– Учти, я позволила только потому, что рука замерзла, – говорю я.

– Конечно, – соглашается он, но руку не убирает даже тогда, когда ладонь становится теплее, а костяшки уже не болят. А я не возражаю, но перевожу взгляд на солнце, которое медленно выплывает из-за горизонта.

Примерно через час он обращается с неожиданной просьбой:

– Научи меня управлять лодкой. Киган уже умеет, вместе мы точно справимся, а ты сможешь еще немного поспать. Расскажи, как работает эта штука?

– Румпель, – поправляю я.

– Румпель, – согласно кивает Леандер. – Конечно, твоего мастерства мне не добиться, но я могу попросить духов воды вести нас по курсу и ослабить ветер, тогда будет легче управлять парусом.

Мне очень хочется отказать ему, но проблема в том, что мне действительно нужен отдых. И я позволяю ему положить руку на рычаг поверх моей руки, показываю, что меняется, если повернуть его, надавить и потянуть.

Леандер придвигается ближе, и вскоре я уже ругаю себя за то, что больше внимания уделяю не обучению, а тому, как он то и дело касается меня то рукой, то локтем, то коленом. Потом мне все труднее переключиться, и это злит.

– Амплитуда движений не должна быть большой, – объясняю я. – Действуй осторожно, не резко, иначе можешь перевернуть шлюпку. Если будешь слушать внутренний голос, все получится.

Он тихо смеется, а я спешу убрать руку и отодвигаюсь, позволив ему попробовать самому. Его тело больше не защищает меня от еще прохладного утреннего ветра, и мне становится зябко. Леандер двигает рычаг и смеется, видя мою настороженность, будто каждую секунду я готова выхватить его. От соли начинает зудеть кожа, я стягиваю перчатки. Он поворачивается, взгляд его падает на тыльную сторону ладоней, и я понимаю, какую ошибку совершила.

– Селли, так ты…

Он бросает румпель и хватает меня за запястье. Резко подаюсь вперед, чтобы удержать лодку. Голова начинает предательски кружиться оттого, что я почти прижимаюсь к Леандеру.

– Хочешь, чтобы мы перевернулись?

– Но у тебя знаки мага!

Ему больше не интересно учиться управлять лодкой, он склоняется и разглядывает мои знаки, а я не могу отодвинуться, потому что должна удерживать румпель. Леандер смотрит так, словно читает карту.

– Такие у взрослого человека я никогда не видел. Скажи, насколько ты владеешь магией?

– Ни насколько. – Мне тяжело говорить об этом. Тонкая нить установившихся отношений с Леандером рвется в одно мгновение. – Я не маг, это просто знаки.

– Так не бывает.

– Но это так. Я не люблю говорить на эту тему, Леандер, выбери другую.

Однако он продолжает, будто не слышит меня:

– Ты была у кого-то в учениках? У Кайри?

– Зачем? Кайри пыталась объяснить, но у меня никогда не было тяги к этому. Она часто говорит…

Слова застревают в горле. Не говорит. Говорила. Я забыла о…

Воспоминания в деталях нахлынули так внезапно, как большая волна, способная вызвать катастрофу и навсегда утащить в пучину.

Кайри больше никогда не зажжет свечу у алтаря. Ее ритуальные флаги сгорели дотла. Помню, на прошлой неделе она штопала свое лучшее платье, хотела сходить в клуб, когда прибудем в порт. Она никогда его не наденет. Платье превратилось в пепел, он давно погребен под толщей воды. Сгорело вообще все, что у нее было, теперь нет на свете ни одной живой души, кроме меня, которая знала бы об этом платье.

Я снова и снова натыкаюсь, как на острый угол, на эти воспоминания. Мой разум до сих пор отказывается понять, что Кайри больше нет.

Мне больно, но я сильнее сжимаю румпель, костяшки пальцев белеют. Поднимаю голову и вижу прямо перед собой карие глаза Леандера. Он смотрит будто сквозь меня. Он явно опечален, но в целом настроен добрее, чем можно было ожидать.

Откашлявшись, он начинает говорить на этот раз тише из уважения к спящему Кигану. Просто удивительно, что тот еще не проснулся от его возгласов.

– Я никогда не слышал, чтобы человек не владел магией, если у него есть знаки. – Он тянет вверх рукав рубахи, чтобы рассмотреть собственные рисунки – самые сложные из всех, что я видела в жизни. Мои же смотрятся уродливыми безжизненными толстыми линиями, а не волшебными знаками.

– Ты будешь учиться управлять лодкой или нет? – спрашиваю я, чтобы сменить тему.

– Нет, – быстро отвечает он. – Скажи, ты можешь вспомнить, не было ли в твоей жизни причины подавить свои способности мага? Нечто невинное на первый взгляд, вызвавшее страх последствий магического ритуала?

Я качаю головой.

– У меня не было травматического опыта в детстве, связанного с ветром и тому подобным.

– Воздух, – бормочет он. – Но это определенно связано с твоим родом. От кого ты унаследовала знаки?

– От матери, она связана со стихией воздуха. Или уже нет, не знаю. Мы с отцом давно не получали о ней вестей.

В глубине души я не раз задавалась вопросом, не заблокировала ли я свои способности, отвергла их в ответ на то, что мать отвергла меня? В мире много людей с сердечными травмами, но ведь все они живут, идут вперед – среди них даже немало магов.

– Ты никогда не говорила с ней о магии?

– Нет. Я же сказала, она отказалась от меня сразу после того, как я появилась на свет. А если вспомнить, как поступил недавно отец, получается, что обоим родителям нет до меня дела. Еще вопросы?

Я намеренно отвечаю резко, надеясь, что это его заденет, и он замолчит. Но нет, он внимательно смотрит на меня и накрывает ладонью лежащую на румпеле руку. От прикосновения опять становится теплее.

Отворачиваюсь не только для того, чтобы посмотреть на парус, но и скрыть произведенный эффект. Без перчаток, с выставленными на обозрение знаками, я ощущаю себя почти голой. Это очень личное, не для всеобщего интереса. И мне надо перестать так реагировать на прикосновения Леандера – это смешно и глупо.

– Расскажи мне о магии, – просит он. – Как это было, когда ты только пыталась?

Внутри все сжимается. Поднимаю глаза – на его лице ничего, кроме предельного внимания. Присматриваюсь – точно, внимание и усталость. Это меня немного успокаивает, заставляет расслабиться.

– Эти знаки были у меня всегда, я родилась с ними, но потом из меня ничего не вышло. Папа старался мне помочь. Сам понимаешь, иметь на корабле мага, который управляет воздушной стихией, очень важно. Он часто повторял, что, будь я магом таким же хорошим, как моряком, меня невозможно было бы остановить.

– Осмелюсь сказать, тебя и сейчас остановить непросто.

– Ну вот, в детстве он возил меня к магам в каждом порту. Все пытались меня учить. – Я краснею, вспомнив, как мне было стыдно из-за постоянных неудач. Что за ребенок? Как такое возможно? Из-за них я чувствовала себя неполноценной неудачницей, но все же продолжала ходить к следующему и следующему, отчаянно надеясь, что у кого-то из них получится.

– Они высказывали предположения о причинах? – спрашивает Леандер.

– Каждый был уверен, что точно сможет помочь, – все, от дамы из большого дома в Петроне до мужчины в хижине Кетоса. В конце каждый из них… ненавидел меня. Смотрел так, словно мои проблемы заразны. Одна дама сказала, что духи не желают иметь со мной дела. Другой выдвинул предположение, что они вообще меня не видят. – Голос срывается, горло опять сжимает, и я закусываю щеку изнутри. Перед глазами всплывает лицо отца, как он смотрел на меня в те годы. Каждый раз все начиналось одинаково – сначала воодушевление и надежда, затем разочарование и тоска.

– Они неправильно поступали, обвиняя тебя, это были их неудачи. – Он сильнее сжимает мою руку.

– Отец долго верил в меня, очень долго. Каждый раз, когда он возвращался из рейса, спрашивал, нет ли новостей. Я, конечно, ждала его, но тряслась от страха, что вновь услышу знакомый вопрос. И от того, что опять ничем его не порадую. – Кошусь на Леандера – выражение его лица остается непроницаемым, и я продолжаю:

– Потом он уже перестал притворяться, что верит в нашу удачу. И купил мне перчатки.