Ее слова еще увеличили чувство вины, а оно и без того тяжелее огромного валуна.

Ради моего спасения она пожертвовала всем.

– Итак, мы продадим лодку, снимем комнату в гостинице, а утром отправимся к послу, – заключаю я. – Она переправит меня домой, а вы поедете, куда захотите: ты в Книгохранилище, а ты, Селли, например, на другой корабль отца.

Она опять качает головой, и грудь нестерпимо сдавливает.

– Не хочешь вернуться на корабль отца?

– Конечно хочу, – отвечает она. Но что я вижу? Она расстроена? Нет, не может быть. – Просто подумала, что я расскажу о произошедшем.

Роюсь в мыслях, подыскивая правильный ответ. На помощь приходит Киган.

– У нас есть время, мы придумаем, что сказать.

– Да, – согласно кивает Селли, – сейчас нам нужно, прежде всего, выжить в этом городе, враждебном владению нашей королевы.

– Ты раньше бывала в Порт-Наранде?

– Да. Вернее, не совсем. – Она оглядывает парус, затем поворачивается туда, где уже виден город. – Я была в команде на кораблях, которые сюда заходили, но никогда не заходила дальше доков. Это большой город, и он не похож на Киркпул. Киркпул весь золотистый из-за камня, он расположился на холмах, покрывает его, словно роскошным одеялом. Порт-Наранда другой, словно специально разровняли площадку и понатыкали домов.

– А ты поэт, – шепчу я и пытаюсь улыбнуться. – Знаешь, а ведь город именно так и строили.

– В каком смысле?

– Эти земли непригодны для земледелия, они каменистые, слишком пересушенные. И так на всем полуострове. Алинору уже более тысячи лет, а Мелласея появилась лишь шестьсот лет назад. До этого здесь были рыбацкие деревушки, и жили здесь люди очень выносливые.

– И почему все изменилось? Почему здесь построили город?

– Мнения существуют разные. Кто-то говорит, что Посланник Макеана обладал огромной силой, поэтому у него получилось разровнять территорию, подготовить ее для строительства высоких домов, чтобы город мог вместить больше жителей.

– Посланник, как и король Ансельм? – спрашивает она и переводит взгляд на Кигана, тот в ответ склоняет голову набок.

– Если король Ансельм и был таковым, то да, пожалуй, – произносит он после паузы. – Записей времен, когда боги жили с людьми, немного. Видимо, тогда считалось, что детали никому не пригодятся. Посланники вообще упоминаются всего несколько раз, потом о них забывают. Порой возникают сомнения в реальности их существования.

– Возможно, это была лишь группа талантливых магов земли. Все это уже неважно. Земли разровняли, появилась Мелласея и новый народ. – Я перевожу взгляд с Селли на Кигана.

– Хм, значит, в этих модных школах все же удалось чему-то тебя научить.

– Меньше, чем им хотелось бы, но это лучше, чем ничего, – улыбаюсь я. – Еще существуют записи о Первой войне богов пять веков назад. Мелласеанам была нужна земля под сельскохозяйственные нужды, за несколько веков они поняли, что все импортировать трудно. И они решились на захват новых территорий. А в Алиноре предостаточно холмистых земель, к тому же в Мелласее немало переселенцев из Алинора, вот почему мы говорим на одном языке. Люди не переселяются без причины, наверняка они затаили обиду, и это подтолкнуло их обратить взор на наши угодья.

– И начать войну.

– В которой они потерпели поражение. Бог игры рискнул, но проиграл.

Я натыкаюсь на взгляд Кигана и по глазам вижу, что он думает о том, что спасло нас тогда, – о готовности моего предка Ансельма принести в жертву свою жизнь.

– Да, – продолжаю я, – Макеан был заколдован и погрузился в сон, и Баррика-Хранительница присматривает за ним с тех пор, а его люди стали изобретателями и торговцами. При других обстоятельствах поездка в Мелласею могла бы стать очень увлекательной. Это прекрасная страна.

– Может, и так. Но я бы не хотела здесь задерживаться, – недовольным тоном заявляет Селли. – Достопримечательности осмотрим в другой раз, – сухо продолжает она. – Насколько я помню, причалы здесь лучами отходят от главного пирса, подобно мачте с реями. Нам надо причалить в самом дальнем уголке, где людей меньше, и нас, если повезет, не заметят. И убраться с лодки до того, как появится кто-то из служащих порта. Надеюсь, лодку мы продадим там же, на пристани. Много за нее не дадут, но заплатить за ночлег хватит.

Мы молчим и разглядываем приближающийся берег. Вот я уже вижу пирсы, которые описывала Селли, – сверху это место походило бы на раскидистое дерево. Его ветви тянутся вдоль стен крепости у гавани, их пересекают тонкие, предназначенные для судов поменьше. Их здесь десятки разных, кажется, со всего мира.

Сам город представляет собой нагромождение высоких зданий – прямоугольников и квадратов. Они, кажется, борются за место на единственной местности без скал на многие мили. Мне всегда хотелось здесь побывать, посмотреть, что общего с Алинором и что отличается. Хотелось увидеть яркое освещение города. Говорят, после наступления темноты он переливается огнями. Хотелось прогуляться по улицам и зайти в клуб. Меня бы никто не узнал, это стало бы веселым приключением. Теперь от того, узнает ли меня кто-то, зависит не успех вечера, а жизнь. Селли права, здесь враждебное мне место, все здесь представляет для меня угрозу.

Селли вытягивает руку и указывает на самый конец тонкой «ветки».

– Пришвартуемся там, если получится. Киган, убрать парус. Леандер, можешь попросить духов воды помочь?

– Надо перестать называть его по имени. – Киган встает на ноги, берет нож и готовится перерезать веревку, которой прикреплен к веслу парус.

– И как мне его называть?

– Максим, – сразу отзываюсь я. – Это мое второе имя и, кстати, любимое.

Она вскидывает бровь.

– И у тебя их много?

– Леандер Максим Дарелион Ансельм Сэм… – начинаю я, и она меня прерывает.

– Ладно, Максим.

– А лучше вообще никак к нему не обращаться, – продолжает Киган. – Если мы будем часто обращать на него внимание, другие будут делать то же. Он ведь никто, простой моряк.

– Столько лет ожиданий, и ты все же сказал это. – Коротко ему улыбаюсь лишь для того, чтобы подавить волну страха, поднявшуюся при одной мысли, что будет, если меня узнают. – Впрочем, я не уверен, что план хорош. В том смысле, что в это никто не поверит. Какой я моряк, ведь я так красив. Невозможно представить, что на это не обратят внимания.

– А я могу, – говорит Селли, а Киган тихо усмехается.

Он справляется, наконец, с веревкой, ткань паруса местами рвется, бьется о дерево скамьи весло, и сама лодка начинает раскачиваться.

Мы медленно скользим по водной глади к пирсу. Мачты кораблей вокруг тянутся ввысь. Их корпуса расположены близко друг к другу, они похожи на животных в загоне, смотрящих на нас из темноты.

Отрываю пуговицу рубахи и бросаю в воду – это мое приношение духам. Потом закрываю глаза и мысленно обращаюсь к ним, показываю, куда им надо направить лодку. Почти невозможно в этой ситуации найти для них элемент игры, ужас и чувство вины терзают душу, к горлу поступает тошнота.

Только я несу ответственность за каждого, лежащего сейчас в воде у обломков кораблей, за то, что сидящим напротив людям пришлось рисковать жизнями, за угрозу войны и все, что она сотворит с людьми и землями. Я виноват в том, что не совершил жертвоприношение в нужное время, в этом случае Макеан и не помышлял бы об освобождении и войне. Алинор был бы непобедим.

А надо было лишь взойти на корабль, добраться до Храма, сделать надрез на ладони и пролить на жертвенник немного крови. Это заняло бы совсем мало времени.

Через минуту нос лодки мягко ударяется об один из столбов на причале. Селли берет веревку, делает петлю и накидывает на него, потом привязывает к чему-то на носу «Крошки Лизабетт». Наша лодка покачивается и медленно отходит назад, но волны прилива толкают ее обратно.

Довольно долго никто из нас не произносит ни слова.

У нас получилось. Мы проплыли на крошечной шлюпке огромное расстояние, и вот мы у цели. Нам пришлось увидеть много смертей, пережить разрушение кораблей, пожар. Всего с половиной дюжины яблок мы добрались до берега Мелласеи.