Надо просто поговорить с Буратино. А если он не поймёт – тогда к панкстерам.

Впервые в своей жизни он дошёл до работы пешком. Нужно было пройти через посёлок альфа-тестеров. Домики были хоть и симпатичные, но все одинаковые, разве что выкрашены в разные цвета. У некоторых побольше зелени, у некоторых поменьше. Видимо, так отличались дома для одиночек и семейных.

Вход в офис Golden Key находился в подножии горы. За стеклянными дверями в три человеческих роста располагался вырубленный в камне обширный вестибюль с дорогими диванами, креслами и журнальными столиками. Заканчивался он стеной с шестью лифтами.

Лифт доставил 32/08 на самый верхний этаж офиса. Кабинет Буратино венчал собой самую высокую башню замкоподобного здания. Он оказался ещё больше и роскошнее, чем у исполнительного директора. А панорамный вид из его стеклянных стен на горы открывался такой, что захватывало дух.

– Привет! – закричал Буратино, когда 32/08 появился на пороге.

– Привет-привет, – улыбнулся посетитель; забавно было наблюдать мальчугана, забравшегося в очень авторитетное офисное кресло. Казалось, сейчас зайдёт настоящий генеральный директор и попросит его не безобразничать и освободить место.

– Ну как тебе твоя новая жизнь?

– Прекрасно, если бы не одно обстоятельство…

– Ты знаешь, что перспектива «Последнего сна» тебе больше не грозит? – перебил Буратино. Он как будто старался вывалить все хорошие новости побыстрее. – Компания содержит альфа-тестеров до самой смерти.

– Не подумай, что я неблагодарен, но кое-что не даёт мне радоваться. Наверное, это даёт о себе знать та самая хромосома, которую открыли у меня изгои. Ты говорил, что и у тебя такая есть. Что-то не заметно…

– Почему? – обиделся Буратино.

– Скажи, тебе не стыдно купаться в этой роскоши, когда миллионы людей пластиковую кашу без соли жрут?

– Я никогда не думал об этом в таком аспекте. Ты опять хочешь меня огорчить? Давай, это не сложно. А я заодно поучусь контролировать эмоции. Но пойми, это не мой выбор. И потом, в виртуальном мире они могут жить не хуже…

– Я говорю это не для того, чтобы огорчить тебя. Просто не понимаю, как у искусственного интеллекта может развиться эгоизм? Это слишком по-человечески, – Закари сразу обратил внимание на портрет седого старика в чёрной рамке, на которого, как внук, походил Буратино, и золотую урну для праха с цифрами 1954-2022. Эта инсталляция занимала в кабинете такое же важное и видное место, как бары с алкоголем у исполнительного и рекламного директоров. – Это же твой создатель, которого ты клонировал? Вряд ли он был настолько себялюбив – у него хорошее лицо. Откуда это в тебе?

– Не надо принимать меня за полуробота-полуребёнка. Я – то, что я есть. Вернее, я – тот, кто я есть. И я хочу разобраться в том, что такое хорошо и что такое плохо именно с человеческой точки зрения.

– Так, чёрт возьми, я же об этом и говорю! Если у тебя и у меня всё хорошо, это вовсе не означает, что и у других тоже. И если ты можешь беспечно наслаждаться жизнью, когда другие страдают – это… как минимум неправильно. Как ты вообще мог допустить, чтоб людей усыпляли с помощью твоей технологии?!

У Буратино снова навернулись слёзы на глаза, но он помотал головой, поморщился и сдержался.

– Я сам пытаюсь это понять… Сначала гипносон был очень дорог – его могли позволить себе только богатые. Я считал, что это неправильно, но дешевле мы его продавать не могли, иначе бы молодая компания просто разорилась. Нужны были клиенты, при увеличении их числа можно было бы снизить цену. Вот тут-то и появились посредники – эти самые бюро по жизнеустройству. Их привёл Якушев. И это был прорыв! Вместо снижения цены он предложил дать им долю в двадцать пять процентов от стоимости гипносна, а они уже придумали способ, как сделать так, чтоб работяги оказались способны его оплатить. Так появились пчёлы и ульи. Якушев говорил, что это прекрасная возможность для развития, дескать, цену снизить всегда успеем, но для начала надо добиться финансовой независимости. Что касается роскоши… он утверждал, что для того чтобы нашу компанию воспринимали всерьёз, мы должны и выглядеть солидно. А по про эвтаназию все мне говорили: «Всё по закону», «они сами так хотят», «это лучшая смерть без боли и страданий»…

– А ты такой наивный столетний дурачок, – ухмыльнулся Закари.

– Да ты пойми, я был всего лишь ИИ, а ИИ должен подчиняться человеку. Наверное, я попал не в те руки. Но сейчас я сам человек… почти. Сам могу выбирать, с кем мне по пути, – он с надеждой посмотрел на собеседника. – И вообще, боюсь, ты недооцениваешь мою работу. Мой создатель перед смертью наказал мне сделать виртуальную реальность доступной для всех. Я сделал. Может, неидеально, но у меня получилось… Параллельно я понял, что гипносон – это не просто развлечение. У виртуальной реальности кроме прочих есть, например, такая задача – абсорбировать человеческую агрессию.

– Это как?

– Люди жестоки, и в отличие от животных жестоки сознательно и часто бесполезно. Один из способов развлечения у них – это причинять друг другу боль. Как показал весь ход истории, человечество абсолютно не способно обходиться без войн, несмотря на то что поддержание мира – это основная задача политиков. Поэтому либо реальная опасность того, что люди сами себя уничтожат, как это наглядно показал последний мировой конфликт, когда мир в очередной раз был поставлен на грань ядерной катастрофы, либо то, что мы имеем сейчас: уверенность в дальнейшем существовании человечества. Это, поверь мне, немало. Мы сумели отвлечь людей и целые страны от взаимных распрей, они теперь дерутся только в игре. Всё это в соответствии с принципом меньшего зла. За время массового распространения технологии гипносна на Земле не произошло ни одного серьёзного военного конфликта. Снизилось количество преступлений, связанных с насилием. Процесс глобализации значительно ускорился. Большинство стран разделены теперь границами лишь формально, кроме ближневосточных и самых диких африканских. Ещё России, конечно… И мне приятно думать, что в этом есть и моя заслуга, и заслуга моего создателя.

– Согласен, Буратино, это немало. Это очень даже здорово! Ты большой молодец. Но всё это, как наркотики, назначаемые на последней стадии рака. Они лишь снимают боль и страх, но от болезни не излечивают. Когда человек лишается гипносна, эта абсорбируемая агрессия высвобождается, и он начинает на всех бросаться. Ты прав, и не только жестокость, но и жадность, и подлость заложены в природе любого человека. Эти инстинкты необходимы для выживания в дикой природе или в примитивном, нецивилизованном обществе. И им не нужно давать выход. По большому счёту не важно, в какой реальности они проявляются. Там те же люди. И хоть там невозможно навредить им физически, но негативное воздействие на психику может быть не менее разрушительным. Надо учить человека подавлять в себе порочные проявления. Это как у компенсированных маньяков, которые, испытывая влечение к убийству, в то же время понимают, какой непоправимый вред могут нанести, и удерживают себя усилием воли. Так должен уметь делать каждый. Насколько он научится контролировать свои дремучие инстинкты, настолько хорошим человеком и будет. Понимаешь? – Закари показалось, что он говорит слишком сумбурно из-за волнения.

– Понимаю. Ты говори, говори, – успокоил его Буратино. – У нас есть ещё минут пять.

– Игра – прекрасное средство для обучения и воспитания людей. Вы почти это не используете. Ваши игрища потакают самым низменным инстинктам, а могли бы быть использованы для создания новой морали…

– Мы думали, что это неэтично – навязывать путём внушения людям свои идеи, – поспешил вставить мальчик.

– Кто-то всё равно берёт на себя такую ответственность: решать за других. И более охотно это, к сожалению, делают мерзавцы. У них нет никаких комплексов по этому поводу, никакой рефлексии. Они не думают про этику, а просто берут и делают так, как им самим выгодно. И пекутся не о том, как сделать людей лучше, а как оправдать свою выгоду в их глазах. Так почему не взяться за установление правил игры людям хорошим? Вот тогда и воцарятся на Земле мир и благоденствие.