И вот я снова сменила Ученого. Он спит, а я на вахте встречаю рассвет. И поэтому именно передо мной разворачивается любопытная картина – наш принц просыпается. Сначала он переворачивается на спину и зевает. Первые лучи солнца направлены прямо на него, и он раздраженно морщится, пытается отстраниться и натыкается на мокрую спину Кигана. Потом он таращит глаза, и по ним видно, что он начинает медленно все вспоминать. Затем лицо приобретает привычное выражение, а губы растягиваются в ухмылку, похоже, автоматически.

Темные волосы стоят дыбом от соли, взгляд еще неясный по причине непрошедшей усталости, но он выглядит лучше, чем вчера на закате. Киган дал ему голубую рубаху и коричневые брюки. Вещи хорошо сшиты, но простые, ничем не украшены, и в них он совсем не похож на принца. Я стараюсь, но не могу представить его в великолепном наряде на вечеринке среди дворцовой роскоши. Сейчас он кажется мне парнем, который вполне мог стать моим приятелем.

Принц приподнимается на локте и оглядывается. Быстро перевожу взгляд на парус, но, кажется, он понял, что я его разглядывала.

– Доброе утро, – недовольно бормочет он и кашляет.

– Возьми яблоко, – советую я и кивком указываю на лежащую рядом с ним кучку. – Надо попить, но сначала яблоко, оно лучше помогает от соли.

Он тянется, берет одно и садится.

– Спасибо, – кивает, откусив первый кусок.

Какое-то время мы молчим, кажется, как добрые друзья.

– Как думаешь, сколько потребуется времени, чтобы добраться до земли? – наконец не выдерживает он.

Я с шумом выдыхаю.

– Если пойдет так… не знаю, сложно сказать, где мы сейчас и с какой скоростью идем. Просто чудо, что удается ориентироваться по солнцу. Но если повезет и ничего не случится, полагаю, мы будем плыть весь день, ночь и еще день, а в Порт-Наранду доберемся к вечеру.

– Значит, еще полтора дня. Ты спала?

Киваю в ответ.

– Киган меня сменил.

– А мне казалось, он всю ночь пролежал рядом. – Леандер косится на него и улыбается шире. – Кажется, он состоит из одних острых локтей.

– Именно эти локти и позволили тебе проспать всю ночь, принц. – Я надеюсь, он поймет, что я хочу его подразнить, и на лице его опять появится широкая улыбка – она так помогает немного отвлечься и забыть о горе, ледяной рукой сжимающем горло. К сожалению, он воспринимает это как укор и молчит еще некоторое время – успевает набежать не одна волна.

– Еще и в этом я виноват, – тихо бормочет он.

– Почему он тебя не любит? – спрашиваю я. – В отличие от всех остальных?

Леандер фыркает.

– Только не Уоллеслии. Ему досталось в школе, хотя я в этом не участвовал. Но и не прекратил это, хотя мы оба знаем, что мог. – Он ползет ко мне на корму и садится рядом. – Я все время об этом думаю. Ведь всего два дня назад он полагал, что так удачно все решил, думал, что скоро попадет в Книгохранилище, сбудутся его мечты об учебе. Всего день назад он думал, что случайно столкнулся с парнем, которого недолюбливал в школе. Что из-за него придется задержаться, может, даже опоздать к началу семестра. Ему и в голову не приходило, что его жизнь будет под угрозой. И как ужасно все закончилось. Он спас нас, даже управлял шлюпкой, которая везет нас в порт врага, и скоро он проснется и сделает, вероятно, еще что-то неожиданное для себя.

– Как думаешь, почему он так поступает? – Я изучаю черты лица Кигана, бледная кожа уже порозовела от солнца. – Он производит впечатление человека, который развалится, если попадет под ливень. Откуда в нем такая сила?

– Хотел бы и я знать, – задумчиво произносит Леандер. – Может, он из тех, кто всегда готов делать? Готов пробовать?

– Разве у него есть выбор?

– Всегда есть вариант ничего не предпринимать, – многозначительно произносит он. – У меня это отлично получается.

Сейчас никто из нас не может позволить себе такую роскошь, как безделье. И не только потому, что нужно держать курс. Мы – крошечная точка в огромном, неспокойном море, нам нельзя думать о том, из-за каких событий мы оказались на «Крошке Лизабетт».

Мы молчим, я не спускаю глаз с паруса, после каждой новой волны корректирую курс, а принц хрустит своим яблоком.

– Все монеты отдал бы, чтобы узнать твои мысли.

– Мне казалось, последнюю ты бросил духам огня.

Он наклоняет голову и откровенно меня разглядывает. Затем медленно откусывает яблоко. Еды у нас совсем мало, но Киган не виноват, что ничего не нашел. На камбузе почти ничего не осталось, да и это надо было еще дотащить до шлюпки по воде.

– Я думаю о яблоках, – говорю я, и горло опять сжимает от боли.

– О яблоках?

– Я вот думаю, после того, как выбросили за борт весь провиант, кто-то должен был каким-то образом вернуть обратно два бочонка с водой и эти яблоки на случай, если кому-то из команды удастся спастись. Пусть они и были смелыми, пусть ждали смерти, когда стояли перед той девушкой, но кто-то все же надеялся выжить. Кто-то надеялся, что по какой-то причине его помилуют и выход найдется. Они не хотели умирать, надеялись уцелеть.

– Никто не должен был расплачиваться своей жизнью, – сдавленно отвечает Леандер. – На кораблях королевского флота были мои друзья. Мы вместе выросли. Я лично пригласил половину из тех, кто должен был якобы меня сопровождать; они думали, что едут со мной в путешествие. И были бы удивлены, узнав, что меня на борту нет. Они были моими друзьями…

– Я понимаю, – тихо говорю я и вспоминаю девушку в серебристо-синем платье, которая танцевала на палубе, когда мы лежали на ящиках и смотрели на них из-за цветов. Она была молода и полна жизни, радовалась, хотя я и осуждала ее тогда именно за это неуместное веселье. Сейчас я благодарна богам, что она так проводила свое время.

– Будь у меня хоть смутное подозрение, что подобное развитие событий возможно, я бы…

– Я все понимаю.

Как, он говорил, ее зовут? Вайолет.

– И еще твоя команда. Твой корабль был торговым.

– Да, – отзываюсь я.

Потом мы снова молчим, и тишину нарушает только шум волн.

– Я познакомился с Кайри и Ренсой. И еще Абри. А как звали мужчин?

– Джонлон, – шепчу я. – И Конор. Сколько себя помню, они работали на отца.

– Мне очень жаль, что они погибли, Селли. Я бы все сделал, чтобы это изменить.

Сейчас кажется невероятным, что парень передо мной стал причиной такой катастрофы. Но теперь изменилась и я, на многое смотрю иначе, со стороны, словно опять забралась в «воронье гнездо» на мачте.

Мне известно, как континент выглядит на карте. Я часто водила пальцем по бумаге, прослеживая маршруты кораблей отца. Карты и лоции[14] я изучала с детства, даже ходила на «Лизабетт» на самые южные острова, но тогда была слишком мала, чтобы запомнить увиденное. Мой мир был, однако, всегда ограничен палубой корабля. Иногда он увеличивался на время и включал кусочек города, где мы сходили на берег.

Я отлично различаю запах древесины, смолы и соли, но не отвратительную вонь предательства и крови.

К сожалению, слишком поздно я поняла, почему Ренса старалась вытолкнуть меня за пределы моего маленького мира, хотела научить меня смотреть на жизнь шире. Но у нее не получилось, потому что я отчаянно отказывалась что-то менять. Мне было суждено увидеть волны, которые подняла тонущая «Лизабетт», и это не единственное, что изменилось в жизни.

– Это не твоя вина, – тихо говорю я, сжимая самодельный румпель[15], хотя перчатки уже гнутся с трудом.

Он поднимает голову и задерживает на мне взгляд.

– Вина огромна, и лежит она на мне. Не будь меня на борту…

– Нас бы все равно уничтожили как свидетелей.

– Если бы я отправился совершить жертвоприношение вовремя, в тот момент моих кораблей там бы не было.

– Леандер, замолчи.

Он подчиняется и смотрит на меня своими темными глазами, губы сжаты, чтобы сдержать слова, которые готовы были вырваться.