно найти донора.

Для успеха нужно совпадение каких-то там показателей: восемь из десяти. В идеале. Меньше — риски.

Статистика говорит, что обычно ищут от трёх недель до нескольких месяцев. Как раз, Ляля болеет столько. Можно было найти.

Тем более, через Германию.

Но генетика всё портит?

Вот только ни про какие генетические болезни бывшего я не знаю. Он ведь не рассказывал. А мы даже тесты делали, когда готовились к беременности.

Хотя…

Я не могу вспомнить, видела ли я лично результаты. Или только от врача слышала, что всё нормально.

Дубинин обманул? Я бы не удивилась.

Савва для этого в Германию катался? Искал?

Ну, для этого специалисты есть. Он же не будет каждого встречного на исследования отправлять?

Или с врачами советовался?

Не понимаю, почему просто не увезти ребёнка туда?

Вот почему с тобой всё так сложно, Дубинин? Любишь проблемы создавать!

Оказавшись в небольшом уютном ресторанчике, я всё пересказываю Юре. Куда спокойнее и структурированное.

— Дела, — выдыхает он. Постукивает пальцами по столу. — Зачем вообще пошла анализы сдавать?

— А если наследственное? Я довольно щепетильно отношусь к вопросам здоровья. Очень. А это лучшая клиника. Я не подумала, что Савва тут лечится. Он же в Германию летает.

— Да, часто. Я тоже думал, что там лечат. Видимо, чисто со специалистами консультируется. Наташа, да?

— Да.

— Ну, попробую узнать, что о ней слышали. Хотя через клинику не получится. Там, скорее всего, всё под Дубинина заточено. С ним работают.

— Не только ведь с ним… Ну да.

Поняла, о чём мужчина. Не сомневаюсь, что Савва уже всех врачей купил и под себя подстроил.

С другой стороны…

Вряд ли ему обо всех анализах сообщают. Даже с такой же фамилией. Однофамильцев хватает.

— Главное, не нервничай, — советует Юра. — Разберёмся.

— У тебя просто детей нет, Юр. И ты не девушка. А когда Дубинин Кирюшу взял… Я уже представила, как он с ним бежит, а я ничего не могу сделать.

— Про детей понял. Пол при чём?

— Серьёзно? Ты насколько сильнее меня? Если мы за этот хлеб потягаемся, — киваю на корзинку. — Ты же меня отделаешь. Толчка хватит, чтобы я улетела. Или перехватить, руки заломить…

Дрожь проходит через тело. Я отгоняю её, стараясь сконцентрироваться на другом.

Обнимаю пальцами кружку с горячим чаем, согреваюсь. Смотрю на сына, который возится с сырными палочками.

— Маш, — мужчина зовёт тихо. Как-то неуверенно. И это по мне бьёт. — Дубинин когда-либо… Применял к тебе силу? Ты поэтому его боишься? И не любишь чужих прикосновений? Он что-то сделал?

— Что? Нет! — мотаю головой. — Нет, ничего не подобного. Он не приминал ко мне физическое насилие. Я бы сразу ушла!

Странно оправдывать Савву, но я не собираюсь на него лишние грехи вешать. До того вечера…

Он казался мне самым идеальным мужчиной.

Я бы не стала терпеть что-то похожее. Даже угрозу почувствовав — сразу бы ушла. У меня с этим строго.

— Моральное? — не отступает Юра. Давит. — Я же вижу, что что-то не так. И ты словами только подтверждаешь.

— Я не люблю впускать кого-то в своё пространство.

— Но впускаешь. Сегодня сама ко мне бросилась. И до этого. Когда ты не задумываешься — пускаешь. Значит, проблема в другом?

— Ты программист или психолог?

Огрызаюсь, закрывая тему. Намеренно подзываю официанта, прося принести стакан воды. Чтобы Юра прекратил допытываться.

Я впускаю в душу настолько, настолько сама хочу. После того как Дубинину широко распахнула двери, я больше не обжигаюсь.

И сейчас тоже оборону держу. Не позволяю пробить.

Не хочу об этом говорить. Тем более, не так. В переполненном ресторане, с Кирюшей под боком.

— Прости, — выдыхает мужчина, ероша волосы. — Не моё дело, знаю. Лишь хотел понять. И если Дубинин обидел… Можно было бы обратиться в суд.